«…В результате ожесточенной длительной борьбы с меньшевиками, к концу 1904, началу 1905 г. г-, накануне III съезда партии, московские большевики оформились в самостоятельную партийную организацию — Московский Комитет большевиков.
Борьба между большевиками и меньшевиками в Москве между II и III съездами партии и оформление московских большевиков в самостоятельную организацию имели огромное общепартийное значение»{«Из истории московской организации ВКП(б) (1894–1904 гг.)». М., 1947, стр. 109.}.
Все эти великие события партийной жизни стали известны большевикам, заключенным в Таганской тюрьме. Обращение 22 большевиков вызвало «горячий отклик среди находившихся в эти дни в Таганской тюрьме группы руководящих деятелей московской организации, членов «Северного бюро ЦК» (Бауман, Ленгник, Стасова, Черномордик и др.).
В своем замечательном, дышавшем полной уверенностью в победе письме они просили Ленина разрешить им выступить с обращением к партии»{«Из истории московской организации ВКП(б) (1894–1904 гг.)». М., 1947, стр. 102.}.
Московские большевики намеревались обратиться ко всем местным комитетам с призывом стать под знамя Ленина, на основе резолюции «совещания 22 большевиков».
«По нашему мнению, — писал 22 августа (4 сентября) 1904 года Ф. В. Ленгник из Таганской тюрьмы, — «Старику» нужно во что бы то ни стало организовать литературную группу для систематической атаки на вымирающую «Искру». Без этого мы ничего не можем здесь сделать»{«Ленинский сборник» XV, стр. 161.}.
Крупская от имени Ленина немедленно ответила товарищам: «Дорогие друзья! Нас бесконечно обрадовало Ваше письмо, оно дышит такой бодростью, что придало и нам всем энергии. Ваш план осуществите непременно. Он прекрасен и будет иметь громадное значение… Ваш совет об издательстве уже наполовину осуществлен. Литературные силы есть, готового материала масса»{«Ленинский сборник» XV, стр. 214.}.
И вместе с ободряющим, приветственным голосом вождя партии, великого Ленина, до слуха заключенных в Таганской тюрьме большевиков все слышнее стали доноситься отзвуки колоссальных революционных событий, происходивших по всей России:
«За высокие стены и крепкие затворы Таганки к нам все же доносилось веяние живой, свободной, могучей жизни пробудившегося народа. Забастовка типографских рабочих взбудоражила нас; особенно радовали и волновали известия о многолюдных митингах, о народных собраниях на улицах, о столкновениях народа с полицией… «Москва всколыхнулась, Москва воскресла», — повторяли мы друг другу»{М. Сильвин. Освобождение (памяти Н. Э. Баумана), «Новая жизнь», 1905, № 3, стр. 55.}.
Революционные события нарастали невиданными темпами. 9 января — расстрел царскими властями «веры народа в царя» — дало мощный толчок дальнейшему развитию стачек в городе и аграрных волнений в деревне. Даже сухой перечень важнейших событий в течение весны — лета 1905 года дает достаточно полное представление о грозных признаках надвигавшейся революции: стачки в Петербурге, Москве, Варшаве, Риге, Баку, Иваново-Вознесенском промышленном районе (стачка 70 тысяч ткачей), первомайские столкновения с полицией и войсками почти во всех городах России, восстание в Черноморском флоте, массовое аграрное движение…
Все это отразилось на поведении судебных властей: для некоторых политических заключенных прокуратура «нашла возможным изменить, впредь до суда, меру пресечения».
Вместе с тем об освобождении Баумана усиленно хлопотали его друзья. Особенно большую роль сыграла в этом деле Е. Д. Стасова, которая, как только ее выпустили из Таганки, поехала в Петербург и хлопотала о Баумане с помощью своего отца, присяжного поверенного Д. В. Стасова.
По воспоминаниям Е. Д. Стасовой, ей «было товарищами дано поручение немедленно снестись с тов. Лениным, так как целому ряду товарищей, сидевших в Таганке, предстоял суд в январе 1905 г., после голодовки в течение 11 дней в ноябре 1904 г… Я привлекалась по делу «Северного бюро ЦК», в состав которого входили т.т.: Ник. Эрн. Бауман, П. А. Красиков («Август Иванович»), Ф. В. Ленгник, Гальперин («Коняга», «Валентин») и я»{«Ленин и тактика социал-демократов на суде (1905 г.)» «Пролетарская революция», 1924, № 7 (30), стр 248.}.
Е. Д. Стасовой вскоре же удалось установить связь с В. И. Лениным и спросить его письмом, какой тактики должны держаться большевики, заключенные в Таганской тюрьме, на предварительном следствии и на суде: во-первых, следует ли во время следствия попрежнему держаться «прежней тактики отказа от всяких показаний, ибо следствие ведется теми же жандармами, хотя и в присутствии прокуроров»{«Ленин и тактика социал-демократов на суде (1905 г.)» «Пролетарская революция», 1924, № 7 (30), стр 248.}, во-вторых, какую позицию необходимо занять на суде (приглашать ли защитников, какие инструкции им давать и т. п.). Дело заключалось в том, что на основании нового уголовного уложения «политикам» было разрешено приглашать защитников для выступления на судебном процессе.
На обращение заключенных большевиков Ленин ответил большим письмом, имевшим огромное политическое значение: вождь великой партии пролетариата дал своим соратникам руководящие указания о том, как надо вести борьбу не только на свободе, в рядах рабочего класса, но и в условиях тюремного заключения. В этом «Письме Е. Д. Стасовой и товарищам в Московской тюрьме» от 6 (19) января 1905 года Ленин указывал:
«Речь с изложением profession de foi{Символ веры, программа, изложение миросозерцания. В данном случае — изложение революционером своих убеждений. — М. Н.} вообще очень желательна, очень полезна, по-моему, и в большинстве случаев имела бы шансы сыграть агитационную роль. Особенно в начале употребления правительством судов следовало бы социал-демократам выступать с речью о социал-демократической программе и тактике. Говорят: неудобно признавать себя членом партии, особенно организации, лучше ограничиваться заявлением, что я социал-демократ по убеждению. Мне кажется, организационные отношения надо прямо отвести в речи, т. е. сказать, что-де по понятным причинам я о своих организационных отношениях говорить не буду, но я социал-демократ и я буду говорить о нашей партии. Такая постановка имела бы две выгоды: прямо и точно оговорено, что об организационных отношениях говорить нельзя (т. е. принадлежал ли к организации, к какой etc.) и в то же время говорится о партии нашей. Это необходимо, чтобы социал-демократические речи на суде стали речами и заявлениями партийными, чтобы агитация шла в пользу партии»{В. И. Ленин. Соч., изд. 4, т. 8, стр. 50.}.
Переходя к вопросу о приглашении защитников для развернутого выступления на суде, Ленин писал:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
