криво усмехнулся:
— Эльфийские фразочки, Джи. Эльфы ненавидят людей…Как ты можешь рассуждать, как они? Ты хоть помнишь, кто такая ты сама? — на Летодора вдруг накатила обида. — Со смертью не шутят… Ты даже представить себе не можешь, сколько смертей я повидал на своём пути! Бессчётное множество! — прорычал он с такой злобой, как будто в этом была виновата его собеседница. — Поначалу кажется, что всё правильно, что можно безнаказанно кромсать и резать, но потом… Потом понимаешь… — он болезненно поморщился. — Понимаешь, что каждая отнятая тобою жизнь меняет нечто и внутри тебя. Безвозвратно. Словно вместе с твоим врагом смерть забирает и частицу тебя. Такова цена за это. Уплатив, ты начинаешь ценить каждую отдельно взятую жизнь… как собственную…
— Ах, эльфийские фразочки? — процедила сквозь зубы Джиа, резко высвободившись из его объятий. — А ты даже не представляешь, в каком мире, в каком загубленном, умирающем мире родилась я. Ты не видел этих людей. Ты не видел того, что они сотворили со своим домом и друг с другом. Ты даже не представляешь, что значит жить в мире, где нет деревьев, нет неба и солнца, нет дня и ночи! В мире, у которого нет даже воспоминаний об этом!
Летодор остолбенел. Смысл слов Джиа не сразу, но постепенно доходил до него. Очень медленно слова девушки обретали плоть смысла. Словно любимая и позабытая детская сказка, в которую так хотелось верить когда-то, вдруг оказалась реальностью.
Разумеется, он читал о Бурях, которые жестоко потрясли их мир много столетий назад и открыли с тех пор врата в другие пространства. Слышал он кое-что и о странниках, блуждающих между мирами.
Его мастер предполагал, что этими странниками могли стать и истинные, так называемые рождённые ведьмаки и ведьмы, обладающие достаточной магической силой и знаниями, чтобы путешествовать в другие вселенные. Где-то глубоко в душе ведьмак мечтал, но даже представить не смел, что может встретить кого-то из подобных существ.
Мужчина стоял, как громом поражённый и глядел на Джиа. В призрачном свете убывающего лунного серпа глаза его прекрасной и загадочной спутницы сверкнули злыми слезами.
— Да, ты прав: я понятия не имею, кто я такая, — с отчаяньем простонала она. — Я знаю, что у меня человечьи уши, — и это всё, что я о себе знаю…
— Ты что же, — с трудом проговорил Летодор. — Ты не из этого мира? Ты — странница?
Девушка отёрла глаза тыльной стороной руки, шмыгнула носом и отвернулась.
— Ну с чего ты взял? — прошептала она. — Я же это… в переносном смысле. Да. И не советую болтать об этом. Если не хочешь, чтобы нас обоих ликвидировали…
— …В твоём мире нет деревьев и солнца? — с ужасом повторил ведьмак. — Как же это…
— А вот так, — прошептала Джиа. — Люди… Это люди уничтожили почти всё живое вокруг, отгородились куполом, создали искусственную среду…
— …А ты?
— А я смогла убежать, — она скрипнула зубами. — Поменяться телами с кем-то… Понимаешь? Но никто не должен знать. Я и без того сказала тебе слишком многое. Но это всё. Разговор окончен.
— Я понял, — тихо ответил Летодор. — И обещаю, что твоя тайна умрёт вместе со мной. А ты, — он нахмурился, — и правда не знаешь, кто ты?
— Я не знаю, — вздохнула она.
Ведьмак приблизился к девушке и крепко обнял её. Пусть так. Пусть всё будет как будет, решил он. Если она искренне верит, что должна защитить мир, то он защитит её и не задаст более ни одного вопроса.
Джиа было страшно, и в то же время словно стало легче дышать, как будто тяжкий груз свалился с её плеч. Сама того не желая, случайно, со злости, она выдала ведьмаку свой самый большой секрет… Теперь Летодор знал её страшную тайну. Знал — и всё равно обнимал. И больше не нужно было врать и придумывать.
Джиа вдруг показалось, что идея о «вдвоём» не так уж и плоха.
7. Подготовка
…Мою любовь пусть море поглотит.
Скалою станет сердце,
Лоно — смерти колыбелью.
В глазах иссохнут слёзы.
Лишь сон — любовь моя.
Айшара Рамле (9811 год от первой Бури)
Прохладные плиты под её ногами складывались в сложные узоры. Медленно ступая по мраморным лозам, цветам и колосьям, девушка глубоко вдыхала полюбившийся ей с детства аромат бумаги. С каждым шагом она всё отчётливее различала в нём новые оттенки старинных пергаментов, каменной, деревянной, глиняной, даже костяной пыли и ещё неизвестных ей материалов, напоминавших по запаху сухие листья, жжёные волосы и, кажется, яичную скорлупу.
Сердце девушки трепетало сильнее, чем если бы она шла по золочёным полам царской сокровищницы. Ей казалось, что она находится в самом центре огромного древнего существа — в его сознании, где содержатся все тайны этого мира!
На мгновение Джиа ощутила зависть. Как, должно быть, счастлив Алем Дешер, имея возможность изо дня в день прикасаться к этим знаниям, умея читать и понимать языки, на которых написаны все эти книги. Ах, если б вдруг не осталось злодеев, жаждущих увеличить свою силу за счёт крови невинных, она бы и сама затворилась в стенах библиотеки, учила языки и читала книги!
Но затем Джиа вспомнила о прекрасном мире, которого она не знала до тринадцати лет и который ещё не успела толком рассмотреть, и посмеялась над своей детской завистью. Возможно, Алем Дешер и владел множеством языков, но он не видел даже болотных черепах, живших в лесу по соседству. Да и сама Джиа не узнала ещё столько всего на свете! Она не видела кенгуру и слонов, драконов и единорогов.
Девушка усмехнулась. Учёный муж был образован и опытен в определённых, ещё недоступных для неё самой областях, но ему явно не хватало некоторой сообразительности. Этим вечером он раскрыл перед ней списки ценнейших поэтических произведений. И, легкомысленно похваляясь коллекцией редких книг, намекнул, где находятся тайники с самыми значительными экземплярами и прочими важными документами. Мужчина заслужил поощрение с её стороны, но, обладая навыками и знаниями о тонком строении женских тел и чувств, явно недооценил навыки и знания Джиа, необходимые при её специализации.
Если бы Алем Дешер знал, сколь открыто и беспомощно тело живого существа во время объятия, он навряд ли бы позволил себе нежности с малознакомыми девушками. Но библиотекарь не знал и теперь, проснувшись с утра, даже не вспомнит, что именно с ним приключилось. Некоторые ласки, которыми владела Джиа, лишали её жертву не только сознания, но и краткосрочной памяти.
Тёмные лабиринты коридоров, освещаемые тусклым светом масляного фонаря, вели Джиа
