class="p">Лон толкает меня на кровать. Я переворачиваюсь на спину, царапая ногтями его глаза. Его дыхание шипит в горле, его пьяные движения на матрасе ватные. Я резко бью коленом между его ног.
Он кричит и падает на бок, обхватив себя руками. Я использую свой шанс, спрыгиваю с кровати и бросаюсь к двери, хотя и знаю, что теперь наш побег невозможен. Лон последует за нами. Мы, вероятно, даже не успеем покинуть отель, как нас задержат охранники и обеспокоенные граждане, внимательно изучающие моё разорванное платье и кровь на моей ладони.
Но я не могу здесь оставаться.
Я отпираю дверь — Лон, должно быть, щёлкнул замком, когда вошёл, — и поворачиваю ручку. Дверь приоткрывается всего на сантиметр, прежде чем Лон врезается в меня, сбивая с ног. Я головой ударяюсь об угловой столик. Звёзды взрываются перед моим взором, размывая мир вокруг меня. Алек врывается в комнату и наносит удар кулаком прямо в челюсть Лона. Лон отползает назад, но Алек не останавливается. Его кулаки, как молотки, превращают лицо Лона в месиво.
Ярость сделала его диким.
Я пытаюсь сесть, но у меня кружится голова, и темнота снова застилает мне зрение.
Всё исчезает.
Когда моё зрение возвращается, Лон уклоняется от ударов Алека, наносит ответный удар, восстанавливая равновесие. Алек рычит и врезается в грудь Лона, сбивая их обоих на пол. Я слышу, как они дерутся на полу — удары кулаков, рассекающих плоть, — но не вижу их за мебелью.
Бой внезапно прекращается, и раздаётся какой-то металлический щелчок. Это знакомый звук, который я слышала бесчисленное количество раз в детстве, когда отец стрелял по мишеням на заднем дворе нашего загородного дома, готовясь к охоте, но здесь, в этом маленьком, переполненном пространстве, где нет животных, которых можно убить, он звучит неправильно.
Алек отталкивается от пола, выставляя руки перед собой. Следующим появляется Лон, держа в руках охотничье ружьё отца и наводя прицел.
— Я не позволю тебе забрать её, — рычит Лон.
Голос Алека мягкий. Успокаивающий.
— Ты не хочешь этого делать.
— Если ты сейчас уйдёшь, — говорит Лон, — я оставлю тебя в живых. Если ты этого не сделаешь, я всажу тебе пулю в сердце и скажу полиции, что застал тебя в комнате моей невесты, когда ты насиловал её.
Мускул на челюсти Алека дёргается.
— Я не уйду без Лии.
Лон смеётся.
— Я позволю себе не согласиться.
Знакомый, решительный блеск вспыхивает в глазах Лона, а улыбка скользит по его губам, и всё, о чём я могу думать, это то, что он не будет стрелять, если я встану перед Алеком. Он мог бы объяснить смерть Алека как самооборону, но не сможет объяснить мою.
Игнорируя боль, пульсирующую в моём черепе, я отталкиваюсь от пола — не стреляй — и прыгаю перед Алеком в миг, когда треск выстрелов пронзает воздух.
На секунду мне кажется, что он промахнулся. Но затем острое, жгучее ощущение, похожее на жидкий огонь, пронзает мою грудь и, опустив взгляд, я обнаруживаю, что на моей блузке расцветает красный цвет.
Всё происходит медленно — Алек подхватывает меня на руки, когда я падаю. Алек выкрикивает моё имя. Алек прижимает моё тело к своему.
Лон тоже кричит, но не приближается ко мне. Вместо этого его дыхание становится хриплым. Его дорогие ботинки стучат по деревянному полу. Он расхаживает, бормоча что-то себе под нос. Паника охватывает меня, когда я понимаю, что вообще не спасла Алека, что Лон всё ещё может перезарядить ружьё, что он, возможно, даже сейчас ищет патроны. Я пытаюсь отыскать его взглядом, пытаюсь увидеть, что он делает, но Алек обхватывает моё лицо руками, заставляя меня снова посмотреть на него.
— Посмотри на меня, — говорит он. — Останься со мной.
Я пытаюсь дотянуться до него, но мои руки и предплечья онемели. Как и мои ноги, вплоть до колен. Я дрожу, зима воет в моих костях.
Мне никогда не было так холодно.
Раздаётся ещё один треск выстрела, такой громкий, что моё пробитое сердце подпрыгивает, а затем что-то твёрдое с глухим стуком падает на пол. Но Алек всё ещё держит меня, всё ещё шепчет моё имя, что может означать только…
Лон застрелился.
Вкус пороха смешивается с медью на моём языке. Алек укачивает меня, как ребёнка, его слёзы капают мне на грудь. Мой мозг говорит мне, что я должна их чувствовать, но я не чувствую.
Я ничего не чувствую.
Алек убирает волосы с моего лица.
— Не оставляй меня.
Но я уже ухожу, падаю, угасаю. Кровь булькает в горле, густая и вязкая, сквозь неё невозможно дышать.
— Я люблю тебя, — пытаюсь пробормотать я, но всё звучит так далеко, и я не знаю, слышит ли он меня.
Я пытаюсь снова произнести эти слова. Я чувствую, как мои губы формируют их, но затем моё дыхание застревает в горле, и я тону…
тону
тону
в неизвестности.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ГЛАВА 46
НЕЛЛ
МЫ СИДИМ НА ПЛЯЖЕ, моя спина прижата к груди Алека, а он прислоняется к пальме, наблюдая, как небо начинает светлеть на востоке.
Это рассвет нового дня. 6 августа 2003 года.
Мы сделали это.
Меня зовут Кэти, и я прожила шесть других жизней за сто лет. Лия, Элис, Эвелин, Пенни, Гвен, Сара, а потом я. Я была свидетелем десятилетий, которые ни одна другая шестнадцатилетняя девушка не видела за пределами книг и фильмов.
1907. 1923. 1939. 1955. 1971. 1987.
Каждая жизнь сильно отличается от предыдущей, и всё же всё заканчивается одинаково. Здесь, в «Гранд Отеле Уинслоу», от того, что я когда-то считала проклятием, но теперь, когда руки Алека обнимают меня, а на горизонте появляется обещание будущего, я признаю это благословением, которым оно было всё это время — второй шанс, даваемый нам раз за разом, чтобы всё исправить.
И наконец-то, наконец-то, мы выяснили, как всё исправить.
Алек упирается подбородком в мою голову, его руки сжимаются вокруг меня, и он вдыхает меня.
— Не могу поверить, что ты действительно здесь, — бормочет он.
Я разворачиваюсь в его объятиях, приподнимаюсь на коленях и смотрю ему в лицо. Я прижимаюсь лбом к его лбу.
— Я здесь, — говорю я. — Всё кончено.
Мы не знаем, что произойдёт, когда взойдёт солнце. Мы не знаем, начнёт ли Алек, который выглядит на восемнадцать, но на самом деле ходит по этой Земле уже 130 лет, снова стареть как нормальный человек, или все эти годы обрушатся на него, как вор, крадущий его молодость и годы, которых у
