Финальный толчок определил страх: государственный совет в апреле 1609 г. записал: «Страх перед маврами значительный, и даже герцог Лерма верит в то, что они способны завоевать Испанию»[837].
То, что изгнание морисков было задумано как политическое действие, связано с физиологическим состоянием населения. «Старые христиане» теперь почувствовали свое существенное отличие от людей, которые физически были идентичны с ними. Под влияние жесткой идеологии инквизиции народным массам Испании внушили: признаки культурного различия были признаками предательства и желания уничтожить остальных. Многочисленные летописцы создали стереотипы морисков — безобразных, совершенно анормальных, иных[838].
Постепенно народ начал рассматривать остатки мусульманского населения Испании в таком свете. Под уничтожение врага медленно подводилась база.
Финальный указ об изгнании был прагматическим и более никаким. С морисками Валенсии разобрались в первую очередь в 1609 г. Представителям шести из каждой сотни хозяйств морисков было приказано задержаться, чтобы проинструктировать пришельцев на их земли относительно сельскохозяйственных методов, которыми они мастерски владели. Собственность изгоняемого мориска переходила к их феодалам-землевладельцам, чтобы компенсировать потерю рабочей силы.
Морискам на сборы дали три дня[839]. Они превратились в людей, с которыми можно было вообще более не считаться.
После того, как разобрались с морисками Валенсии, наступила очередь морисков Арагона. Весной 1610 г. они «прекратили все дела и работу на земле и продали все, чем владели, вплоть до кроватей, тарелок и мисок»[840]. 16 апреля Мигель Сантос де Сан-Педрас, инквизитор Сарагосы, заявил: то малое, что осталось у морисков Арагона, исчезнет через несколько дней, «голод и эпидемии неминуемо обрушатся на них… И увидев себя голодающими, они начнут грабить и убивать христиан, совершать ужасные преступления»[841].
Филипп III выпустил приказ об изгнании 29 мая 1610 г. Ускоряя события, он предусмотрел доступность кредиторов к имуществу морисков Арагона, которые внезапно обнаружили, что у них нет никакой ренты, чтобы можно было отдать свои долги[842]. Наступили хаос и стагнация.
За период с 1609 по 1614 гг. из Испании в общей сложности выслали принудительно немногим более 300 000 морисков[843]. Большинство отправилось в Северную Африку. В период со 2 октября до декабря 1609 г. в Оран (современный Алжир) прибыло более 116 000 человек. Многих ограбили напавшие на них бандиты, как и тех, кто отправился в Тремесен и Фес в Марокко[844]. Хотя в Тунисе с 50 000 прибывшими морисками обращались хорошо, остальные страдали от нищеты и невзгод, зачастую умирали. Иногда мусульмане Северной Африки[845] подозревали прибывших в том, что те были вероотступниками-христианами.
Возможно, предчувствие этой злосчастной судьбы и объясняло, почему изгнанные так упрямо не хотели покидать страну, которая возненавидела их. Когда вышел приказ об изгнании, «жалобы были такими, что во всех поселениях морисков слышались только рыдания и плач»[846]. Процессии людей, направляющихся к назначенным портам изгнания, напоминало сцены из библейских времени: «Измученные болью и слезами люди… Мужчины, обремененные женами и детьми, теми, кто был болен и стар или же слишком молод… Покрытые пылью, потные… Некоторые — со сломанными ногами, одетые очень плохо, на одной ноге башмак, на другой — сандалия… Все они приветствовали тех, кто наблюдал за ними или встречался по пути, словами: „Да поможет вам Господь… господа, да хранит вас Господь“»[847].
Трудно уничтожить память великих цивилизаций. Конкистадоры попытались сделать это в Мексике, разрушая замки ацтеков, сжигая идолов, которых находили, внося свой вклад в уничтожение драгоценных библиотек старинных рукописей аборигенов. Однако даже в наши дни руины замков, остававшиеся незамеченными в течение столетий, восстают из наслоений, осаждающихся в течение пяти веков. В 1960-е гг. во время строительства одного из участков метрополитена Мехико (Теночтитлана) в туннелях современного метро обнаружился замок ацтеков.
Даже в то время, когда испанцы начали строить церкви, которые должны заменить замки Центральной Америки, в Мексике построили храм, который сохранился до наших дней. Его деревянный потолок выполнен в стиле «мудехар»[848]. Таково испанское наследие исламского прошлого, доставшееся от мусульманских мастеровых. Официальная идеология, распространявшаяся вместе с имперской экспансией, утверждала: существует только один путь, которого следует придерживаться. Но этот путь сам по себе представлял смесь христианской, еврейской и мусульманских традиций.
В конце концов, что значит один путь при строительстве общества, прилагающего все усилия, чтобы уничтожить часть себя и распространить единство веры, если огромная часть силы и могущества обеспечивалась его собственным многообразием? Это похоже на упражнение в нанесении себе увечий, даже на бессознательную форму ненависти к себе.
Там, где торжествует паранойя, каждый отдельный факт может подтвердить параноидальные предубеждения. Правда, существовали глубокие геополитические причины недоверия к мусульманским сторонникам. В 1570-е гг. неоднократные сражения испанцев с турками подчеркнули потенциальную опасность исламского противника[849]. Но, как мы уже наблюдали, отношение к «пятой колонне» на родине, как к не представляющей никакой ценности, привело к тому, что она стала более агрессивной, утратив возможность ассимилироваться.
Хотя инквизиция не несет прямой ответственности за трагедию, вызванную изгнанием морисков, она способствовала тому, чтобы присвоить им статус парий. Инквизиторы, не задумываясь над тем, чтобы обеспечить примирение между морисками и «старыми христианами», элементарно способствовали появлению экстремизма с обеих сторон. Мусульмане («мудехары»), жившие в Испании до 1492 г., стали говорить на испанском, приняли новую культуру[850]. Следовательно, они встали на путь ассимиляции и интеграции.
Инквизиция со своими пытками, наказаниями и налогами, которыми облагали каждого мориска в Арагоне и Валенсии, далеко не способствовала их христианизации и приходу в лоно церкви. Вместо этого она просто сделала их более упрямыми и обеспечила готовность вернуться в ислам[851].
Следовательно, как и в случае с конверсос в XV веке, деятельность инквизиции спровоцировала появление той самой ереси, которую она пыталась искоренить[852]. Если в Португалии после реконкисты XIII века мавританское население совершенно интегрировалось в общество[853], в Испании в XVI веке инквизиция сделала все, чтобы это стало невозможным.
Наконец-то в испанском обществе покончили со всеми сомнительными и маргинальными группами! Но победа оказалась временной, стала горькой предвестницей провала. Покончив со всеми очевидными врагами, стало крайне трудно и чрезвычайно беспокойно поддерживать и продолжать охоту…
О, эти мориски! Судьба их, рассматриваемых в качестве мусульман христианами, и в качестве христиан — мусульманами, оказалась действительно горькой. Ни католическая Испания, ни мусульманская Северная Африка не могли морально поддерживать эту сомнительную и потенциально мятежную группу в своем обществе[854]. Несмотря на все, что происходило с ними, многие сохранили свою христианскую веру в самых сложных условиях изгнания. К 1613 г. на Минорку поступили известия: богатые мориски жили в Алжире как христиане[855]. Некоторые прыгали с борта кораблей, где они работали, вплавь добирались до берега, чтобы вернуться в Испанию и открыто жить по-христиански[856].
Все мориски не были только христианами или только мусульманами. Такого не случалось никогда. Так было и с конверсос: отдельные люди исповедовали разные религии. Но нюансы веры инквизиция не могла понять. Следовательно, это и превратилось в одну из главных сил их уничтожения.
В Севилье уезжающие христиане-мориски делали пожертвования церквям. Один из них пожертвовал 4 000 дукатов Деве Иниэстре. Другие оставляли памятные записки, чтобы в церквях, где они всегда молились и пытались найти утешение на своем беспокойном пути к Господу, поминали их души[857].
Эта трагедия выражена в балладе, которую они пели, покидая берега Гвадалквивира:
Нету отчаянья мерыЛюдям, что дома лишились.Землю свою покидая,Деве мориски молились,Той, что Младенца-БогаНежно к груди прижимала.Только Дева МарияБоль людей понимала.Женщины в небо смотрели,Но утешенья не будет.Разве наш дом, СевильюСердце морисков забудет?!Пыльные улицы, храмы,Кажутся сном уходящим.О, защити нас, Дева!Ужас ждет в настоящем…[858]
Глава 8
