И тут из тумана вынырнули английские эсминцы, проданные полякам. Все семь штук.
Они с ходу открыли огонь. Так как слышали канонаду и изготовились.
Тут уже «новикам» пришлось ретироваться.
Шустро.
Так как открыто расположенные орудия их почти что утратили способность «огрызаться» с первых же попаданий. Осколками людей посекло. То есть, их накрыла та же беда, что и малые эсминцы поляков чуть ранее.
Отвернули.
Включили дымогенераторы. И постарались отойти, огрызаясь из тех орудий, где еще осталась боеспособная прислуга. Прежде всего — кормовых. Но при активных маневрах этот огонь не отличался результативностью.
Польские эсминцы осмелели.
Ринулись вперед.
Бабах!
Раздался громкий взрыв торпеды. Слишком резонирующий в перестрелке.
Кто-то подумал, что это случайный снаряд попал куда-то в торпеду, заряженную в торпедный аппарат. Но нет. Это «Новики» пустили широкий веер своих «рыбок» на отходе. По азимуту движения противника. С тем, чтобы те в дымах на них нарвались.
По возможности.
Понятно, что с такого ракурса далеко не каждая торпеда взведется и сможет нормально отработать. Но не все, не значит, что все вообще в пустую. Вот — одна и нашла свою цель. А несколько секунд спустя прогремело еще пара взрывов. Это еще две «рыбки» нашли своих «рыбаков».
Для корабля водоизмещением в тысячу тонн даже одна торпеда — тяжелое испытание. Как бы не фатальное. Особенно если взрыв произошел в передней части, лишая по сути корабль хода. Иначе давлением воды все переборки смоет. Ну и, заодно, решая вопрос с расчетами орудий, которые в известной степени контузило. Во всяком случае передних установок.
Эти три взрыва разом решили вопрос ситуативного преимущества поляков. Ну, то есть, англичан на польской службе. Фактически уполовинив их группу. Но те продолжили движение вперед, в то время как «Новики» отворачивали в стороны, словно бы расступаясь, пользуясь дымами как прикрытием.
Так что, выскочив из дымов, поляки растерялись.
Только туман.
И никого.
Минута.
И сквозь клочья тумана проступили силуэты линкоров.
Которые сходы включились, открыв ураганный огонь из 120-мм противоминных орудий. А с флангов с некоторым замедлением ударили «новики» своими 102-мм стволами. Что буквально аннигилировало вывалившиеся вперед четыре эсминца поляков. Лишенные брони они впитали по пять-шесть снарядов в первые же полминуты…
Легкие крейсера, идущие в третьей линии, толком ничего не знали.
Сказывался «туман войны».
Какие-то радиопереговоры они перехватывали. Да и со своих эсминцев что-то прилетало. Но разобраться во всей этой каше было непросто.
— Может отвернем? Наша атака вскрылась.
— Мы должны прикрыть поврежденные торпедами эсминцы.
— Ты слышишь канонаду впереди? Это бью пятидюймовки.
— Линкоры?
— Да.
— Мы можем попробовать реализовать торпеды.
— Это самоубийственно.
— Вся эта атака — самоубийственная. И что?
— Но это безумие!
— Вся эта война… — хотел было возразить адмирал, но его перебили.
— Линкоры! Впереди!
И верно.
Из обрывков тумана прямо по курсу стали проступать силуэты больших приземистых кораблей. Линкоры типа «Севастополь» этим и славились — низким силуэтом. Так что перепутать их в текущей ситуации было нельзя.
— Дистанция?
— Не могу определить. Туман.
— Кидайте торпеды и отходим.
— Но…
— Приказываю. Выпустить торпеды по силуэту линкоров и отходить на базу со всей возможной спешкой! — рявкнул адмирал.
Однако их тоже заметили.
И в этот момент рявкнул главный калибр — отправив в силуэт легкого крейсера три двенадцатидюймовых снарядов. Не попал. Слишком размазанный был силуэт. Но темпа и бодрости экипажу добавил.
Впрочем, секунд тридцать спустя линкор не только повторил свою «подачу» из головной башни. Но и, довернув, ударил всеми остальными башнями главного калибра.
В чем-то подставляясь.
Но он не просто довернул, а стал совершать противоторпедный маневр. Вихляя. А чуть в стороне вторил ему его товарищ, идущий с ним строем фронта и также ведущий огонь из всех орудий.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Не очень прицельно, но крайне активно.
И по эсминцам. И по легким крейсерам.
А откуда-то с флангов накидывали 102-мм снаряды «Новики», что для легких крейсеров, на которые они переключились, долбя по проступающему силуэту, было не так уж и безболезненно. Да, пять тысяч тонн водоизмещения — это аргумент. Да и пояс в 75-мм — доброе подспорье. Но на текущих дистанциях это все не имело значения. Ибо даже «сотки» же его уже уверенно шили. Не говоря уже о 120-мм снарядах и тем более 305-мм «чемоданах», пусть и фугасных. Даже одно попадание которого представлялось для любого легкого крейсера типа «Каледон» настоящей катастрофой…
Часть 3. Глава 3
1928 год, июль, 25. Москва
Лев Давидович медлил до самого конца. Сидел в служебном автомобиле у вокзала и не решался выйти.
Наконец, когда до отправления поезда осталось всего несколько минут, в машину, на переднее сиденье, сел верный ему сотрудник:
— Чисто.
— Точно?
— Ничего необычного. Усиления нет. Полиция активности не проявляет. Любопытных лиц возле вашего вагона — нет. Да и на подходах тоже. Если засада и есть, то наши люди ее выявить не сумели.
Троцкий кивнул, принимая ответ.
Открыл дверцу. И, подхватив свой кофр, вышел наружу. После чего уверенной, быстрой походкой зашагал в сторону перрона. Нацепив широкополую шляпу с тем, чтобы издалека не привлекать внимание. Время жаркое, поэтому такие шляпы много кем использовались. Если в ней еще и наклониться, то… ну кого он обманывает? Его портрет печатался в газетах с 1917 года. И все встречные люди либо косились на него с самым разным выражением лица, либо здоровались, либо шарахались.
Спрятался как тополь на плющихе.
Так что, чертыхнувшись, он стиснул зубы и пошел дальше. Поглядывая по сторонам, чтобы заметить «торпеды» сотрудников, пытающихся его перехватить. Но ничего. Пусто. Скорее люди расходились от него, стремясь держаться подальше. Да и полиция вон — глянула и отвернулась закурив. Словно ей нет до него никакого дела. Продолжая судачить о чем-то своем, видимо бытовом или житейском.
Дошел до своего вагона.
Предъявил билеты.
Их внимательно проверили, без спешки, но и без каких-либо излишних задержек.
— Проходите Лев Давыдович. — дежурно произнес проводник, сдерживаясь от излишних комментариев. — Как тронемся, я чаю принесу. Вам с сахаром?
— Да. И покрепче. — кивнул он негромко.
Поднялся в вагон.
Один пассажир стоял в коридоре и курил. Упитанный такой «кабанчик» в модном костюме и причудливо уложенными прядями волос на залысине. Влажные от пота, от чего особенно смешные. Увидев гостя, он дежурно кивнул, явно не узнавая его, и продолжил смотреть в открытое окно, попыхивая сигаретой. Троцкий не раз видел таких деятелей. В основном это были чиновники среднего звена, сидящие на каком-то очень сытном месте. При деньгах. При очень больших деньгах. И еще больших связях. У них часто был такой взгляд, что им сам черт ни брат. До того момента, как ты не достаешь пистолет…
И Троцкому захотелось. Просто органически он не переваривал таких вот свинтусов. Но сдержался.
Прошел в купе.
Закрыл дверь.
Прислушался, стараясь уловить даже самые мельчайшие звуки.
Тишина.
Он выкупил себе все места в этом купе. И теперь, мучаясь в нервозном ожидании, наконец убрал руку из кармана, где вспотевшей ладонью сжимал пистолет. Чтобы в случае чего попытаться отбиться.
Вытащил пистолет.
Положил на стол. Так, чтобы в случае чего легче всего было схватить. И нервно, буквально по секунде, начал отсчитывать время до отправления поезда.
Наконец раздался гудок. Весь состав вздрогнул. И перрон медленно поплыл мимо окна. Поезд, идущий в Ленинград, тронулся.
