– Какие вещи вам потребуются, господин мой? – спросила Альда. – Я скажу слугам, чтобы принесли.
– Кувшин вина, воду для умывания и таз.
Девушка окинула взглядом комнату, видно, что-то прикидывая, и вышла.
Я вздохнул, бросил свой мешок на лежанку и стал обживаться.
Поскольку этот этаж был верхним, потолка у комнаты не было, его заменяла черепичная кровля башни. Толстые, местами растрескавшиеся деревянные балки были одним концом вмурованы в стены, а наверху сходились на конус, где соединялись железными хомутами. Я понял, почему лежанка стоит в нише – в дождь крыша, наверное, немилосердно протекала.
Хотелось есть, но одна мысль о том, чтобы тащиться вниз в поисках съестного, а потом лезть обратно, отбивала аппетит.
Я собирался поспать, но надо было дождаться слуг. Вскоре на лестнице послышались шаги, и в комнату вошла Альда.
– Простите, что тревожу, иатрос Павел, – сказала она, – но вас желает видеть госпожа Эсклармонда.
– Кто?
– Сестра графа. После смерти мужа она не пожелала жить в его владениях и вернулась в Фуа.
– Ах, да, вспомнил, трубадур говорил про неё. А нельзя навестить госпожу завтра? Я устал и плохо соображаю.
– Простите, господин, но вам лучше пойти сейчас.
– Почему?
– Ну… Граф есть граф, но истинная хозяйка замка – госпожа, и нрав у неё суровый, её желаниями не принято пренебрегать. К тому же, далеко идти не придётся, её покои этажом ниже, она живёт рядом с братом.
– Что ж, видно, делать нечего. Скажи, моя одежда очень грязна?
– Снимите её, я сейчас почищу, – сказала Альда и смутилась. – Я… я подожду за дверью, а вы бросьте её мне.
***
Покои графини выглядели куда уютнее комнаты графа. Стены были завешаны яркими шпалерами, на полу лежал пушистый ковёр. Со вкусом подобранная мебель и дорогие безделушки подчёркивали высокий статус хозяйки. Эсклармонда де Фуа ожидала меня, сидя на стуле с высокой резной спинкой, напоминавшем трон. Она держалась удивительно прямо, сложив руки на коленях. Графиня была одета во всё чёрное. Её волосы казались посыпанными пеплом, на бледно-восковом лице не было румянца. Женщина выглядела тяжело больной. «Эге, – подумал я, – похоже, и здесь мне предстоит работа. Сейчас она начнёт жаловаться на свои многочисленные недуги». Но я ошибся.
Ответив на мой поклон лёгким кивком, графиня спросила:
– Конечно, в этом замке никому не пришло в голову накормить гостя. Я не ошиблась? Ну, разумеется, не ошиблась. Прежде чем я стану задавать вопросы, тебе следует поесть.
Она убрала салфетку, закрывающую столик, и я увидел под ней блюдо с мясом и хлебом. В отдельном горшочке была соблазнительно пахнувшая подлива. Рядом стояли сарацинский кувшин и кубок.
– Ешь, прошу тебя, – сказала графиня. Она взяла вышивание и пересела к окну, отвернувшись от меня. Я мысленно оценил её деликатность и принялся за еду, стараясь не слишком громко чавкать.
Мясо и хлеб закончились очень быстро. Промокнув губы последним кусочком удивительно вкусного, ароматного хлеба, я вновь накрыл опустевший столик салфеткой и сказал:
– Благодарю вас, благородная госпожа. Теперь я в вашем распоряжении. Какой недуг мучает вас? Рассказывайте, не стесняясь, ибо целитель лишён пола.
– Меня? – удивилась графиня. – Никакой не мучает. Я, благодарение Господу, здорова и всего лишь собиралась расспросить тебя о здоровье брата.
– У него подагра.
– Подагра? Хм… Не слышала… Это опасно?
– В запущенных случаях подагра опасна, но, к счастью, я застал болезнь в самом начале. Господин граф испытал только первый приступ, и я сумел остановить его развитие. Вашему брату уже лучше.
– Слава Иисусу! – выдохнула графиня. – А в чём состоит лечение?
– Я проведу несколько процедур, граф будет пить травяные отвары, но главное, он должен будет научиться ограничивать себя в еде и питье.
– Это будет нелегко. Ты, видимо, уже узнал характер графа. Своего лекаря он просто избил.
– Отец медицины Гиппократ учил: «Ты есть то, что ты ешь». Подагра – следствие чревоугодия. Во-первых, следует отказаться от красного вина…
– Именно от красного?
– Да, госпожа.
– Ну, это не страшно, – махнула рукой Эсклармонда, – красное вино у нас пьют только простецы.
– …и пива.
– Его вообще пьют одни монахи. Если все ограничения такого же свойства, я опасалась напрасно.
– Увы, нет. Графу придётся отказаться от соусов вроде того, которым я недавно наслаждался, а также от многих пряностей, жареной дичи, причём в особенности – жирной.
– Да, ты прав, с этим будет труднее. Раймунд Роже не любит отказываться от своих привычек. Но это мы ещё посмотрим, – сказала графиня, и в её голосе прозвучали металлические нотки. – Сколько ты пробудешь в замке?
– Седмицу, чтобы закончить лечение.
– А потом?
– Потом мой путь лежит в Тулузу.
– Я бы предпочла, чтобы ты задержался в замке на больший срок, но я не хозяйка твоей судьбы. Ты не похож на бездомного костоправа, бродящего от замка одного сеньора к другому. Над тобой тяготеет некий обет, я правильно почувствовала? Не стану допытываться, что ты пообещал Господу, ведь женщины могут принимать исповедь только в определённых случаях, а мне это уже не по возрасту, – усмехнулась она. – Но всё же я прошу подумать ещё раз, прежде чем ты примешь решение покинуть замок. От тебя зависит здоровье и сама жизнь графа де Фуа, а, стало быть, жизнь всех его подданных, в особенности, добрых христиан, коих в Лангедоке вообще и в нашем графстве в частности, немало. Дела обстоят так, что до конца лета страна будет ввергнута в пучину войны, и первым на пути захватчиков, вероятнее всего, окажется графство Фуа. Нам не на кого надеяться. Граф Раймунд VI Тулузский совершил глупость, если не сказать хуже. Он принёс церковное покаяние папе в надежде примириться с ним и отвести войну от Лангедока. Но ягнёнку не следует заключать договора с волком, это всегда плохо кончается для овец, знаешь ли. Папа Иннокентий обвёл Раймунда вокруг пальца, и теперь ему придётся вместе со своими вассалами участвовать в Крестовом походе против своих же подданных.
– Простите, госпожа, я не ослышался? Вы сказали «В Крестовом походе»?
– Ты не ослышался, иатрос Павел. Кстати, если тебе трудно говорить на нашем языке, мы можем перейти на греческий.
– Благодарю вас, госпожа, не затрудняйте себя. Ваша речь чиста и прекрасна, я с лёгкостью понимаю её.
– Я слышала, что греки – великие мастера плести словесные кружева перед женщинами, – улыбнулась графиня. – Теперь я убедилась в этом сама.
Рим уже давно взирает на Лангедок со злобой и алчностью. Со злобой потому, что католические храмы здесь пребывают в запустении, священников и монахов встречают свистом, а провожают комьями грязи в спину. Жадность, сребролюбие, симония, распутство, содомский грех – вот что такое римско-католическая церковь. Рим присылает к нам лучших богословов, но тщетно – истинные христиане неизменно выходят победителями из публичных диспутов.
Граф Тулузский – вассал короля Франции только на словах, а на самом деле Лангедок – отдельное государство. Иннокентий и Филипп Август решили положить этому конец. Мы знаем, что скоро крестоносное войско перейдёт наши границы. У кого просить помощи и защиты? Раймунд теперь связан по рукам и ногам, на него нет надежды. Король Педро Арагонский тоже объявил себя вассалом папы, хотя он – государь порывистый, и сочтя себя оскорблённым, может порвать вассальную присягу. Всё же надежда на него слабая. Вот и получается, что графство Фуа придётся защищать его сеньору с отрядом вассалов. Отразить нападение крестоносцев он, конечно, не сможет. За себя мы не опасаемся – замок неприступен, взять его штурмом никому не удавалось и не удастся. Длительная осада тоже невозможна, ведь срок карантена[127] невелик. Но что будет с простецами, в особенности, с теми, кто восприял истинную веру? Рим жесток. Ты видел, что замок невелик, и мы не можем принять в него всех. Возможно, часть людей мы сможем спрятать в обширных пещерах, где протекает подземная река Лабуиш, но опять-таки, никто, кроме графа и его людей, это сделать не сможет.
Утром ты оказался свидетелем штурма монастыря и смерти аббата. Нападение на храм – тяжкий грех, а убийство слуги Божьего тем более. Но что нам оставалось делать? Бегон был фанатиком. Он ждал вторжения французов и готовился к нему. Аббатство стало бы оплотом крестоносцев – в нём были собраны большие запасы пропитания и фуража. Мы нашли в монастыре много золота, и оно тоже пошло бы на оплату наёмников. Монахи, особенно не скрываясь, заранее составили списки альбигойцев. В них попали все, кто не ходил к католической мессе. Ты представляешь, какая резня началась бы, если бы эти списки попали в руки фанатичных попов? И вот монастырь разгромлен, списки сожжены, продовольствие частью роздано вилланам, а частью пополнило замковые запасы. Теперь ты видишь, сколь многое зависит от здоровья моего брата. Что скажешь?
