Председатель почувствовал, как заместитель декана на этот раз рукою подтолкнул под столом его в мягкую часть тела, и сказал:
– Уважаемые коллеги, раз мы нарушили положение о госэкзамене, то нам следует проголосовать на этот раз только с участием профессоров, которые являются членами ГЭК и решить, какую оценку поставить студентке Хабибуллиной.
– Ну вот, хорошо, что в этом вопросе мы пришли к верному решению. Раз председатель об этом говорит, то не должно быть иных мнений, – сказал заместитель декана.
Он вдруг почувствовал, как жилка у левого виска, которая на время успокоилась, вдруг вновь все сильнее и сильнее стала посылать во все стороны кольца тугой отчаянной боли, и подумал: «Сейчас декан, который взял за правило не приходить на госэкзамены, сидит у себя на кафедре в кабинете и пьет с рассыпчатым печеньем чай, а может быть, даже по погоде укатил на дачу, а я… Нужно сразу же после экзамена подняться в терапию, натыкать от давления уколов, а то не дай бог получишь на этой работе на высоте гипертонического криза геморрагический инсульт! И никто, как помрешь, о тебе не вспомнит добрым словом».
Отбрасывая навязчивые мысли, заместитель декана тряхнул головой и громко, уверенно, превозмогая боль, провозгласил:
– Уважаемые коллеги, ставлю повторно вопрос на голосование. В голосовании, как мы договорились, экзаменаторы участие не принимают. Решение выносят только члены ГЭК.
Заместитель декана сделал паузу и пробежал по лицам преподавателей. Он уловил на многих лицах экзаменаторов легкую ироническую улыбку, на лицах же членов ГЭК, кто решил голосовать за тройку, была маска.
– Кто за то, чтобы студентке Хабибуллиной поставить итоговую оценку удовлетворительно, прошу поднять руки.
Многие профессора и на этот раз, стесняясь своего решения, неуверенно подняли руки только на уровне груди. Только профессор-окулист высоко подняла правую руку, придерживая ее за локоть левой рукой.
У большинства профессоров, поднявших руки, было желание услужить начальству, а принципов – никаких. Их объединяла общая тайная мысль, которую они друг другу не высказывали, не только потому, что хотели скрыть ее, но и потому, что подобные мысли гораздо лучше передаются молчанием.
– Не понимаю, что их толкает прилюдно поднимать руки, – сказал акушер-гинеколог, обращаясь к хирургу и ко мне.
– С одной стороны, заведующие кафедрами, члены ГЭК, в большей степени зависят от администрации, а с другой стороны – в конечном итоге у нас все вертится ради корысти на одном веретене, – сказал хирург, а акушер-гинеколог добавил:
– Кто-то из знаменитых, не помню только кто, недавно по телеку сказал: «Все человеческое слетело с людей, как чешуя с протухшей рыбы».
Я же про акушера-гинеколога подумал: «Тебе не удержаться в кресле заведующего кафедрой, у тебя нет чинопочитания, у тебя свобода мыслей». Впоследствии так оно и вышло. Ректор его от заведования кафедрой освободил. Его место заняла ничем не примечательная, не имеющая своего мнения личность. Поговоришь с таким человеком две минуты, и становится скучно.
29
Секретарь стал обходить профессоров, поднявших руки.
– Раз, два, три, – громко считал он, дошел до председателя и остановился, поскольку тот говорил в это время с, подошедшей к нему, ассистенткой.
– Вы «за»? – спросил его секретарь.
Председатель был в сомнениях, следует ли ему поднять руку за тройку, но, увидев, что большинство членов ГЭК голосуют «за», он тоже поднял руку.
– Восемь, девять, десять, – секретарь в очередной раз пробежал глазами по лицам профессоров, – кажется, никого не опустил.
«Наша, слава те господи, взяла», – подумал заместитель декана. Он, чтобы никто не видел выражения его потного лица, отвернулся и стал утирать его платочком.
– Итак: за то, чтобы студентке Хабибуллиной поставить итоговую оценку удовлетворительно, проголосовало десять членов ГЭК. А теперь прошу поднять руку тех, кто за то, чтобы поставить студентке Хабибуллиной оценку неудовлетворительно, – сказал заместитель декана, взглянул на профессора-хирурга и взглядом его, чуть заметно поведя бровью, поблагодарил.
Профессора, не стесняясь своего выбора, высоко подняли руки, но даже без подсчета голосов было видно, что их меньшинство.
– Вот мы и увидели, что собой представляют наши профессора. Не мытьем, так катаньем! – ни к кому не обращаясь, сказала вполголоса Вера Семеновна, а у сидящего рядом с ней хирурга в это время вертелись на языке непечатные слова.
– Ставка, надо полагать, высока, – заметил сидевший рядом с нами хирург-проктолог.
– Не зря Карл Маркс писал – я уж не помню дословно, – сказал акушер-гинеколог, – что для того, чтобы получить триста процентов прибыли, капиталист и любовницу продаст, и жену заложит. А Ленин говорил более образно: капиталист, чтобы получить прибыль, продаст вам веревку, на которой вы должны его повесить.
Мне же в это время вспомнились студенческие годы. На шестом курсе я посещал драматический кружок при клубе Маяковского. Художественным руководителем кружка был тогда артист еще из тех. Он закончил студию МХАТ, знал Станиславского, Книппер-Чехову, Москвина, Качалова и других артистов Художественного. Ему уж был восьмой десяток лет. Как-то после репетиции, зная, что я студент медицинского, он попросил меня его посмотреть. Судя по анамнезу, у него была типичная стенокардия. «Я поговорю с нашим профессором, и он вас примет», – сказал я ему. «Я к профессору лечиться не пойду, лечи ты меня, – сказал он мне, помолчал и добавил: – Профессор светит, но не греет». «Как же так!» – тогда думал я, теперь же мне слова артиста были понятны.
Секретарь стал считать голоса членов ГЭК, которые голосовали за двойку. От голосования и на этот раз воздержался только наш шеф. «У Хасана Хасановича, – подумал про него заместитель декана, – как всегда, отличное от коллег мнение, а по сути выпендреж. Всегда хочет на людях выпрыгнуть из штанов, но мы-то его знаем как облупленного. Смотрит на меня и радуется тому, что увидел соломинку в моем глазу».
«Другой бы на месте заместителя декана сквозь землю провалился, – подумала Вера Семеновна, – а он чувствует себя не в своей тарелке, знает, что все прилюдно раскусили его, но продолжает с настойчивостью, какая бывает только у очень ограниченных людей, выгораживать студентку».
– Уважаемые коллеги, что же у нас получается, – уже уверенно произнес заместитель декана, – за то, чтобы студентке Хабибуллиной вывести итоговую оценку удовлетворительно, проголосовало десять членов ГЭК, а за то, чтобы поставить неудовлетворительно, при одном воздержавшимся семь. Таким образом, студентка Хабибуллина получает оценку удовлетворительно.
Заместитель декана, не скрывая удовлетворения, пробежал глазами по лицам профессоров, запоминая тех из них, кто поддержал его и как бы между прочим добавил:
– Ну вот, наконец-то мы этот вопрос решили, все по-честному.
– Честнее некуда, – вполголоса заметила Вера Семеновна.
– Я прошу конечные итоги голосования запротоколировать, – обратился заместитель декана к секретарю.
– Переходим к обсуждению оценок студентов третьей группы, – произнес между тем председатель, тогда как преподаватели все еще продолжали между собой обсуждать результаты голосования.
– Володин.
– Хирургия хорошо, терапия удовлетворительно, акушерство хорошо, – сказала экзаменатор, сидевшая за средним столом.
– По практическим навыкам тоже все хорошо, – заглянув в ведомость, сказал заместитель декана.
– Итоговая выходит хорошо.
Обсуждение оценок третьей и четвертой группы прошло гладко.
– Прошу позвать для оглашения оценок студентов, – обратился председатель к секретарю и, повернув голову к заместителю декана, по-свойски ему вполголоса сказал: – Когда студенты войдут, вы мне покажите эту студентку.
– Хабибуллину? Зачем она вам?
– Ну как же! Сколько, как о выдающейся личности о ней говорили. Хочется просто на нее хоть одним глазком взглянуть; меня она заинтриговала.
– Хорошо. Только вы студентам, когда будете объявлять оценки, ничего о нашей дискуссии не говорите. Пойдут кривотолки.
Председатель, в том смысле, что ему замдекана об этом мог бы и не говорить, чуть заметно наклонил голову и, мысленно выстраивая перед студентами речь, взял со стола экзаменационную ведомость.
Студенты гуськом, по трое, по двое, а затем по одному стали входить в лекционный зал и заполнять места в амфитеатре. Теперь они уже были без медицинских халатов.
– В свое время мы как один приходили на экзамены в белых рубашечках и при галстуках. А теперь, посмотрите, на многих футболки, словно они пришли не на госэкзамен, а на футбольный матч, – обращаясь к заместителю декана, сказал председатель.
– А студент Шептунов вообще пришел, на госэкзамен, как на пляж: надел на босы ноги похожие на лапти разбитые сандалии.
