– А-а-а-а, изверг! - пронёсся по всему дому пронзительный визг. Следом – грохот, шум падения, ругань, Катькины вопли: "Иван Архипыч, грех!
Помилосердствуйте, без ума она! Барин! Барин! Барин!!!" Внизу мужики побросали мешки и колья, скопом кинулись в дом. А там уже упало на пол что-то тяжёлое, страшно вскрикнула Катька. И наступила тишина.
Глава 14
Глаза не открывались, хоть убей. В висках словно засели горячие гвозди, затылок ломило. Во рту было сухо и кисло. "Дэвла, чего же так напился-то?.." Илья попытался приподнять голову, но в затылке выстрелило так, что он застонал сквозь зубы и снова опрокинулся навзничь. Подождав, повернулся, осторожно попробовал открыть глаза. По ним резко ударил свет из окна.
Вскоре его заслонила встрёпанная, повязанная красной тряпкой голова молодой цыганки.
– А-а, лебедь сизый, никак очухался… Ну что, чяво, живой ай нет?
Илья попытался ответить ей, но вместо слов сквозь зубы снова протиснулся хриплый стон. Цыганка, смеясь, тронула его за плечо.
– Молчи уж, недощипанный. Благодари счастливую судьбу свою, что жив.
Да и меня заодно.
Она ушла, а Илья, стараясь не обращать внимания на разламывающуюся голову, начал вспоминать, что случилось и почему он валяется в доме этой цыганки. Последнюю он, впрочем, быстро вспомнил. Это была Манька с Рогожской, жена младшего из братьев Деруновых.
После Маньки понемногу всплыло в памяти и остальное. Илья вспомнил, как пришёл к Лизе, как неожиданно приехал Баташев. Вспомнил перегороженный подводами двор, лунный свет, размахивающие цепями фигуры.
Страшный удар по голове и сырую, холодную землю под лопатками. Но после этого начиналась чёрная яма. Промучившись с полчаса, Илья закрыл глаза, твёрдо решив больше ни о чём не думать. Но когда в комнату снова вошла Манька, он окликнул её:
– Марья! Я что, с ночи тут валяюсь?
– С но-о-очи? - прыснула Манька. - Да ты, яхонтовый, здесь уже третий день мешком отдыхаешь!
– Ошалела?! - дёрнулся он, и голову снова пронзило болью.
Манька с хохотом закричала в открытую дверь:
– Да живой, живой ваш недощипанный… Очухался! Заходите, чявалэ!
В комнату, заслонив на миг свет, шагнул Митро. Следом юркнул Кузьма.
– И вправду, оживел, - с удивлением сказал Митро, садясь на пол и оглядывая Илью. - А лежал совсем мёртвым телом. Мы уж думали за попом бечь…
Всё ж таки бог дураков любит!
– Вы откуда взялись тогда? - с трудом выговорил Илья.
Митро усмехнулся.
– Варька сказала. Видишь, знала, где тебя искать.
– Варька?.. - Илья запнулся. Чуть погодя спросил: - Сама-то она где?
– Здесь, за стенкой. Уморилась рядом с тобой сидеть, заснула. Шутка ли, трое суток не ложилась. Уж реветь устала, икала только. Наказал же бог братом без мозгов…
Илья молчал. Митро хмурился, тёр кулаком лоб.
– Мы-то ведь знали, что Баташев возвращается, - наконец сказал он. – Ещё днём по Сухаревке слух прошёл, вот он, - Митро кивнул на Кузьму, – принёс. Баташев с мужиками с утра через Крестовскую приехали и в трактире остановились, да так, что до самой ночи. Кузьма с Сушки прибежал и раскричался, что Баташев приехал и надо готовиться всем хором к нему в Старомонетный ехать, величать! Мы обрадовались было, а Варька твоя вдруг вся побелела да как зайдётся… Вот тебе крест, морэ, - в жизни не думал, что твоя сестрица так вопить может!
– Может, когда хочет… - Илья покосился на Варьку, вошедшую и тенью замершую у порога. По измученному, с чёрными тенями у глаз лицу сестры было видно, что она так и не выспалась.
– Мы сразу тебя искать кинулись, - продолжал Митро. - И по Тишинке бегали, и по Сушке, и Конную площадь сверху донизу облазили, и по кабакам… Нету цыгана, и всё тут! А время-то к ночи. Тогда прихватили мы Конаковых, Деруновых, Дмитриевых Гришку да Ефима - и всем обществом прямо на Полянку, думали у ворот перехватить. Только опоздали малость – тебя там уже метелили. Уж не знали, что и делать, мужиков-то тоже немало было. Слава богу, Кузьма не растерялся. Дрын от ворот схватил, заорал дурниной - и в ворота! Ну, и мы следом. А там тебя как раз колом по башке огрели. Еле успели тебя подхватить и сбежать. Кузьму чуть было не скрутили. Да он, бес мелкий, извернулся, цапнул там кого-то и выдрался. Никого наших не поймали. Но ты как мёртвый был, и мы тебя побоялись домой нести, отволокли в Рогожскую, к Деруновым. И что у тебя за страсть такая – в газеты попадать? Полгода всего в хоре - а уж второй раз…
– Спасибо. Долг за мной.
– На том свете угольками воротишь. - ухмыльнулся Митро. И тут же снова нахмурился: - Не моё, конечно, дело, морэ… Но почему у вас узлы в горнице стоят? Съезжать, что ли, собрались?
Илья покраснел. Искоса взглянул на Варьку. Та в ответ беспомощно пожала плечами. Митро с подозрением наблюдал за братом и сестрой.
– Съезжать собрались, я спрашиваю?
– Да вот… - Илья опустил голову. -Ты извини, так уж вышло… В табор уезжаем.
– А мне сказать - язык отсох? - зло спросил Митро. - Чего боялся? Повисну я, что ли, на тебе? То я не знаю, что у вас, таборных, весной мозги переворачиваются. Да проваливай куда хочешь, чёрт с тобой! Сколько волка ни корми…
Илья молчал. В наступившей тишине отчётливо слышалось тиканье старых часов. По полу полз солнечный луч, в котором кружилась пыль. Из-за стены доносилось негромкое пение Маньки. Глядя на пляску пылинок, Илья спросил:
– А что у Баташева слышно? Никого из нас не признали?
– У Баташева-то? - Митро странно улыбнулся, помолчал. - Не до нас ему сейчас.
– Почему? - охрипшим голосом спросил Илья.
– Он ведь жену убил, морэ. Как раз в ту ночь, когда приехал, и…
– Как убил? - Илья, забыв о боли, рывком сел на постели. - Лизу? Он Лизу убил?! Из-за меня, что ли?! Арапо, бога ради…
Митро молча, изумлённо смотрел на него. Опомнившись, Илья увидел, что и у Кузьмы широко открываются глаза и рот. Варька, прижав пальцы к губам, тихо ахнула.
– Лизу? - медленно переспросил Митро. - Ну да. Лизавету Матвевну. А тыто тут при чём, дорогой мой? Постой… - он вдруг нахмурился. - Ты… к кому по ночам бегал? К горничной или…
– Как он её убил? - перебил Илья. - За что? Про меня болтнул кто-то? Катька проговорилась? Чего молчишь, отвечай!
– Не ори… Я почём знаю? Я свечи не держал… - Митро не сводил с него взгляда. - Но, по-моему, ты ни при чём тут. Говорят, что она умом помешалась и на мужа с вилкой кинулась. И свидетели есть, подтвердили. Баташев вроде бил её сперва, а потом тяжёлым чем-то по голове… Его уж в участок забрали.
А барыню жалко, молодая была. Красивая.
Илья тяжело дышал, не поднимал головы. Кузьма из-за плеча Митро испуганно смотрел на него.
– Пойдём, Трофимыч, - шепнул он Митро.
Тот, помедлив, кивнул. Цыгане молча поднялись, вышли. Наступила тишина.
Илья боялся взглянуть на сестру, сидящую у стены. Рассматривая пыльные половицы у себя под ногами, он слышал, как Варька старается подавить рыдания. Наконец ей это удалось.
– Как будем теперь, Илья?
– Уеду, - не поворачиваясь, сказал он. - Завтра же. За Рогожской чей-то табор стоит. Если ещё не снялись - уеду с ними. Ты, если хочешь, оставайся.
– Молчи уж… Совсем совесть потерял… - Варька села рядом с ним, прислонилась к стене. Илья видел, как дрожит её худая, некрасивая, с выступающими костяшками рука. Но заговорить с сестрой он больше не смог. Перед глазами стояло белое, залитое слезами лицо и растрёпанные косы цвета ржи.
Глава 15
– Ну что? - спросила Настя. Она сидела с ногами на постели; несмотря на духоту майского дня, куталась в шерстяную шаль. Стешка сердито взглянула на неё, захлопнула ногой дверь.
– Ничего! Не появлялись. Ни он, ни Варька. Макарьевна сама ничего не знает, сидит ревёт на кухне. И знаешь что - не пойду я больше туда! Что за выкрутас такой - по семь раз на день бегать, про Смоляко спрашивать? Ещё подумают, что влюбилась я в него. И тебе, золотая, о другом думать надо.
Вот к вечеру платье свадебное принесут, посмотрим - с подставкой корсаж или на костях. Я так думаю, что…
– А Митро? Кузьма? - перебила её Настя. - Не говорили ничего? Наверняка ведь знают. Ведь три дня уже, дэвлалэ… Где его носит?
– Водку пьёт где-нибудь! - отрезала Стешка. - Что ему ещё теперь делать?
– А Варька тоже водку пьёт? - с досадой спросила Настя. - Она где?
– Не знаю, говорю же тебе. Не знаю! Может, в табор давно съехали!
– Но как же… Не сказали ничего, не простились… Разве можно так?..
Лицо Насти вдруг сморщилось, она заплакала, уткнувшись лицом в колени. Стешка, схватившись за голову, забегала по комнате:
– Да за что же, господи, наказанье это! Чего ты ревёшь-то? Через два дня замуж идти, а она…
