витрин, причем сидящие в дверях и праздно шатающиеся мужчины даже не провожали ее больше глазами.
III
Парикмахер торопливо шагал по улице, редкие фонари над которой, окруженные мельтешением мошкары, нависали в оцепенелом неистовстве, изливая сияние сквозь безжизненный воздух. День умер под саваном пыли; над потемневшей площадью, погребенной в обессилевшей пыли, небо было ясным, как медная внутренность колокола. Под восточным ее краем восковым наплывом взбухало предвестие луны.
Когда он догнал их, Маклендон и с ним еще трое садились в машину, дожидавшуюся в переулке. Маклендон склонил свою могучую шею и вгляделся во тьму поверх крыши автомобиля.
— А, передумал? — проговорил он. — Правильно сделал, черт тебя возьми; ей-Богу, завтра, когда весь город узнает, какой ты сегодня бред нес…
— Ладно, ладно, — сказал другой бывший фронтовик. — Пинкертон свой парень. Давай, Пинк, запрыгивай.
— Билл Мейс ничего не сделал, ребята, — сказал парикмахер. — Если вообще там хоть что-нибудь было. Да вы же все не хуже меня понимаете, что нет города, где негры лучше наших. И вы ведь понимаете, что женщине может запросто почудиться всякое насчет мужчины, даже если и повода-то никакого нет, а уж мисс Минни и вовсе…
— Конечно-конечно, — сказал фронтовик. — Мы только поговорим с ним немножко. Только поговорим, и все.
— Поговорим, ччерт! — сказал Битюг. — А когда покончим с этим…
— Заткнись, Бога ради! — сказал фронтовик. — Ты что, хочешь, чтобы весь город…
— Ничего, пусть знают, будь они неладны! — пробурчал Маклендон. — Пусть знают, паскудники, которым все равно, когда белую женщину…
— Поехали, поехали; вот еще наша машина. — Второй автомобиль с визгом выскользнул из тучи пыли, въезжая в переулок. Маклендон завел мотор и покатил впереди. Пыль туманом плыла над улицей. Фонари, окруженные нимбами, светили как из-под воды. Машины выехали из города.
Ухабистая колея то и дело сворачивала под прямыми углами. Над нею тоже висела пыль, как и над всей
землей. Темный силуэт завода искусственного льда, где негр Мейс служил ночным сторожем, вздыбился на фоне неба.
— А что, может, лучше здесь встанем, нет? — сказал фронтовик. Маклендон не ответил. Резко бросил машину вперед и толчком остановился; снопы света от фар уткнулись в глухую стену.
— Да послушайте, ребята! — сказал парикмахер. — Если он здесь, разве это не доказывает, что он тут ни при чем? Разве нет? Если бы это сотворил он, ведь сбежал бы. Неужто не понятно? — Подъехала вторая машина и остановилась. Маклендон вылез; Битюг выпрыгнул и встал рядом. — Послушайте, ребята, — сказал парикмахер.
— Свет потушите! — распорядился Маклендон. Сверху навалилась бездыханная тьма. В ней не было ни звука, только их легкие выискивали воздух в той выжженной пыли, в которой все они жили уже два месяца; потом раздался хруст шагов Маклендона и Битюга; пошел на убыль; спустя мгновение голос Маклендона:
— Билл!.. Билл!
— Под краем неба на востоке все больше набухал болезненный кровоподтек луны. Она перевалила горы, посеребрив воздух и пыль, так что приехавшие оказались словно залиты расплавленным свинцом, дышали им. Не было ни одного звука — ни ночной птицы, ни насекомого, — ни одного звука, кроме их дыхания, разве что в моторах слышалось слабое пощелкивание сжимающегося металла. В местах, где тела людей соприкасались, они, казалось, исходили сухим потом: влаги не было.
— Господи! — раздался чей-то голос. — Давайте-ка, что ли, выбираться.
Однако никто не шевельнулся, пока из темноты впереди них не начал доноситься слабый, постепенно нарастающий шум; тогда они выбрались из машин и среди бездыханной тьмы замерли в надсадном ожидании. Опять донесся звук: удар, свистящий выдох; Маклендон вполголоса выругался. Они еще мгновенье постояли, потом бросились вперед. Они спотыкались, бежали кучей, словно спасаясь от чего-то.
— Убить его, убить паскудника, — прошептал чей-то голос. Маклендон их оттолкнул.
— Не здесь, — сказал он. — Давайте его в машину. «Убить его, убить черного паскудника!» — бормотал тот же голос. Они подтащили негра к машине. Все это время парикмахер ждал, не отходя от автомобиля. Он чувствовал, что весь в поту и того и гляди его вырвет.
— В чем дело, начальники? — сказал негр. — Я ничего не сделал. Богом клянусь, мистер Джон.
Кто-то вынул наручники. Все принялись суетиться над негром, словно это бесчувственный столб, трудились молчаливо, сосредоточенно, мешая друг другу. Тот позволил надеть на себя наручники, и только взгляд его торопливо и непрестанно метался от лица к лицу: одно смутное пятно, другое.
— Кто здесь, начальники? — проговорил он, наклоняясь, чтобы всмотреться в лица, — так близко, что до них донеслось его дыхание и резкий запашок пота. Он назвал одно-два имени. — За что вы на меня все, мистер Джон?
Маклендон распахнул дверцу машины.
— Залазь! — сказал он.
Негр не пошевелился.
— Что вам от меня надо, мистер Джон? Я ничего не сделал. Белые люди, начальники, я ничего не сделал, Христом-богом клянусь! — Он назвал еще кого-то по имени.
— Залазь! — сказал Маклендон. Он ударил негра. И остальные, выдыхая с сухим присвистом, принялись наносить негру удары куда попало, а он вертелся, осыпал их бранью, размахивал руками в наручниках перед их лицами и парикмахеру рассадил губу, и тогда парикмахер его тоже ударил.
— Сюда его, сюда, — сказал Макдендон. Они навалились. Негр перестал сопротивляться, залез в машину и тихо сидел, пока остальные занимали места. Он оказался между парикмахером и фронтовиком и сидел, прижав локти, сомкнув колени, чтобы к ним не притрагиваться, лишь торопливо перебегал глазами от лица к лицу. Битюг вскочил на подножку. Машина тронулась. Парикмахер приложил к губе платок.
— Что это с тобой, Пинк? — спросил фронтовик.
— Ничего, — сказал парикмахер. Они снова выехали на большую дорогу и повернули прочь от города. Второй автомобиль отстал, чтобы не тащиться в туче пыли. Они неслись вперед все быстрее; последние дома окраин остались позади.
— Проклятье, от него воняет! — сказал фронтовик.
— Это исправим, — сказал коммивояжер с переднего сиденья, где он расположился рядом с Маклендоном. Битюг на подножке ругнулся в жаркий поток воздуха. Парикмахер вдруг потянулся вперед, тронул Маклендона за руку.
— Дай я выйду, Джон, — сказал он.
— Выпрыгивай так, нигеров подблудок, — сказал Маклендон, не повернув головы. Он ехал быстро. Позади, как будто сами по себе, метались в пыли фары второй машины. Вскоре Маклендон свернул на дорогу поуже. За нею никто не следил, и она была вся в ухабах. Впереди лежала территория заброшенного кирпичного заводика — отвалы красноватой глины и поросшие бурьяном и вьюнком бездонные чаны. Там некогда пасли скотину, пока однажды владелец не хватился одного из мулов. Хотя он старательно тыкал во все чаны длинным шестом, но даже дна нигде не обнаружил.
— Джон, — сказал парикмахер.
— Прыгай, — сказал Маклендон, швыряя машину по ухабам. Рядом
