Он целовал и нежно гладил девушку, но и тут он не управлял своим телом, оно как будто само знало, что и как делать.
Нежность и жалость продолжали расти в нем, а потом, когда ему показалось, что он не выдержит и сейчас взорвется, эти чувства единым потоком вырвались из него и устремились в девушку. Ласка тихо простонала и обмякла в его руках.
Врону стало страшно — несмотря на блаженную истому, охватившую его тело, он заставил себя наклониться над девушкой и приложил ухо к ее груди. Ласка дышала, но дыхание было чуть слышным, и девушка была без сознания.
Врон выругался и хотел встать, но тело не подчинялось ему. Тогда он обнял девушку и прижал ее к себе.
Потом глаза его закрылись, и он погрузился в странное состояние небытия.
Какие-то образы всплывали из глубины сознания, но он не запоминал их, просто смотрел, как они возникают и исчезают. Это были образы незнакомых ему людей, демонов, драконов и даже кого-то из повелителей.
Он вышел из этого состояния только тогда, когда девушка зашевелилась. Врон повернул к ней голову и осторожно поцеловал ее.
— Прости, — прошептал он. — Я не знаю, как это получилось.
— Не зря я тебя назвала кретином в бреду, — огрызнулась Ласка, высвобождаясь из его объятий и поднимаясь с земли. — Ты такой и есть. За это не извиняются, потому что это не происходит само собой. Я тоже этого хотела, а не только ты. Мне нужно было снова ощутить себя живой. Почувствовать еще что-то кроме боли… Вставай, а то, не дай бог, кто-то придет сюда и увидит нас с тобой, и тогда у нас будут серьезные проблемы.
Врон натянул на себя балахон, потом поднял с земли одеяние девушки:
— Я боялся, что убил тебя.
Ласка на мгновение прижалась к нему и нежно поцеловала.
— Нет, все-таки ты точно кретин, — сказала она, улыбнувшись. — Еще никогда в жизни мне не было так хорошо. — Она потянулась за балахоном, который держал Врон, но неожиданно ее рука замерла.
— Странно, — пробормотала Ласка. — Я совсем не чувствую боли.
Она развязала бинты. Врон смотрел на ее тело, не веря своим глазам: раны исчезли, оставив после себя только небольшие багровые шрамы, но и те зарастали прямо на глазах. Ласка недоверчиво покачала головой.
— Этого не может быть, — прошептала она. — Я думала, что останусь калекой, да и лекарь говорил, что рана на спине уже никогда не затянется и будет мне мешать до конца моей жизни.
Врон смущенно отвел взгляд и сказал:
— Сейчас ты очень красивая…
— Это вполне возможно, — задумчиво отозвалась девушка. — Я чувствую в себе силу, и совсем нет боли. Что ты сделал со мной и, главное, как?
— Вот так! — сказал Врон, крепко прижимая ее к себе. Ласка вырвалась из его объятий и сердито уставилась на него.
— Я же говорила, что сюда может прийти кто-то из охотников, и у нас будут проблемы. — Девушка нахмурилась, но потом улыбнулась. — Но если ты скажешь, что это всего лишь лекарство, тогда я не буду сопротивляться.
— Это только лекарство, — смущенно сказал Врон.
— Нет, ты точно кретин, — рассмеялась Ласка и обняла его.
На этот раз все получилось иначе — Ласка была податлива и нежна, а он был осторожен, боясь разбудить в себе то, что может не лечить, а убивать.
Все было совсем не так, как в первый раз. И когда они слились в единое целое, он услышал ее мысли, ее желания, и это добавило к его ощущениям еще целый мир чувств. Желание ушло куда-то вглубь, остались только нежность, покой и ощущение единого целого, и даже когда из него выплеснулось то, что он уже не мог сдержать, то и тогда он чувствовал только спокойную радость.
Ласка прижалась к нему, и они долго лежали, глядя вверх на синее небо и облака, неспешно плывущие по нему.
— Надо идти, — сказала Ласка. — Приближается время обеда.
Она решительно встала и, надев набедренную повязку, еще раз оглядела свое тело. На ноге шрам уже исчез, а на спине стал почти незаметным. Ласка снова недоверчиво покачала головой и быстро натянула на себя балахон.
— Сейчас я даже боюсь показаться лекарю, — призналась она. — Потому что он сразу начнет меня расспрашивать, как и почему все так быстро заросло. А что я ему отвечу?
— Скажи, что сама не знаешь, — улыбнулся Врон, одеваясь. — Это же правда.
— Да, это правда, только мы здесь не обманываем друг друга, — сказала Ласка и серьезно посмотрела на него. — Похоже, что это правило не для тебя. Кто ты, Врон? Кровь какого демона сделала тебя таким?
— Я не знаю, — ответил он. — Как только я сам что-нибудь пойму, я обязательно тебе расскажу.
— Ладно, может быть, ты и не врешь, такое и впрямь трудно понять, — сказала она. — Идем, скоро обед и опять каша, которая в меня уже не лезет. Ну что, совершишь еще одно маленькое чудо? Попросишь у привратника, чтобы он тебя выпустил, и принесешь нам какую-нибудь дичь? Я же знаю, что он относится к тебе совсем не так, как ко всем нам. И то, что возможно для тебя, невозможно для нас…
Врон надел балахон и закрепил меч за спиной.
— Хорошо, я поговорю с ним об этом, — сказал он. — А мы еще встретимся? Нет, я знаю, что мы встретимся, я говорю, что мы встретимся так… Я не знаю, как сказать…
— Деревенский увалень, — тихо произнесла Ласка, подходя к нему и целуя его. — Когда ты научишься разговаривать с девушками?
— Я пытаюсь, — смущенно улыбнулся Врон. — Но еще не привык и не знаю, что можно говорить, а что нет.
— Ладно, так и быть, я помогу тебе, — рассмеялась Ласка. — Ты мне нравишься и всегда нравился, ты необычный, есть что-то в тебе, какая-то трогательная слабость. Пока я просто не могу к тебе относиться серьезно, ты знаешь, что у нас, охотников, ценится только грубая сила. А ты другой, ты не слабый, ты сильный, может быть даже сильнее нас всех, но твоя сила другая… Но если патриархи не разрешат нам встречаться, то я буду им послушна. Просто потому, что монастырь — это единственное место, где я могу жить. И если меня прогонят за непослушание, то за воротами меня ждет смерть. Они вправе и сейчас меня прогнать, если узнают о том, чем мы с тобой только что занимались…
— Почему патриархи не разрешают быть вместе тем, кто любит друг друга? — спросил Врон.
— Если бы не этот запрет, — улыбнулась Ласка, — монастырь давно превратился бы в детский приют. Мы должны охотиться на демонов, это наша работа, за это нас и терпят люди. И кроме того, мы же не обычные люди, мы полукровки, полулюди-полудемоны. А когда полукровки любят друг друга, от них может родиться такое чудовище, какого еще никогда не знал этот мир. Конечно, это грустно, но это необходимый и правильный запрет, и мы его соблюдаем… Правда, иногда патриархи делают исключение, но только тем, кто не может иметь детей, мы же все разные, есть среди нас и те, кто совсем не подходят друг другу. Если хочешь, я попрошу лекарей, чтобы они осмотрели тебя, может быть, у нас с тобой как раз такой случай? Если это так, то нам нечего будет бояться… Пошли обедать?
— Если ты не против, я бы хотел еще немного побыть здесь, — сказал Врон. — Мне нужно обдумать все, что ты мне сейчас сообщила.
— Ладно, — улыбнулась Ласка. — Я понимаю, но долго не задерживайся.
Она погладила его по щеке и пошла к храму, а Врон, сбросив с себя одежду, погрузился в бассейн.
Он лег на дно и долго лежал там, размышляя над тем, что произошло. Он не жалел о том, что случилось, и был счастлив тому, что его тело приняло Ласку как часть себя и не убило ее, а, наоборот, вылечило. И он совсем не беспокоился о том, что его могут выгнать из монастыря.
… В конце концов он уже дважды уходил из него и сумел остаться в живых. А если выгонят Ласку, то он уйдет вместе с ней и будет с ней всегда рядом. И может быть, привратник прав, и у них появятся дети, тогда он построит дом…
Он вынырнул и увидел привратника, сидящего на камне.
— Я чувствую, что тут кое-что произошло, — сказал тот. — Этот сгусток энергии ни с чем другим не спутаешь, а он до сих пор висит в воздухе. Я рад, что у вас все-таки все получилось.
Врон натянул набедренную повязку и сел рядом:
— Я тоже рад — правда, больше тому, что я ее при этом не убил…
— Ты беспокоился об этом? — удивленно вскинул брови старик. — Спросил бы меня, я бы тебе рассказал, что наше тело убивает только тех, кто хочет нас умертвить, со всеми остальными оно нейтрально, а тем, кто нас любит, оно дает энергию и силу.
— Я не знал этого, — сказал Врон. — У тебя что, тоже
была любимая девушка?
— И не одна, — ответил старик. — Я же был королем, а женщинам нравятся царственные особы, поэтому недостатка внимания со стороны женщин у меня не было, пока однажды не произошел один трагический случай. В моих объятиях умерла одна красивая девушка… Я тогда еще не умел слышать чужие мысли и не знал, что девушку подослали ко мне, чтобы убить, а мое тело это знало… От нее осталась только оболочка, одна сухая мумия. Я долго потом переживал и обвинял себя в ее смерти, пока не узнал все подробности заговора.
