тоже. Пачкаются в тот миг, когда я пытаюсь зажать её израненное горло, спасти. Глупая затея. Ведь кровь не идёт. Превращается в вязкие сгустки.
– Мама! Кто-нибудь, помогите, маме плохо! Мама!
Я обнимаю её изо всех сил. Честно стараюсь быть мужчиной и не плакать, как учил отец. Как бы страшно то ни было. Ведь это же моя мама. Снимаю с себя верхнюю часть одежды. Укутываю её. Опять обнимаю. Пытаюсь отогреть. Снова. И снова. Только бы холод из неё ушёл. А она ко мне вернулась.
– Мама! Мама…
Блядь. Я снова разговариваю во сне. Просыпаюсь с этим проклятым бесполезным зовом. Не хочу поддаваться, но резко подскакиваю на постели, будто меня снова кто-то неведомый под зад пинает, как в этом дебильном кошмаре, в котором я – вновь беспомощная и бесполезная малолетка. Тот, кто не сумел уберечь её. Ничего не сделал. Способный только трусливо хныкать и звать на помощь, на которую никто не отзовётся. Самое худшее, даже когда я осознаю реальность и отделяю только что увиденные воспоминания, приукрашенные и изменённые извращённым подсознанием, всё равно ни хера не отпускает. Липкий пот пропитывает всего, градом стекает по вискам. Пульс колотится, как бешеный, стоит в ушах, ничего не слышу кроме него. И не вижу. Тоже ничего. Кроме ледяной пустоты в глазах остывшего тела матери. Она пропитывает до сих пор, такая же тёмная и колючая, как та витающая в воздухе чёрная субстанция, стелющаяся роковыми сгустками внутри родительского дома. Не было ничего такого на самом деле. Но я-то знаю, где она живёт по-настоящему. Все они. Безысходность. И мрак. Тьма, из которой нет выхода. Во мне. Не избавишься. Да и как избавишься? Невозможно.
Умерла.
А я…
– Т-шш… – врывается в мой разум.
Тихое. Робкое. Непонятное. Чуждое. Далеко не сразу я осознаю, кому принадлежит этот хрупкий голос. Просто потому, что в моей жизни не может быть места ничему такому. Никогда не было. Лишь когда прохладная ладошка задевает мою щеку, затем и вовсе обхватывает обеими мои скулы, а их обладательница забирается ко мне на колени, тревожно вглядываясь в мои глаза.
Эва…
– Прошло, да? – мягко улыбается она. – Всего лишь сон.
Придвигается ещё ближе. Ведёт своими тонкими пальчиками, бережно и нежно обрисовывая овал моего лица. Смотрит всё ещё с тревогой и беспокойством, ждёт моего ответа.
– Всего лишь сон, – подтверждаю. – Всё в порядке.
Моя хорошая девочка опять улыбается, также мягко. С теплом. Беспокойство из зелёного взора исчезает. Но не отворачивается, не отодвигается. Продолжает водить пальцами по моему лицу, откровенно засматриваясь своими действиями, о чём-то думая. И для меня дорогого это стоит. Видеть и чувствовать её – такую, когда внезапно вот так просто, без всяких усилий с моей стороны, нас может связывать не только пробуждённая бешеная похоть. Сама ведь ко мне притрагивается. Сама решает быть так близко. По собственному желанию. Не по-моему принуждению. Никогда не думал, что вновь буду нуждаться в чём-либо подобном. Почти как в детстве, когда мама укладывала на ночь спать и всегда целовала в лоб, прежде чем пожелать сладких снов.
Как будто и в самом деле до сих пор сплю…
Вот только совсем не детские ощущения эти её касания вызывают. Стоит вспомнить, что на нас обоих совсем нет ни нитки одеяния. Она – полностью обнажена. Прекрасна, как тысяча грехов. Упругая грудь вздымается при каждом новом вдохе. Слишком уж соблазнительно касается моей груди, на тонкой грани провокации. Так и манит распробовать, вобрать в себя, услышать срывающийся с лакомых губ умоляющий стон.
А она будет умолять, точно знаю…
Медные локоны спадают по хрупким плечам в лёгком беспорядке, и мне хочется собрать каждый, почувствовать, какие же они шёлковые на ощупь, зарыться в них руками, поглубже вдохнуть исходящий от них аромат. Дотронуться до бархатной кожи. Непременно губами и языком. Она охеренно вкусная, я помню, нереально забыть. Если бы красота имела вкус, то это непременно была бы моя хорошая девочка.
Да, хорошая…
Пока ещё не совсем испорченная мной. Уже начал ведь пачкать собой. Хорошенько подготовив ко всему тому дикому и зудящему наваждению, что живёт в моей голове, которое я намерен накормить и воплотить в самом ближайшем будущем, уверен, ей тоже понравится ничуть не меньше, об этом я позабочусь.
Если бы не это её физическое состояние…
Но ничего, я подожду. И всё равно получу от неё хотя бы каплю столь нужного мне утоления моей жажды. Не могу отказать себе в этом, даже сейчас и при таком раскладе.
Невозможно не хотеть.
Её…
Такую охуенно отзывчивую.
Дурею с неё…
Куда хлеще, чем при нашем первом знакомстве. Каждый раз, когда она течёт на моих пальцах, кончает для меня так интенсивно и быстро, что у меня крыша окончательно едет, пока я смотрю на неё, ловя новую дозу чистейшего кайфа только от одного её этого вида. Ведь моя девочка особенно хороша в такие моменты.
А уж когда она сама тянется за поцелуем…
Всё. Хана всей моей ничтожной выдержке.
– Ты ведь понимаешь, что мне этого будет мало? – предупреждаю честно.
Как и говорил ей однажды, изучил её достаточно, чтобы понять, каким будет ответ. Ловлю его в широко распахнутых глазах ещё до того, как она что-то мне скажет. Тень лёгкого смятения, пополам со смущением – красноречивее всяких слов. Не оставляю ей такой никому не нужной на самом деле возможности. Впиваюсь в пухлые губы, подобно оголодавшему зверю. Я ведь и правда голодный. Мне мало. Её – мало. Всегда. Катастрофически больше необходимо, наравне с элементарной возможностью дышать. Ею дышать. Ведь понял уже, только так это и работает. Именно благодаря моей девочке уходит та самая беспроглядная тьма, реально прячется, не мешает по-настоящему жить. И пусть я выгляжу, как помешанный. Я ведь и правда такой. Помешался на ней. Одержимый. Иначе разве возможно? Когда в мозгах, как клеймо невыводимое сидит и свербит неумолимая потребность банально затрахать её до потери сознания. Чтоб ничего и никого не помнила, кроме меня. Только меня одного знала, всегда хотела и вспоминала. Никого больше. Не отдам.
Только моя…
Эва
Удивительно, но я сплю почти весь день. Просыпаюсь ближе к вечеру. И то не пробудилась бы, если бы не расслышала голос Кая, которому, судя по всему, приснился какой-то жуткий кошмар, связанный с его родителями, вернее с погибшей матерью. Никогда прежде не видела его таким. Всё внутри моментально и предательски сжимается порцией беспросветной боли, стоит мне понять, что происходит. Что угодно бы отдала в тот миг, лишь бы стереть всё
