и она поняла, что он говорит серьезно. – Тебе выпали хорошие карты. Ты можешь либо бросить их в воздух и уйти, либо позволить мне научить тебя, как играть, чтобы выиграть. – Он сделал паузу и задумчиво посмотрел на стакан с виски. – Если честно, тебе еще повезло, что я позволяю тебе самой выбрать мужа.
Клод вытащила из-за спины подушку и шутя ударила его по голове. Они оба так смеялись, что в дверь просунул голову кто-то из прислуги.
– Никого не убивают. Мы просто развлекаемся, – объяснил отец обеспокоенному слуге. Ее отец всегда был добр к прислуге. Когда Клод не было дома, он даже ел вместе с ними.
– Люди, которые были здесь сегодня вечером, смотрят на нас свысока, – констатировала Клод, беря бокал шампанского, который оставила на приставном столике. – Что бы мы ни делали, так будет всегда.
– Пусть они нас недооценивают. – Отец пожал плечами. – Так мы и победим.
Клод задумчиво кивнула и допила шампанское:
– Как тебе нравится фамилия Ван Берген?
– У меня есть клиент по имени Ван Берген. Самый аристократичный из всех. Раньше я думал, что он и пукает цветами. Теперь я понял, что это не так.
– Правда? – Она приподняла бровь. – Расскажи мне, что ты про него знаешь.
– Поспрашивай и узнаешь. Это не то, что девушке стоит слышать от отца.
– Хорошо, но ты так и не ответил на мой вопрос. Как ты смотришь на то, чтобы написать на двери «Ван Берген»?
Ее отец нахмурился:
– Вот урод. Он что, сделал тебе предложение? Эти старики думают, что могут заполучить любого, кого захотят.
– Успокойся! У Ван Бергена есть сын. Я с ним познакомилась сегодня вечером.
Ее отец расслабился и выдохнул:
– И он тебе понравился?
– Он очень красив, – признала Клод, – хотя и говорил о тебе неприятные вещи. Не знаю, смогу ли я когда-нибудь простить его за это.
– Прости, – посоветовал ей отец.
– Зачем же?
– Он будет для тебя отличной страховкой. Если со мной что-нибудь случится, у тебя будет свое состояние и другое имя.
– Что с тобой может случиться? – Она резко посерьезнела.
Отец похлопал ее по колену:
– Ничего, моя дорогая. Не забивай свою хорошенькую головку ерундой.
Через два года Клод обручилась. Разговор с отцом, который она вела в тот вечер, был забыт. Она давно простила Оуэну его снобизм, и ей нравилось жить среди Ван Бергенов. Отец Оуэна устроил ее на работу в лучшую художественную галерею в Челси, а его мать доставала ей приглашения на все торжественные приемы в городе. Клод, конечно, слышала слухи о старшем Ван Бергене, но они не отличались от того, что она слышала о других титанах Уолл-стрит, включая ее отца. Она не винила сплетников. Слухи были способом очеловечивать миллиардеров.
Однажды днем, пока Клод была на работе в галерее, стажер с мрачным лицом позвал ее в конференц-зал. На мониторе показывали местные новости. Какой-то огромный человек выполз с пешеходной дорожки Бруклинского моста на одну из балок над шестиполосной дорогой. Прохожие кричали, пока какой-то турист снимал происходящее. Когда человек добрался до конца балки, он встал, покачнулся и спрыгнул. Другая камера запечатлела падение и удар, когда отец Клод бухнулся в воду.
Позже она узнала, что ее отец покупал кофе в гастрономе под офисом на Мейден-лейн, когда уборщица сообщила ему, что ФБР проводит рейд у него в офисе. Пока сотрудников загоняли в конференц-зал, отец просто выскользнул на улицу. С десяток камер наблюдения запечатлели, как он шел на Ист-Сайд, где присоединился к толпе туристов на Бруклинском мосту.
Он прыгнул, потому что знал, что обнаружат федералы. Не было никаких инвестиций. Его хедж-фонд был финансовой пирамидой. Каждый цент потрачен на картины и дворцы. Он должен был понимать, что рано или поздно его поймают. Вот почему он хотел, чтобы у нее была страховка, поняла Клод. И погиб до того, как она успела ею обзавестись.
Оуэн отменил свадьбу, пока Клод ждала допроса. Галерея уволила ее по электронной почте. Ее особняк на Семьдесят четвертой улице изъяли в тот же вечер. Картины Сингера Сарджента были упакованы и погружены в кузов правительственного фургона без опознавательных знаков. За сутки Клод лишили всего, чем она владела. Отчаявшись, она отправилась к отцу Оуэна, чтобы умолять одолжить ей денег. Его ответное предложение ясно показало, как низко она пала и насколько правдивы были все слухи о нем.
Разбитая и униженная, она ускользнула оттуда с небольшим конвертом денег. Пока власти не убедились в ее невиновности, она пряталась от папарацци в номере мотеля рядом с автострадой в Квинсе. Впервые в жизни она познала усталость и голод. Но сильнее всего она ощущала ненависть к себе. Она презирала себя за то, что была так доверчива. Отец говорил, что они играют в игру, и выставлял себя ее мастером. Но он ни разу не сказал ей, насколько высоки ставки, а она даже не подозревала, что он жульничает. Тем не менее она все еще любила его. Когда она плакала, то не по Оуэну, а по нему.
Клод наконец-то разрешили уехать из Нью-Йорка в субботу, на которую когда-то была назначена ее свадьба. Она села на поезд и сошла в Филадельфии. У нее не было денег, чтобы ехать дальше. Она не собиралась больше возвращаться в город.
Шесть недель спустя она была на обеденном перерыве в свадебном бутике средней ценовой категории, где она теперь работала, когда ей позвонили.
– Это Клод Маршан? – Голос был женский.
– Без комментариев, – ответила Клод.
– Нет-нет! – воскликнула женщина, прежде чем Клод успела повесить трубку. – Я не репортер. Меня зовут Дженнифер. Мой муж изобрел ChitChat. – Тут она сделала паузу. Клод молчала. – Я узнала ваш номер от друга из галереи, в которой вы работали. Я буду благодарна, если вы уделите мне минутку своего времени.
– Слушаю. – Клод не хотела быть грубой, но перерыв почти закончился.
– Надеюсь, это не прозвучит слишком прямолинейно, – продолжила женщина, и Клод поняла, что именно так и будет. – Я купила ковер на аукционе «Сотбис». – Тут она сделала нервную паузу, как будто ожидая, что Клод взорвется. На этом аукционе была продана обстановка дома Маршанов. – Это Обюссон семнадцатого века. Насколько я понимаю, его первоначально приобрели вы?
– Да.
– Не могли бы вы помочь мне найти еще несколько ковров в том же стиле?
– Я не декоратор интерьеров, – объяснила Клод.
– Нет-нет, конечно нет! – поспешила сказать женщина. – Но вы могли бы проконсультировать меня с большой пользой. – Клод ничего не ответила. Она размышляла над этой возможностью. – По правде говоря, я понятия не имею, что делаю, – призналась женщина с сожалением. – Я выросла в двухэтажном доме в Кливленде. Мое любимое блюдо – запеканка из тунца. Я не отличаю Обюссон
