с шампанским к портрету царственной пожилой женщины, чье затянутое в корсет тело было задрапировано жемчугом. – Он был очень плодовит. Я уверен, что ваша бабушка тоже где-то здесь.
Клод мило покраснела.
– Нет, вряд ли. – Он думал, что она одна из них. Скоро он узнает правду. – Значит, вы потомок леди Уилкотт. Я где-то читал, что ее портрет нашли в хранилище, которое не открывали десятилетиями. Должно быть, она рада, что наконец-то обрела хороший дом.
– Возможно. Только жаль, – тут Оуэн понизил голос, – что она и остальные прекрасные люди на портретах проведут следующие несколько десятилетий, глядя на это.
Клод проследила за его взглядом до того места, где стоял хозяин дома, беседуя с небольшой группой гостей. Он был самым крупным мужчиной в комнате, с животом, который освобождал широкий проход для остальных частей его тела. Густые черные волосы у него на голове были уложены, но на щеках темнело предвестие завтрашней бороды. Вечеринка началась всего час назад, но на рубашке у него уже появилось пятно. Паштет, догадалась Клод. Такое же пятно было и на подбородке, куда еда попала в первую очередь, вылетев изо рта.
– Надо узнать имя его портного, – сказал Оуэн. – Если он может впихнуть гориллу в смокинг, то для меня сотворит чудеса.
Клод спрятала хмурый взгляд за глотком шампанского.
– Вы его знаете? – спросила она.
– Мой отец вкладывает деньги в его проекты, – ответил молодой человек. – Он говорит, что тот гениален. Вырос во Франции в послевоенные годы. Рассказывал моему отцу, что ел крыс, чтобы выжить. Судя по всему, у него нет никакого формального образования, и все же… – Свободной рукой он обвел большой бальный зал.
– А говорят, что американская мечта умерла, – усмехнулась Клод.
– Да, только в Америке французский крестьянин, питавшийся крысами, может покупать портреты американской аристократии девятнадцатого века. Забавно, я бы принял его за любителя Кунса или Херста[15]. Да еще этот дом. Он великолепен. Я полагал, что он женился на ком-то со вкусом, но отец сказал мне, что он холост.
– Кажется, его жена умерла много лет назад, – вспомнила Клод.
– Интересно, кем она была, – размышлял Оуэн. – Должно быть, тяжело было каждую ночь ложиться с ним в одну постель.
– Нет, если она тоже была крысоедкой и французской крестьянкой, – пошутила Клод, и Оуэн от души рассмеялся, в то время как хозяин дома вышел в центр комнаты.
– Мечтаю услышать, что он скажет.
– Добрый вечер, – начал хозяин. – Большое спасибо всем вам за то, что пришли сегодня вечером. Я человек цифр, а не слов, поэтому вместо того, чтобы утомлять вас ужасной речью с густым французским акцентом, позвольте мне представить вам человека, благодаря которому все это стало возможным, – мою очаровательную и талантливую дочь Клод Маршан.
– Извините, – обратилась Клод к Оуэну, ужас которого начинал отражаться на лице. – Папа ждет меня. Как, вы сказали, ваша фамилия?
Молодой человек прочистил горло:
– Ван Берген.
– Приятно познакомиться, Оуэн Ван Берген. Я попрошу кого-нибудь передать, как зовут портного моего отца.
Позже вечером, когда гости ушли, Клод прижалась к отцу на диване в его кабинете. Когда они оставались вдвоем, то часто не обращали внимания на то, что происходит в остальном доме. При выключенном свете и пылающем камине кабинет напоминал им обоим маленький домик в Бретани, где Клод родилась. Они были счастливы там вдвоем, так же как и в особняке, который ее отец купил, когда Клод было тринадцать лет. Клод считала, что пока они есть друг у друга, они могут быть счастливы где угодно. Время от времени она испытывала сожаление из-за того, что ей так и не довелось узнать мать, которая умерла во время родов. Но ее отец всегда делал все возможное, чтобы компенсировать эту потерю. Ни один отец не смог бы любить ребенка сильнее.
– Ты нашла идеальную службу доставки еды, моя дорогая. – Хваля ее, отец похлопал ее по колену. – Еда была восхитительна.
– Я вижу по твоей рубашке, как тебе понравился паштет, – поддразнила она.
Он потянул рубашку вверх, чтобы посмотреть, и вздохнул, увидев розовое пятно.
– Твой отец – свинья. Не знаю, как ты приобрела дар ко всему тому, что ты умеешь, – сказал он дочери.
– Так любой может. – Она отмахнулась от его похвалы. – Все, что для этого нужно, это деньги.
– Нет, – отец был непреклонен, – вкус нельзя купить. Это редкий дар. Мы оба знаем, что я им не обладаю. Ты заставляешь меня выглядеть презентабельно, и за это я тебе благодарен.
– Достаточно благодарен, чтобы исполнить мое самое заветное желание? – Она пыталась сохранить спокойный тон.
– Конечно. Что бы ты ни пожелала, оно станет твоим.
– Я хочу работать с тобой в хедж-фонде. Хочу узнать все о твоем бизнесе и прийти к тебе работать по окончании учебы.
Он нахмурился. Это был не первый раз, когда поднималась эта тема, и они оба знали, что не последний.
– Нет, – отказал он. – Деньги – это грязь. Красивая девушка должна держать руки чистыми. – Она знала, каким будет его ответ, но все равно было больно его слышать. Отец Клод взял ее за руку и сжал ее. – Я всегда буду заботиться о тебе, – пообещал он.
Она не сомневалась в этом. Но дело было в другом.
– Ты считаешь, что я не способна позаботиться о себе?
– Это не имеет никакого отношения к твоим способностям, Клод. Доверие – ключ к моему бизнесу. Я не нанимаю женщин, потому что мужчины доверяют свои деньги только другим мужчинам. Я бы хотел, чтобы это было не так, но это так. Я бы не стал тебе лгать.
– Значит, все было бы по-другому, если бы я родилась мальчиком?
– Да, было бы. – Он повернулся к ней лицом, и его глаза под густыми черными бровями увлажнились. – Ни один мальчик не смог бы сделать то, что можешь ты, Клод. Я могу нанять людей для работы в своем фонде, без проблем. Но я никогда не смогу заменить тебя. Ты мой посол, мой переводчик, мой гид. Я не говорю на языке, на котором говорят эти люди. Я не понимаю их нелепый мир. Но ты понимаешь. Ты знаешь, как сделать их счастливыми. Еще два инвестора подписали контракт сегодня вечером на вечеринке, которую ты устроила. Ты так же важна для бизнеса, как и я.
– Ты это серьезно?
– Абсолютно. Если хочешь помочь бизнесу еще больше, можешь сделать своему отцу большое одолжение и выйти замуж за кого-нибудь впечатляющего. Тогда я смогу выделить ему долю в фонде и поставить его имя рядом с нашим на двери.
– Ты действительно хочешь выдать меня замуж за какого-нибудь сноба с модной фамилией? – пошутила Клод. – Что это? Девятнадцатый век?
– Игра не поменялась, – сказал ей отец,
