Тобиасу было пятнадцать, а Теду тринадцать, и он уже сравнялся со старшим братом ростом и силой. Теду лучше давался хоккей, но в семье старались этого не замечать, чтобы не расстраивать Тобиаса. Дело было не в генетике и не в талантах, просто Тобиас относился к хоккею спокойно, его интересовали и другие вещи: девчонки, вечеринки, компьютерные игры. Тед жил одним хоккеем. В те дни, когда у него не было тренировок, он часы напролет лупил шайбой в стены подвала либо тренировался на площадке у въезда в гараж. Тобиаса иногда приходилось выталкивать на тренировки, а Теда невозможно было оттуда вытащить. Как только озеро покрывалось льдом, он каждое утро сгребал с него снег, чтобы успеть до школы поиграть в хоккей с другими мальчишками.
– Пап, дорогу расчистили? Завтра будет тренировка? – спросил он с блеском в глазах.
– Да, теперь все в порядке, – кивнул папа, усталый и довольный.
– Мы что, правда будем тренироваться в этом чертовом Бьорнстаде? – спросил Тобиас.
Тесс тут же ответила:
– Ты тупой? Наш дворец видел? Там крыша полностью обвалилась!
Йонни бросил на дочь благодарный взгляд – она все чаще приходила на помощь и выполняла роль справедливого взрослого.
– Пожалуйста, не называй брата тупым, – прошептал он.
– Прости. Тоббе, ты у нас светлая голова! – поправилась она.
– Это еще что такое? – подозрительно спросил Тобиас.
Папа смеялся до тех пор, пока Тюре вдруг не воскликнул:
– Мы будем тренироваться в Бьорнстаде, потому что наш дворец – полное дерьмо!
Тесс одернула его, а Тюре удивленно настаивал на своем:
– Папа сам так сказал!
Йонни потер кончиками пальцев задергавшийся лоб.
– Я… не это имел в виду, парень. Просто был слегка зол, когда говорил по телефону.
Мягко сказано, подумали дети, а Тед неожиданно повысил голос:
– Наш дворец и правда дерьмо. В Бьорнстаде в сто раз лучше. Ты в курсе, что у них есть хоккей для дошкольников? И гораздо больше времени для тренировок.
Йонни ожесточенно переворачивал шницели на сковородке, так что кипящее масло брызгало ему на руки, но он не чувствовал боли. Все, что нужно Теду, – время для тренировок. С каждым годом его команде приходилось все чаще сражаться за это время с другими командами, фигуристами и сеансами массового катания, которые коммуна норовила втиснуть в расписание каждые выходные. Что же будет теперь?
– Хоть бы кто-нибудь взорвал этот чертов Бьорнстад, – пробормотал Тобиас.
Поскольку он был двумя годами старше Теда, то уже встречал бьорнстадских парней на вечеринках и испробовал их кулаки.
– ТОББЕ!!! – рявкнула Тесс, снова придя на помощь.
– А что? В Бьорнстаде нас ненавидят. А мы ненавидим их. Зачем врать?
– Хватит, Тоббе, никого мы не ненавидим, – покривил душой отец.
– Ты сам так сказал, пап!
– Ну, разве что… только в хоккее… во время игры… – попытался выкрутиться Йонни.
– Так мы и играем в хоккей!
На это Йонни возразить было нечего. Прав чертенок.
– Как думаешь, завтра мы увидим, как тренируется основная команда? – вдруг с надеждой спросил Тед.
– Не знаю, будет ли там основная команда Хеда… – не понял его Йонни.
– Он имеет в виду команду Бьорнстада, – осторожно пояснила Тесс. – Хочет увидеть Амата.
– Амата? Он играет не в том клубе! – выпалил Йонни.
– Он будет играть в НХЛ!!! – воскликнул Тед с упрямством, на которое способен только тринадцатилетний подросток.
Йонни бы следовало промолчать, но он, горячо пожалев о том, что Ханна моется в душе, а не сидит рядом и не пихает его ногой под столом, высказал вслух все, что вертелось на языке:
– Амат? В НХЛ? Да его даже не задрафтовали! А разговоров-то было, всю весну талдычили, что их Амат будет лучшим игроком в мире! И что в итоге? А ничего! Вернулся домой, и теперь у него, видите ли, «травма». Может, его немножко переоценивают, как и весь Бьорнстад?
Йонни возненавидел себя еще до того, как закончил свою тираду. Ханна говорила, что иногда хоккей будит в нем худшие качества, но это была неправда. Худшие качества в нем будил только «Бьорнстад-Хоккей». Тобиас язвительно засмеялся:
– Да этот Амат, черт побери, худший игрок!
– Он будет играть в НХЛ! Игроки Хеда в подметки ему не годятся! – упрямо проворчал Тед.
– Да ты прямо души в нем не чаешь, – ухмыльнулся Тобиас, и в ту же секунду вспыхнула драка, несмотря на то, что их разделял весь стол. Тесс пыталась разнять их, Тюре подначивал.
Йонни оставил сковороду и кинулся к дерущимся. Ханна слышала весь разговор из душа на верхнем этаже и подумала, что при всем этом Йонни считает чувствительной ее, а не себя. Да уж.
Снизу донесся отцовский вопль:
– ХВАТИТ!!! Я тут еду готовлю, а вы… ТОББЕ!!! Сейчас же прекрати и попроси у брата прощения! Если еще раз подеретесь, Тоббе, про компьютер можешь забыть. А ты, Тед, завтра останешься без тренировки!
Это сработало мгновенно, мальчики успокоились, особенно Тед. Тесс снова закатила глаза. Йонни уже подумывал о том, не отпустить ли хорошую шутку, чтобы развеселить Тюре, единственного человека в семье, который все еще ценил его юмор, но не успел, – телефон Тесс завибрировал, пришло сообщение. Потом еще одно. Вскоре зажужжал телефон у Тобиаса. И наконец, у Теда. Заглянув в телефон через плечо Тесс, Йонни увидел картинку, которую пересылала друг другу вся школа. Знак с названием Бьорнстада на лесной дороге со стороны Хеда обмотали зелеными шарфами, а снизу повесили большой кусок листового железа, на котором из баллончика вывели: «НАШ ДВОРЕЦ – ТОЛЬКО НАШ!!! ВАЛИТЕ ОТСЮДА, ХЕДСКИЕ ШЛЮХИ!!!»
Завтра по этой дороге поедут все детские и молодежные команды Хеда, самые юные игроки – ровесники Тюре, и всех их будет встречать эта надпись. Тесс стерла картинку. Йонни ничего не сказал, но ему очень хотелось позвонить одному из журналистов местной газеты, который нахваливал распрекрасный «Бьорнстад-Хоккей» и его расчудесную «новую систему ценностей», и спросить, это ли он имел в виду. Они продолжили есть в молчании, наконец Тесс многозначительным жестом попросила Тобиаса отложить телефон, тот послушался, но не упустил случая высказаться:
– Ну что, теперь вы мне верите? Разве я был не прав? Они нас ненавидят!
На этот раз никто с ним не спорил.
33
Вернувшиеся
“Людей обмануть легко. Они так любят верить в разные глупости, что, если поднапрячься, их можно заставить поверить в любую ерунду”.
Так говорила Адри Ович своему младшему брату много лет назад, после того как их отец взял ружье и отправился в лес, а дети постарше с их улицы пустили слухи о том, почему он так сделал. Слухи, разумеется, были один хуже другого, начиная с
