санатории после сообщения ТАСС от 14 июня, всё-таки вырвались на концерт «своих» ребят. И стали свидетелями того, как, загрузив инструменты в полуторку и проводив остальных членов музыкального коллектива, Аркаша Шварц и Клава Рыжова, держась за руки, пошли вдвоём в сторону Крымского моста.
— Может, не будешь им портить это утро? — сжалилась над счастьем ребят супруга. — Коля, оставь ему текст песни в общежитии.
Так и сделали, с трудом поймав такси и заехав по дороге домой в общагу, где обитал Шварц. А приехав к себе на Маросейку, уселись напротив друг друга на кухне, хлебая чай. Причём, Демьянов, руки которого подрагивали от волнения, пил его из огромной глиняной кружки, купленной специально для него.
— Может, всё-таки обошлось? — с последней надеждой в глазах робко прервала молчание Кира.
Николай мотнул головой.
— Румянцев вчера подтвердил прохождение сигнала о начале войны. После этого, даже если бы кому-то очень захотелось, остановить её уже невозможно.
— А вы чего не спите? Солнце уже встало! — увидев «по уличному» одетых дочь и зятя на кухне, удивилась «ранняя пташка» Анастасия Кирилловна.
Николай уже собрался с силами, чтобы вымученно улыбнуться и произнести «что-то не хочется», но его опередила жена.
— Мама, война началась.
— Какая война? Когда? — опешила тёща.
— Большая. Тяжёлая. Два часа назад.
— Коля, она это серьёзно? — бессильно опустилась на первую попавшуюся табуретку мать Киры.
Демьянову осталось только кивнуть. Испуганное «ах» тёщи заглушила трель телефонного звонка.
— Наверное, из наркомат, — дёрнулась Кира, но попаданец остановил её движением руки.
Нет, не из наркомата.
— Николай Николаевич, что это значит? Мы с Клавой… То есть, я прочитал текст песни, который вы оставили на вахте. Нас же… нас же арестуют, если мы такое исполним!
— Не арестуют, Аркадий. Уже не арестуют. Слушай в двенадцать часов дня по радио заявление советского правительства. Обязательно слушай! И запоминай, как должна звучать эта песня.
— Но это значит…
— Это значит, что около двух часов назад, когда вы с Клавой гуляли по утренней Москве, на Советский Союз совершено нападение нацистской Германии. И песня, которую вы должны будете сегодня вечером исполнять на Белорусском вокзале для красноармейцев, уезжающих на фронт, призвана поднять их боевой дух и решимость дать отпор агрессору.
— Но если вы дали нам указание выучить её ещё четыре… Нет, уже пять дней назад, то это значит… Значит вы знали заранее?
— Знал. Все, кому нужно было это знать, знали. Аркадий, иди спать! Тебе сегодня ещё выступать, и у вас с Клавой совсем мало времени.
— Ты не поторопился, рассказав ему обо всём? — засомневалась Кира.
Николай только отрицающей мотнул головой. И тут же телефон зазвонил снова.
— Румянцев, — послышалось в трубке. — Звонили из наркомата, подтвердили, что началось.
— Подробности какие-нибудь есть?
— Коля, какие подробности? Слава богу, вообще информация прошла по каналам! Бойцы ОМСБОН в последние три дня с ног сбились, предотвращая диверсии на линиях связи. В общем, к восьми утра будь на рабочем месте.
41
В слабом свете фонаря серые фигурки немецких солдат, бегущих короткими перебежками по железнодорожному мосту, заметны не очень хорошо. Даже если ждёшь их появления.
— Давай! — шепчет старший лейтенант Васильев, и старшина Возничий плавно нажимает на спуск.
Негромкий хлопок, металлический лязг затвора, и один из немцев, всплеснув руками, валится на шпалы. Секундой спустя — ещё один: это из окопчика по другую сторону от моста вступает в бой сержант Усов. Снова хлопок, и следующий немец ничком валится вперёд. Хорошая штука — эта «Ласка-Б», лёгкий автоматический снайперский карабин бесшумный, полсотни которых поступили в ОМСБОН буквально за неделю до отъезда в командировку в Западный особый военный округ. Звука выстрела неслышно, пламени от него не заметно. Идеальное оружие для диверсанта! Правда, пуля летит медленнее, чем пистолетная, и стрелять надо с упреждением.
Немцы потери заметили, залегли, но им запрещено открывать огонь пока они не окажутся на советской стороне Буга. Да и куда стрелять, если бесшумное оружие не позволяет им сориентироваться и вычислить место засады таинственных стрелков. Пока они переползали, готовясь к следующему броску, Возничий успел подстрелить ещё одного. Но, судя по раздавшемуся воплю, всего лишь подранил.
Всё, закончилась тишина. Из дзота, прикрывающего мост, гулко протарахтел ДП, и на мосту стали вспыхивать огоньки ответных выстрелов. «Дегтярёв» татахнул и оборвал очередь, а немцы, поняв, что кто-то из удачливых камрадов попал в пулемётчика, поднялись во весь рост. Только успевай наводить на цель и нажимать на спуск!
Они уже добежали до середины моста, как ожил пулемёт в дзоте. И сразу же четыре или пять серых фигурок повалились на мостовой настил, попав под длинную очередь. Похоже, кто-то из убитых или раненых, падая, рванул обрывной датчик, и на высоте человеческого роста полыхнуло пламя: сработала установленная в сумерках «путевыми рабочими» мина направленного действия, прикрученная проволокой к ферме моста.
А это — более чем серьёзно. Несколько сотен стальных шариков и роликов сыпанули по залёгшим пехотинцам метров на пятьдесят в сторону германского берега. Крики, стоны, проклятия. По дзоту с дальнего берега Буга ударил немецкий ручной пулемёт, с жуткой скоростью сеющий пули из ленты, ёмкостью всего в пятьдесят патронов. Огненный цветок на его дульном срезе заметен отлично, но «снять» пулемётчиков — дело непростое, они залегли на предельной для «Ласки» дальности стрельбы. С четвёртого выстрела старшине это удалось, да толку от этого немного: на правый берег Буга по железнодорожному мосту ломится никак не меньше роты немцев.
По ним палят не только из дзота (видимо, кто-то заменил погибший расчёт пулемёта), но уже и из траншей, примыкающих к мосту. Палить-то палят, да только эти самые траншеи расположены ниже уровня моста, и в тех, что, пригнувшись, бегут подальше от его края, попасть сложно.
— Спрячься, — командует старшине Васильев.
В его руках коробочка, на которой «клювик» съёмного переключателя канала нацелен на цифру «2». Щелчок тумблера зажёг зелёную лампочку, а потом следует нажатие на утопленную в корпус красную кнопку.
Пролёт железнодорожного моста, примыкающий к советскому берегу пограничного Буга, подпрыгнул, а затем со скрежетом рухнул в воду.
Васильев, отряхнувшись от упавших сверху крошек щебня и осыпавшегося сверху песка, покрутил ручку полевого телефона.
— Отходим в точку сбора номер один, — прокричал он в трубку, выдернул из зажима оголённые концы провода и повернулся к Возничему. —
