class="p1">В конце весны оказалось, что Лев был прав. Фатима открыла дверь и увидела на пороге Петера Андерсона. Прежний спортивный директор выглядел таким жалким, когда, осторожно выбирая слова, произнес: «Не хочу вмешиваться, Амат, но…» Амат тотчас его перебил: «Вот и не надо!» Петер покосился на Фатиму, но та не осадила сына, – может, она знала, что это бесполезно, а может, думала, что он прав.
Глубоко вздохнув, Петер предпринял последнюю попытку: «Не знаю, что тебе наговорили. Что пообещал тебе этот… Лев, но… я звонил одному агенту, Амат. Мне кажется, тебе надо с ним потолковать. Еще я звонил скауту одного из клубов НХЛ, это старый хоккеист, мы когда-то вместе играли, он давно этим занимается, Амат, и… я не хочу тебя обидеть… но он сказал, что ты окажешься в хвосте. В шестом или седьмом раунде. Возможно, сто восьмидесятым номером или как-то так».
Амат фыркнул: «Спасибо, что верите в меня!» Петер очень расстроился. «Я просто хотел сказать, что… те, кого оставили на потом, часто не доходят до интервью. Просто не хочу, чтобы ты ехал в такую даль и вернулся ни с чем. Может быть, тебе лучше остаться, подлечить травму и потренироваться здесь? Они пригласят тебя на драфт в следующий раз, если ты будешь хорошо играть, а пока понаблюдаешь за тем, как проходит драфт, в интернете, я верю, что ты…»
Глаза у Амата почернели. «Разница между этими агентами и Львом в том, что он верит в меня настолько, чтобы купить билет на самолет и оплатить гостиницу!» Петер растерянно поморгал и сдался. Но, уже повернувшись к выходу, передумал: «Хорошо, Амат. Ты взрослый мужчина. Поступай как знаешь. Но… можно дать тебе последний совет?» Амат пожал плечами. «Когда приедешь в гостиницу, иди в спортзал. А по утрам как следует завтракай. Скауты очень за этим следят. Кто набивает брюхо пончиками и газировкой, а кто относится к питанию ответственно. Если они видят, что вечером накануне драфта ты тренируешься, а не играешь за компьютером и не сидишь в баре, то понимают: ты готов на многое, чтобы стать лучшим».
Амат молча закрыл за Петером дверь. На следующее утро он проснулся от того, что к ним постучали, – на пороге стоял курьер, который привез посудомоечную машину с запиской: «Это не подарок! Скажи маме, что отдашь с первой зарплаты в НХЛ. Лев».
Мама, конечно же, стала причитать, что это слишком, ей всегда казалось, что она ничего не заслуживает, но все же она приняла подарок, потому что видела, как это важно для Амата. «Когда я вернусь, ты получишь дворец», – пообещал он, и мама поцеловала его в щеку и прошептала: «Вот еще. Обо мне не думай!» Но он был ее сыном и остановить его было нельзя.
Только в аэропорту Амат понял, что Лев не полетит с ним через Атлантику. «Таким, как я, не дают визы. Понимаешь, у меня криминальная внешность, а они любят заносить таких, как мы, в черный список, да? Не волнуйся, у меня там есть друг, да? Мы все устроим! У тебя будет интервью с лучшими командами. Думаешь, они бы назначили тебе интервью, если бы отодвинули тебя на шестой-седьмой раунд? Не слушай Петера! Он не хочет, чтобы ты стал круче его, потому что тогда тебе больше не надо будет его благодарить, он потеряет власть над тобой, да?»
В аэропорту Амата встретил друг Льва, нервный мужчина среднего возраста, державший в руках табличку, на которой было с ошибкой написано его имя. Амату пришлось заплатить за такси, а друг за всю поездку не отрывал взгляда от телефона и только возле ресепшена бросил: «До завтра!» Вечером Амат так нервничал, что чуть было не опустошил содержимое мини-бара, но под конец вместо этого отправился в спортзал. Он поднимал самый тяжелый вес, на который решился, и ликовал, чувствуя, что запястье совсем не болит. Спустя час в зал вошел крепкий поджарый мужчина лет шестидесяти и стал тренироваться на беговой дорожке, не обращая внимания на остальных, но уходя, он внезапно кивнул Амату и сказал: «Good luck tomorrow, kid»[5]. В конце концов, Петер был в чем то прав.
Наутро в номер постучал друг Льва и попросил у Амата денег на оплату уборщицы. Когда Амат спросил, почему он должен платить за уборку, тот сказал: «Ты что думаешь, нас пустят в гостиницу, где проводят интервью большие команды, если мы не дадим взятку?» Амат запинаясь ответил: «Лев сказал, что вы уже договорились об интервью…» Друг закатил глаза: «Лев сказал, ты звезда, а ты рассуждаешь как избалованный юнец! Мы идем дальше или нет?» Амат неохотно последовал за ним в большую гостиницу, друг исчез, и Амат несколько часов прождал его в вестибюле. Друг так и не вернулся. Амат провел там весь день. Под конец появился мужчина из спортзала, одетый в дорогой костюм, но на Амата он даже не посмотрел. Он был занят другими игроками и их родителями, излучавшими самодовольство и уверенность, думавшими, что им принадлежит весь мир. Ближе к вечеру мужчина в костюме вернулся один, подошел к Амату и посмотрел ему прямо в глаза.
«Amat, right?» – спросил он. Амат в страхе заморгал, думая, что его сейчас выставят из гостиницы, но вместо этого мужчина сказал: «Do you have time for interview?»[6] Амат растерянно кивнул, онемев от удивления, что Льву удалось все устроить. Мужчина кивнул ему на коридор, который вел в конференц-зал, где сидело много мужчин, все они были из лучших клубов лиги. Голова у Амата кружилась, руки тряслись, английский сбивался, но он старательно отвечал на все вопросы. Хоккеем мужчины интересовались гораздо меньше, чем он ожидал, зато, к его большому удивлению, знали все о его личной жизни: спрашивали, каково ему было расти без отца, какие у него отношения с товарищами по команде, почему он не играл в последних матчах сезона. Амат вспотел, ему казалось, что он на допросе в полиции, и только когда они закончили, мужчина сказал: «Send my best regards to Peter Anderson, alright? We’re old friends. He told me to keep an eye out of you»[7]. Другие мужчины уже стали перебирать бумаги и заговорили о другом игроке, а с Аматом даже не попрощались. Моргая в пустоту, он встал и, раздавленный, на дрожащих ногах вышел из зала. Его пригласили только из одолжения Петеру. Лев и его друг пытались подкупить полгостиницы, чтобы ему назначили интервью, а Петеру достаточно было позвонить из Бьорнстада. «Лев прав, – подумал Амат. – Это их игра и
