– На погосте мне место, - всхлипнула Лиза.
– Да и я ведь уеду, - помолчав, сообщил он. - Весной к своим подамся, в табор.
Он не ждал, что Лиза так испугается. Но она тут же умолкла, вскинула над подушкой побелевшее лицо. Одними губами шепнула:
– Что?..
– Уеду, говорю, - как можно твёрже повторил Илья.
– Ох-х… - сдавленно вырвалось у неё. Лиза сжала голову руками, повалилась лицом в смятую подушку. И затихла.
Илья подождал минуту, другую. Затем тронул её за плечо:
– Ну… что ты?
Тишина. Он помедлил ещё немного. Затем взял Лизу за плечи, насильно заставил повернуться. Вздрогнул, увидев бледное лицо с закушенной губой и зажмуренными глазами.
– Ли-и-изка… Ну, а что ж мне делать? До Страшного суда киснуть здесь?
Я цыган… Нам в таборе жить положено.
– Врёшь, - не открывая глаз, сказала она. - Полны Грузины вашими. И в Петровском, и на Таганке. Живут и никуда ехать не собираются.
Илья вздохнул. Ну как ей растолковывать? Он встал, избегая глядеть на сжавшийся комочек под одеялом. Подошёл к столу, несколько раз хлебнул мадеры прямо из горлышка. Взглянул на улицу. Луна уже ушла, пустой переулок потемнел. Мокрые шорохи стихли, и только где-то на дальних крышах надсадно орали коты. Близился рассвет.
– Илюша… - Лиза тоже встала. Неслышно ступая, подошла сзади, обняла, прижалась тёплой грудью. - Илюшенька, не сердись только… Послушай…
Что, если… и я с тобой?
– Куда - со мной? - не понял он.
– В табор…
– Чего? - рассмеялся он.
Лиза сердито шлёпнула его по плечу:
– Ты не гогочи… Что, думаешь, забоюсь? Думаешь, я ваших баб не видала?
Вон шляются, ноют под заборами, детей в тряпках кажут… Чем я хуже?
Тоже платком повяжусь, дитя рожу и - ну людей православных дурить!
Захочу - как настоящая цыганка стану!
Илья смотрел на неё, напряжённо соображая: рехнулась или нет?
Лиза зашла вперёд, встала перед ним, положив руки ему на плечи. Из темноты блеснули белки её глаз.
– Илюша! Ну, что тебе стоит? Я хорошей цыганкой буду, ни слова поперёк не скажу. Ваши, я знаю, жён бьют… Видела раз, на Троицкой горке, как цыган свою кнутом хлестал. Ну так бей меня, раз у вас положено…
Я и не пискну, не охну, всё стерплю… По-цыгански говорить выучусь.
Побираться буду для тебя! Илюша, ну?..
Он даже усмехнуться не мог. Стоял и смотрел в её блестящие от слёз глаза, отчётливо понимая: доигрался. Лиза, ожидая его ответа, вплотную приблизила лицо. Илья опустил голову.
– Совсем одурела…
Она сразу как-то сникла, съёжилась. Медленно ступая, вернулась на постель. Хрипло сказала:
– Прости меня, Илюша.
Он вздохнул, уже готовый сам просить о том же. Лёг рядом, притянул Лизу к себе. Она подалась, уткнулась лицом в его грудь. Илья облегчённо обнял её круглые, смутно белевшие в темноте плечи. Кажется, пронесло пока.
Когда за окном начало светлеть и в сером свете отчётливо проступили кресты церкви Григория Неокесарийского, за дверью заскреблись:
– Барыня… Илья Григорьич… Пора!
– Сейчас, - натягивая сапоги, отозвался Илья.
Лиза проводила его до порога. Уже у дверей взяла за руку. Глядя в глаза, сказала спокойно и серьёзно:
– О том, что я болтала тут, - не думай и забудь. Над сердцем твоим я не вольна… Так, чую, для тебя копейкой разменной и останусь. Я от тебя любви не прошу, крест на том поцелую. Но ты… хоть приходи ко мне. Приходи пока. Потом видно будет. Я ведь тебя дни напролёт жду. Дай мне ещё хоть неделю-другую в счастье пожить. Всё, иди. Господь с тобою.
Она отвернулась, быстро отошла к окну. В дверь просунулось обеспокоенное лицо Катьки. Илья поспешил выйти.
Глава 12
В начале мая как-то сразу, в несколько дней, пришло долгожданное тепло. Окончательно высохла талая вода не деревянных тротуарах, солнце целый день стояло высоко в безоблачном небе, деревья покрылись нежной кружевной листвой, зацвели вишни и почти сразу же - яблони, ночи стали короткими и тёплыми, полными запахов цветов, в дремучих купеческих садах Замоскворечья защёлкали первые соловьи. В ресторанах и кафешантанах прибавилось народу, и хоровые цыгане не могли нарадоваться на растущие доходы.
Около полуночи в комнату Якова Васильева осторожно постучали.
– Яша, не спишь? Можно к тебе?
– Заходи, - откликнулся тот и отложил гитару, осторожно прислонив её к спинке дивана.
Дверь открылась, вошла Марья Васильевна. Целый день сестры хоревода не было дома: она гостила у своей дальней родни, семьи Волковых, в Петровском парке. Волковы, все четырнадцать человек, пели в загородном ресторане "Яр", имели хороший дом в Зубовском проулке, собственный выезд, женщины щеголяли атласными платьями и бриллиантами, и среди московских цыган Волковы считались "миллионщиками".
– Душно у тебя. Я окно открою. - Марья Васильевна откинула занавеску, толкнула ставень - в комнату ворвался сладкий аромат цветущей яблони. На пол легло голубое лунное пятно. На дёрнувшееся пламя свечи тут же прилетели два мотылька, и их мохнатые тени заплясали на потолке.
– Чего не ложишься, Маша? - Яков Васильев усмехнулся. - Опять, что ли, расстройство приобрела? Невесты у Волковых хороши?
– Ой, не смейся, Яшка. - без улыбки отмахнулась Марья Васильевна. – Невесты - царские, красавицы, таланные, другой бы кто бога бы всю жизнь благодарил за такую, а мой…
– Что, Митро опять жениться не хочет? - насмешка пропала из глаз хоревода.
– Не хочет, каторжник! Не желает! Нет, и всё тут! - с сердцем сказала Марья Васильевна. - Господи, и за что на меня такое проклятье… Сначала восемь лет отбрыкивался - грех при живой венчаной жене другую брать. А по бабам срамным бегать, стало быть, не грех! Ну ладно, я молчала! А теперь что? Олька померла, дитё оставила - и ладно бы хоть его дитё! Бог весть от кого прижитое, прости меня господи… Он меня в дом эту девчонку взять заставил - а кто с ней возиться должен? Да только для этого мог бы жену взять! Я ему долблю, долблю - а он знай отмахивается… Яшка, что молчишь, старый чёрт?! Вели Митро жениться, он тебя послушает!
– Не велю. - коротко сказал Яков Васильев, глядя в окно на тёмную Живодёрку. - Митро не мальчишка бесштанный. И голова у него своя хорошая.
Придёт время - сам решит, как ему лучше. И ты бы его не трогала, а то как бы ещё хуже не вышло.
– Тьфу… - с сердцем сплюнула цыганка. - Дураки вы дураки, дураково царство…
– Ты только за этим пришла?
– Нет.
Марья Васильевна поправила шаль на плече, села за стол напротив брата. Яков отвернулся от окна; внимательно взглянул в её лицо.
– Ну… говори.
– Я вот что… - Марья Васильевна, не поднимая глаз, вертела на пальце изумрудный перстень. - Время, Яша, идёт, а… Что ты думаешь с Настей делать?
Яков Васильев побарабанил пальцами по столу, пожал плечами.
– А что я с ней сделаю? Засолю и в бочку сложу…
– Всё шутишь! А девке семнадцать скоро, давным-давно замуж пора. Чего ты дожидаешься? Второй-то князь навряд ли найдётся, надо поближе искать.
– А где я вам жениха возьму? - нахмурился Яков Васильев. - Ей за гаджа хотелось, так мало ли случаев было? Купец Воротников двадцать тысяч давал, на коленях стоял, корнет Запольский два месяца ездил, всех остальных отвадил, потом ещё промышленник этот тульский… Сапогов, что ли…
– Ездить-то все ездят, да никто замуж не берёт.
– Ну, знаешь… Кто она такая, чтобы её господа замуж брали? Тебя твой Воронин тоже не больно брал, да ты с ним пять лет прожила и в хор пятьдесят тысяч принесла. Зинка Хрустальная где сейчас? Живёт с графом в его имении и не печалится. Остальные тоже как-то устраиваются…
– Ты своей дочери не знаешь? Не пойдёт она так.
– Не пойдёт - пусть в девках сидит. Я её нудить не буду. - Яков вдруг грустно улыбнулся. - Другой раз думаю - и откуда в ней это? Другие цыгане все как люди, Стешка твоя за лишний рубль одна за весь хор петь готова, а эта…
Вся в мать. Помнишь, какой Анька была? Попробуй тронь кто её - взглядом спалит! Цыгане, и те боялись. Господа возами в ноги падали, а она плевала на них всех. Пела себе и горя не знала…
Марья Васильевна молчала. Умолк и Яков, снова взяв на колени гитару и легонько пощипывая струны. По комнате поплыла мелодия старинного вальса.
– Я, Яшенька, если по чести, с этим и пришла. Про жениха поговорить… – Марья Васильевна старательно откашлялась. - Тут вот что. Настю нашу сватать хотят.
Яков Васильев выпустил из рук гитару. Та скользнула по ворсу старого дивана, ударилась о ручку, обиженно загудела, но хоревод даже не заметил этого.
– Настьку? Сватать? Кто?! - он пристально всмотрелся в лицо сестры. – Волковы, что ли?
– Ну вот, а я и рта-то открыть не успела… - Марья Васильевна придвинулась ближе, положила руку на кулак брата. - Ты не кричи, а меня послушай.
