— Ты должна была убить себя, — мрачно произнес он.
— С какой стати?
— Чтобы избежать греха, разумеется.
— А ты невинен, да? Я не убила себя, потому что не готова была умереть. Даже в камерах для рабов жизнь может быть сладка, Релг, а смерть — горька. То, что ты называешь грехом, — только очень незначительная вещь… и не всегда неприятная.
— Грешница! — выпалил он.
— Ты придаешь очень большое значение всему этому, Релг, — продолжала она. — Жестокость — грех; отсутствие сострадания — грех. Но это? Нет, я не думаю. Я удивляюсь тебе. Может, этот твой Ал не такой уж суровый и неумолимый, каким ты себе его представляешь? Ему в самом деле нужны все эти молитвы, обряды и преклонения? Или таким образом ты пытаешься скрыться от бога? Ты считаешь, что громкая молитва и удары головой о землю не позволят заглянуть ему в твое сердце?
Релг молчал, слова застряли у него в горле.
— Если бы наши боги действительно нас любили, они наполнили бы нашу жизнь радостью, — яростно продолжала она. — Но ты ненавидишь радость по какой-то причине… вероятно, ты просто боишься её. Радость — не грех, Релг; радость — это любовь, и я думаю, боги одобряют её… даже если ты не одобряешь.
— Ты безнадежно порочна!
— Может быть, — безразлично ответила она, — но по крайней мере, я воспринимаю жизнь такой, какая она есть. Я не боюсь её и не пытаюсь от неё скрыться.
— Почему ты так поступаешь? — спросил он почти трагическим голосом. — Почему ты все время преследуешь меня? Почему не спускаешь с меня глаз?
— Сама не знаю, — ответила, смущаясь, Таиба. — Ты не такой уж привлекательный. С тех пор как мы оставили Рэк Ктол, я встречала десятки мужчин, которые интересовали меня гораздо больше. Сначала мне нравилось дразнить тебя, и ты боялся меня, но потом появилось что-то еще. Все это не имеет значения, конечно. Ты — это ты, а я — это я, но почему-то мне хочется быть с тобой. — Она замолчала. — Скажи мне, Релг, но только не пытайся лгать… ты и вправду хочешь, чтобы я ушла и никогда больше тебя не видела?
Последовала продолжительная и мучительная пауза. Наконец Релг простонал:
— Да простит меня Ал!
— Я уверена, что он простит, Релг, — горячо заверила она его…
Гарион двинулся дальше по коридору. То, что он раньше не понимал, стало совершенно прозрачным.
— Этим занимаешься ты, не так ли? — мысленно спросил он.
— Естественно, — прозвучал в его голове бесстрастный голос.
— Но почему эти двое?
— Так нужно, Белгарион. Я ничего не делаю ради прихоти. Нас всех вынуждают обстоятельства… даже меня. Фактически то, что происходит между Релгом и Таибой, даже отдаленно не касается тебя.
— Я считал… так сказать… — обиженно подумал Гарион.
— Ты предполагал, что я занят только тобой… что ты — центр вселенной? Конечно, это не так. Существуют не менее важные вещи, и Релг с Таибой имеют к ним самое прямое отношение. Тебе в этом может быть отведена лишь роль второстепенного персонажа.
— Они будут очень несчастны, если ты соединишь их, — сказал с упреком Гарион.
— Это не имеет никакого значения. Они должны быть вместе. Это обязательно. Ты, однако, ошибаешься. Пройдет немало времени, прежде чем они привыкнут друг к другу, зато потом они будут очень счастливы. Уменье склоняться перед необходимостью имеет свои преимущества, что ни говори.
Гарион задумался над этими словами, но потом оставил это занятие, так как вспомнил о собственных проблемах. Гарион направился к тете Пол, как всегда в тех случаях, когда не знал, как поступить. Она устроилась у камина, потягивая ароматный чай и любуясь розовыми отблесками зари, играющими на заснеженных склонах гор.
— Ты рано встал, — заметила Полгара, когда он вошел.
— Я хотел поговорить с тобой, и единственная возможность, сделать то, что я хочу, — улизнуть из комнаты раньше, чем в неё войдет мой секретарь со своими бумагами. — Он бросился в кресло и недовольно проговорил:
— Ни минуты не остается на самого себя.
— Ты важная персона, дорогой.
— Эта идея принадлежала не мне. — Он задумчиво уставился в окно и неожиданно спросил:
— Дедушка в полном порядке, да?
— Почему ты так решил?
— Ну… на днях, когда ты передавала Се'Недре амулет… разве он…
— В основном благодаря тебе, дорогой.
— Я ощущал что-то еще.
— Это могла быть и я. Видишь ли, дело было довольно тонкое, и даже я не уверена, причастен ли он к нему или нет.
— Должен же быть какой-то способ, чтобы мы могли знать наверняка.
— Есть только один способ, Гарион, — занять его чем-то.
— Хорошо, давай предоставим ему шанс попытаться… попробовать свои силы на чем-нибудь незначительном.
— И как мы все ему объясним?
— Ты хочешь сказать, что он ни о чем не догадывается? — спросил Гарион, выпрямляясь в кресле.
— Может, и догадывается, хотя я сомневаюсь.
— Ты не намекала?
— Нет, конечно. Если он заподозрит, что дар, данный ему свыше, исчез, это будет для него катастрофа.
— Не понимаю.
— Понимаешь, важно знать, что ты добьешься успеха. Если у тебя нет абсолютной уверенности, ничего не получится. Вот почему мы должны помалкивать.
Гарион задумался, потом сказал:
— Это имеет смысл. А не опасно? Вдруг появится что-то очень срочное, он возьмется за дело и, к своему ужасу, обнаружит, что не может с ним справиться?
— Тогда нам с тобой, дорогой, придется взяться за это дело.
— Ты так спокойно говоришь об этом.
— А что толку нервничать, Гарион.
Дверь резко распахнулась, и королева Лейла с растрепанными волосами и в съехавшей набок короне влетела в комнату.
— Я не потерплю это, Полгара! — сердито закричала она. — Я ни за что не потерплю это. Ты должна поговорить с ним… О, извините меня, ваше величество, — добавила маленькая королева, увидев Гариона. — Я вас не заметила. — Она присела в грациозном реверансе.
— Ваше величество, — ответил Гарион, поспешно поднимаясь и кланяясь в свою очередь.
— Так с кем ты хочешь чтобы я поговорила? — спросила тетя Пол.
— С Энхегом. Он требует, чтобы мой бедный муж сидел и пил с ним каждый вечер. Этим утром Фулраху было так плохо, что он едва поднял голову от подушки. Этот пьянчужка Чирек погубит моего мужа.
— Энхег любит твоего мужа, Лейла. Таким образом он демонстрирует свою дружбу.
— Разве нельзя быть друзьями и не пить столько?
— Я поговорю с ним, дорогая, — пообещала тетя Пол.
Успокоенная, королева Лейла ушла, присев еще раз в реверансе перед Гарионом.
Гарион собирался вернуться к разговору о немощи Белгарата, когда горничная тети Пол вошла и доложила о прибытии леди Мирел.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
