– Кто вы?
Я никогда еще не слышала у него такого повелительного тона, но у пришедшего голос не только не менее повелительный, но еще и пугающе властный:
– Мне нужно поговорить с Анной Ван Хаусен. Меня прислала Синтия.
Опознав гостя, я спешу к порогу и распахиваю дверь настежь. Да, это Арнольд Ротштейн.
– Огромное спасибо, что пришли.
Я впускаю его в комнату и твердо смотрю на Коула. Он озадаченно хмурится. Наверное, надо было рассказать, что попросила остаток суммы у Синтии, но я понятия не имела, что она пришлет своего дядю.
Он садится на самый ближний к двери стул. Я пристраиваюсь на углу дивана, а Коул остается стоять у выхода. Заметив, что дядя Арни то и дело посматривает в его сторону, я взглядом указываю Коулу на место возле себя. Он подчиняется с по-прежнему смущенным видом: явно ощущает мое облегчение и в то же время тревогу.
Дядя Арни расслабляется и переходит к делу:
– Итак, Синтия сказала, у тебя проблемы, и тебе прямо сейчас нужны пять кусков.
Я киваю и невольно смотрю на принесенную им черную докторскую сумку. Что там? Деньги, оружие или?..
– Еще она сказала, что ты отказалась объяснять, зачем тебе деньги. Но мне-то скажешь?
Он впивается своими черными проницательными глазами в мое лицо, и я киваю. Конечно, скажу.
– Мою мать похитили. Не знаю, кто именно, но они требуют солидный выкуп.
Арни вытаскивает из кармана сигару и вопросительно приподнимает бровь. Я киваю:
– Да, пожалуйста.
Будто я могу что-то ему запретить.
Жду, пока он раскурит сигару.
– И ты собираешься заплатить. Разве это не рискованно?
Я поворачиваюсь к Коулу:
– Ты не мог бы принести мне стакан воды? Со льдом. Там оставалось в морозилке. Наколи немного.
Коул, кажется, хочет поспорить, но еще раз глянув на меня, склоняет голову и идет на кухню.
Ротштейн терпеливо ждет, попыхивая сигарой, словно мы тут мило беседуем. Вот только он без сомнения самый осторожный человек, которого я только встречала.
– Я не собираюсь просто отдавать им деньги, – тихо говорю ему. – Я пойду за ней.
Дяди Арни не меняет выражение лица – разве что глаза чуть прищуривает.
– Это разумно?
Шестое чувство подсказывает: от моего ответа зависит, оставит он мне сумку с деньгами или нет. Я склоняюсь к Арни:
– Никто не сможет лучше организовать ее побег. Я могу вскрыть замок, проникнуть почти куда угодно и выйти оттуда незамеченной, а еще очень, очень хорошо управляюсь с ножами.
Он моргает – единственное свидетельство удивления. Затем поднимается, будто что-то для себя решил, и я тоже встаю.
– Желаю удачи, – говорит. – Она тебе понадобится. Но надо обговорить несколько моментов.
Как раз в этот момент заходит Коул. Я механически беру у него стакан, но сама не отрываю взгляда от дяди Арни.
– Мои люди проверили периметр вокруг твоего дома. Мы не обнаружили никакой слежки, но это не значит, что позже она не появится. Синтия не пришла лично, потому что я ей запретил. Если что-то пойдет не так: она не при делах, и я никогда сюда не приходил.
Он буравит меня глазами, и я киваю, ощущая, как по спине прокатывается дрожь.
– Что ж, тогда мы все уладили.
Он идет к двери, оставив черную сумку у стула.
– Простите, вы забыли…
Я хватаю Коула за руку, призывая заткнуться. Он повинуется, хотя донельзя встревожен.
– Спасибо, мистер Ротштейн. – Я открываю дяде Арни дверь. Он надевает шляпу и выходит на площадку. – Но вы сказали, что хотите обговорить несколько моментов. А означили всего два.
Он оборачивается и дарит мне широкую улыбку:
– Если когда-нибудь устанешь от своих магических шоу – позвони мне. Ты стала бы чертовски полезным помощником в моем деле.
Затем касается полей шляпы и легко сбегает вниз, где его ждет один из подручных.
Я захлопываю дверь и прислоняюсь к ней, тяжело дыша.
– Что это было? – спрашивает Коул. – Кто этот человек, и почему он оставил сумку?
– Это дядя Синтии, глава одной из крупнейших криминальных организаций в стране. В сумке пять тысяч долларов.
Коул застывает с вытаращенными глазами. Затем пару раз сглатывает.
– Понятно.
Так я и думала. Но просто киваю и снова мечусь по комнате.
Звонит телефон. Это Жак. Оказывается, Джоанну Линдсей действительно взяли под стражу.
– Ее вообще перевезли в Белвью для дальнейшего расследования. Ее дочь все время была с ней.
– Значит, это тупик, как мы и думали. – Ожидаемо, но сердце все равно падает. Теперь у нас нет даже догадок о личности похитителя. – Что еще сказал сыщик? Есть что-то новое о моем похищении?
– Похоже, полиция обнаружила брошенный молочный фургон ниже по реке, недалеко от места, где тебя нашли. Его украли из компании по доставке, но подозреваемых нет.
Очередной тупик.
– Что-нибудь еще?
– Нет, cherie. Мне очень жаль. Я заеду в банк, затем вернусь в квартиру. Будь осторожна, oui?
– Буду, – обещаю я и быстро вешаю трубку.
Снова стук в дверь. Пульс колотит в ушах, но затем я слышу голос Оуэна:
– Анна, это я.
Я открываю, и он быстро меня обнимает.
– Есть новости?
Коул рядом напрягается, но сейчас у меня нет времени об этом переживать.
– Нет, ничего.
Оуэн снова меня обнимает, и Коул прокашливается.
– Так говоришь, Жак едет сюда? – переспрашивает он.
Я киваю.
Коул оглядывает Оуэна темными загадочными глазами.
– Спущусь вниз, приведу себя в порядок. Побудешь с Анной, пока твой дядя не вернулся?
– Я никуда не уйду, – обещает ему Оуэн.
Коул уходит, и я запираю за ним дверь.
– Хочешь кофе? – предлагаю Оуэну.
Он кивает:
– Похоже, тебе он тоже не помешает.
Мы перебираемся на кухню. Оуэн жестом показывает, мол, садись, затем разогревает кофе, что ранее заварил Коул. Боль пульсирует за глазами, и я тру виски. Оуэн садится напротив, в голубых глазах плещется тревога. Я с улыбкой принимаю у него чашку, затем хмурюсь, заметив, что его галстук криво повязан, а светлые волосы взъерошены. Горло перехватывает. Похоже, Оуэн бежал.
Он отпивает кофе.
– Не пойму, что ты нашла в этом парне. Что нам вообще о нем известно?
Я хмурюсь. Ну почему он вечно так себя ведет? Стоит мне проникнуться к нему теплом и нежностью, как Оуэн обязательно что-нибудь испортит.
– Коул? Не знаю, что тебя не устраивает, я ему полностью доверяю.
Он вздыхает и вроде раскаивается:
– Прости. Просто я так ревную, что не могу ясно мыслить. Все пытаюсь показать, что к тебе чувствую, но я такой болван, что получается плохо.
Я качаю головой:
– Не думаю, что сейчас подходящее время.
– Постой. Дай скажу, пока не струсил. Думаю, из нас вышла бы потрясающая пара. Мы могли бы быть партнерами на сцене и вне ее, путешествовать и…
Я трясу головой, и Оуэн накрывает мою ладонь своею. Я ясно ощущаю его волнение.
– Прости. – Голубые глаза печальны. – Я знаю, что не вовремя. Вернемся к этой теме позже.
Я снова качаю головой. Пусть я новичок в отношениях, но невзирая на красоту и веселый нрав Оуэна, уверена, что никогда не увижу в нем больше, чем просто друга. Я мягко отнимаю руку.
– Нет, у нас ничего не выйдет. Прости.
И чувствую удар такой ярости, что, кажется, ахаю вслух.
– Дело в этом англичанишке, да? – Низкий голос Оуэна вибрирует от злости.
У меня дрожат руки. Я подношу чашку к губам и осторожно отпиваю.
– Нет, нет. Конечно, нет. Просто…
– Знаешь, забудь. Не стоило мне болтать.
Его эмоции стихают, но все равно обжигают кожу, точно крапива.
Я встаю, иду к раковине и выливаю кофе. Желудок сжимается. Повисает неловкое молчание. Я хочу что-то сказать, но не могу – слишком устала и встревожена.
Стук в дверь спасает меня от пустых попыток. Я смотрю на Оуэна, но тот мрачно гипнотизирует свою чашку. Иду в прихожую.
– Кто там?
– Жак.
Я его впускаю. Он снимает пальто и стряхивает с него капельки воды.
– Льет как из ведра.
Появляется Оуэн, и Жак кивает племяннику.
– Мне надо уйти, – натянуто говорит тот. – У меня есть кое-какие дела, но позже я вернусь.
– Спасибо, что пришел…
Я осекаюсь, сбитая с толку исходящими от него беспорядочными эмоциями. Сосредотачиваюсь так, что пот выступает над верхней губой. Какая-то… тайна. Сердце частит, и меня прошибает холодный пот. Оуэн что-то скрывает.
Дрожа, протягиваю к нему еще одну нить, пытаюсь разобраться в его чувствах, но не могу сконцентрироваться. Оуэн стискивает зубы – явно волнуется. Злится из-за нашего разговора или чего-то еще?
Он шагает к двери, и меня охватывает паника. Я должна выяснить, что ему известно, что он замышляет!
– Уверен, что не хочешь подождать с нами? – спрашиваю в отчаянии.
