— Возьми амулет в руку, Гарион, — приказала тетя Пол.
Се'Недра подняла голову, и Гарион взял медальон в правую руку. Тетя Пол с Белгаратом положили свои ладони на его ладонь. Какое-то странное ощущение передалось через их руки в талисман, висящий на шее Се'Недры.
— Отныне ты неразрывно связана с нами, Се'Недра, — объявила тетя Пол, — и нить эту никогда не оборвать.
Се'Недра недоуменно посмотрела на нее, её глаза расширились от ужасного подозрения.
— Сними его, — отрывисто сказала она Гариону.
— Теперь невозможно, — объявил ей Белгарат, садясь и снова принимаясь за кружку.
Принцесса двумя руками вцепилась в цепочку, пытаясь разорвать её.
— Ты только поцарапаешь себе шею, дорогая, — предупредила её тетя Пол. — Цепочка не оборвется; её невозможно перепилить и снять через голову. Так что не бойся — она не потеряется.
— Это все ты! — обрушилась принцесса на Гариона.
— Что я?
— Заковал меня, как рабыню, в цепь Как будто недостаточно того, что я кланялась тебе. Теперь эта цепь.
— Я не знал, — попытался оправдаться он.
— Обманщик! — закричала она, повернулась и, горько рыдая, выбежала из комнаты.
Глава 15
Гарион был не в настроении. Перспектива проведения очередного дня в долгих церемониях и утомительных совещаниях его совсем не привлекала, и поэтому он пораньше сбежал из спальни, пока не прибыл чрезмерно вежливый секретарь с длинным списком дел и не расписал по минутам, что ему делать Гарион втайне ненавидел бедного чиновника, хотя и понимал, что это его работа. Время короля должно подчиняться строгому распорядку, и в обязанности секретаря входит следить за этим. Каждое утро после завтрака раздавался вежливый стук в дверь и входил секретарь-распорядитель, кланялся и принимался за свое. Гарион иногда с ужасом думал, что, вероятно, где-то спрятан и надежно охраняется самый главный документ, который предопределяет на долгие годы всю его жизнь вплоть до пышных похорон.
Наступивший день выдался слишком погожим, чтобы заниматься невыносимо скучными делами. Из-за моря Ветров поднялось раскаленное солнце и, коснувшись заснеженных вершин, окрасило их в красновато-розовые тона и озарило легким голубоватым сиянием широкие долины, лежащие внизу. Запах весны врывался через окно из сада, и Гариону не терпелось сбежать из крепости хотя бы на час. Он быстро надел тунику, штаны и мягкие райвенские сапоги (самое скромное, что нашлось в его гардеробе), подпоясался ремнем, взял меч и выскользнул из комнаты. Он решил было отказаться от охраны, но потом благоразумие все же взяло верх.
Человека, который покушался на его жизнь в темном коридоре, они не обнаружили, зато Гариону и Леллдорину удалось установить, что верхняя одежда подавляющего большинства райвенов требует ремонта. Серые плащи не предназначались для торжеств, скорее надевались для того, чтобы согреться. Шились они из прочной дешевой ткани, и многие занашивали их буквально до дыр, не видя в этом ничего предосудительного. Кроме того, с приходом весны плащи снимут, и единственная улика, по которой можно было бы установить личность нападавшего, будет пылиться в чьем-нибудь шкафу.
Гарион, предаваясь мрачным размышлениям, задумчиво брел по глухим коридорам цитадели, сопровождаемый двумя охранниками в кольчугах, которые шествовали на почтительном расстоянии. Эту попытку убийства, рассуждал он, предприняли не гролимы, иначе тетя Пол обязательно распознала бы их происки и предупредила бы его. По всей видимости, нападавший не был иностранцем, так как на острове их раз два и обчелся. Скорее всего, убийство замыслил кто то из местных. Но зачем райвену понадобилось убивать короля, который возвратился на престол спустя тринадцать столетий?
Он тяжело вздохнул и принялся думать о другом. Как хотелось стать прежним Гарионом, проснуться в какой-нибудь отдаленной гостинице и с первыми лучами солнца отправиться в неизведанные края, на поиски новых приключений. Он снова вздохнул, сожалея о том, что теперь уже не принадлежит себе и свобода передвижения отныне ему заказана.
Проходя мимо открытой двери, он вдруг услыхал знакомый голос:
— …Грех проникает в наше сознание, едва мы позволяем нашим мыслям сбиться с пути праведного, — проповедовал Релг.
Гарион остановился, жестом велев охранникам молчать.
— Может ли все быть греховно? — спросила Таиба. По обыкновению, они находились вместе. Они почти не расставались с того момента, когда Релг вытащил Таибу, заживо погребенную под развалинами Рэк Ктола. Гарион был почти убежден, что их безотчетно влечет друг к другу. Кроме того, он часто замечал признаки беспокойства на лице не только Таибы, но и Релга, когда они находились порознь. Что-то помимо их воли сближало их.
— Мир полон греха, — продолжал наставлять её Релг. — Мы постоянно должны быть начеку. Мы должны ревностно хранить нашу чистоту против любых искушений.
— Это так утомительно, — с легкой иронией в голосе заметила Таиба.
— Я думал, тебе нужны наставления, — укоряюще произнес Релг. — Если ты пришла сюда, чтобы смеяться надо мной, можешь немедленно уйти.
— О, сядь, пожалуйста, Релг, — умоляюще попросила она. — Так мы ни к чему не придем, если ты будешь принимать близко к сердцу все, что я несу.
— Ты что, вообще не имеешь никакого представления о религии? — после непродолжительного молчания спросил он, явно заинтересовавшись.
— В катакомбах для рабов слово «религия» означало смерть. Оно означало, что у тебя вырежут сердце.
— Это все извращенные обычаи гролимов. А у тебя нет своей веры?
— Рабов привозили со всего света, и они молились разным богам… вымаливая смерть.
— А что твой народ? Какому богу они поклоняются?
— Я говорила тебе, что его имя — Мара. Но мы не молимся ему — с тех пор, как он оставил нас.
— Человек не вправе обвинять богов, — строго сказал Релг. — Долг человека восхвалять бога своего и молиться ему — даже если его молитва не будет услышана.
— А каков долг бога перед человеком? — открыто спросила она. — Не может ли бог быть также равнодушен к человеку? Ты не считаешь, что бог равнодушен к человеку, если позволяет, чтобы его детей брали в рабство, подвергали пыткам и безжалостно убивали… или если он позволяет отдавать своих дочерей в награду другим рабам, когда они ублажают своих хозяев… как, например, меня?
Релгу трудно было что-либо ответить на такой болезненный вопрос.
— Я думаю, что ты вел очень спокойную жизнь, Релг, — бросила она в лицо фанатику. — Я думаю, что у тебя очень смутное представление о людских страданиях., о всем том, что люди вытворяют с себе подобными… в особенности с женщинами… очевидно, с полного согласия богов.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
