– Да уж куда еще больше?
– О-о, это что еще! Цветочки. Вы здесь сейчас прям как член правительства. Цветов только нет. А вот если в общую камеру переведет вас Власов – тогда вы хлебнете.
– Что же делать? Хлебать мне не хочется. Да и не с чего. Почему я должен хлебать?
Иван Петрович доверительно склонился к Белову:
– Могу предложить вам заведомо кощунственный вариант. Боюсь только, что он вам покажется неприемлемым.
– Если уверены, то и не предлагайте.
– Я все же рискну, потому что уверен в том, что если вы последуете этому варианту, то открутитесь наверняка и в конечном итоге – спасетесь.
– Я понимаю, к чему вы клоните. – Белов поморщился. – Вы предлагаете мне сознаться в том, чего я не совершал?
– Вот именно! Я клоню к тому, что вам следует немедленно оговорить себя.
– А дальше, дальше что? – вскипел Белов. – Под суд? По обвинению в убийстве?
– Конечно нет! Зачем же? Как уляжется, дадите задний ход: я, дескать, сам себя оговорил.
– С чего это я себя вдруг оговорил – ни с того, ни с сего?
– Да просто от страха. Калачев и Власов страшные такие – боюсь их, да и точка. Вам следователей сменят: нас с Власовым – долой, а нового дадут. И дело направят на доследование. Паники, пожара уже никакого не будет. Тот, новый следователь, уже вполне спокойно поговорит с вами – и сто вторая распадется вдрызг через неделю, а то и вообще через день.
– Но пистолет-то все же останется?
– А как же? Останется! Но что останется-то? Двести восемнадцатая, голая – незаконное хранение, ношение. Ерунда.
– Но посидеть-то придется тем не менее.
– Отнюдь! Вы подключите адвоката: то да се, повышенная криминогенность общества, милиция защитить не способна, все боятся даже по своей квартире без оружия ходить, вы человек не бедный, заслуженный художник, черт возьми.
– Это верно, – кивнул Белов. – Все вооружаются сейчас.
– Конечно! В каждой второй квартире хранится ствол, а в престижных, что называется, и два, и три – такие арсеналы попадаются, прости Господи! Адвокат все это прожужжит, заплатит кому следует, позвонит куда надо, подаст петицию, прошение, протест. Ну и так далее. Отпустят вас под залог. Потом получите свои два года.
– Два года?! – ужаснулся Белов.
– Да не пугайтесь вы, – условно!
* * *
– Простите, Христа ради! Явите милость Божию… Вот ведь накладочка! – ефрейтор Елкин суетился вокруг Власова, едва ли не сдувая пыль с его ботинок. – Помяли вас немного, поколотили. Вот идиоты же! Ну да до свадьбы заживет, вы не отчаивайтесь!
– До свадьбы? – иронично хмыкнул Власов. – Вообще-то я женат, дочь взрослая. Девушка.
– Мы и это мигом исправим! Нам только доверь – нам больше ничего и не требуется.
– Что – «доверь»? Что вы исправите?
– Да все! Да ситуацию… Что-что, а уж исправлять – это у нас мастера великие. Что не дай – у нас исправят в одночасье. Специалисты! Вы не сомневайтесь совсем! Вот Скворцов сам, подполковник он, он уж приедет… О-го-го! Будьте в полной уверенности! И продолжайте в ней же пребывать! Он-то, Скворцов, уже мы звонили, выехал он. Мы вас прямичком по дорожке-то в Шорохшу на «Волжанке» за миг и прокатим-с! – Ефрейтор Елкин доверительно склонился к уху Власова и затараторил далее уже вполголоса: – Даже бензинчик у нас есть для нее, полный бак! Припасе-е-ен!
* * *
Набитый выше всякой меры ПАЗик съехал с грунтовки, уступая дорогу милицейском кортежу, прыгающему и виляющему по щебенке, окутанному клубами пыли и воем сирен.
Кортеж состоял из трех машин: двух милицейских «жигулей» под мигалками и черной «Волги» между ними, строгой, с тонированными стеклами, кремовыми занавесками на заднем окне, четырьмя противотуманными бейбихами впереди, двумя фаркопами – с обеих сторон, тремя антеннами, «пионерской» родной квадрой, тормозными допфонарями на спинке заднего сиденья и прочими совершенно необходимыми родному русскому начальству прибамбасами.
Видимо, на этой дороге Вологда-Шорохша, дороге с так называемом «твердым покрытием», подобные кортежи были большой редкостью: коровы, пасущиеся справа и слева, увидев кортеж, мгновенно переставали жевать пыльный придорожный чертополох и, кратко-истошно мумукнув, роняли в страхе внеочередную лепешку, а уступивший дорогу кортежу ПАЗик едва не завалился в кювет – водитель от удивления забыл, что называется, справиться с управлением.
Внутри же «Волги» Власов болезненно морщился от каждого качка машины.
– Ну, ничего, пройдет! – пытался успокоить Власова подполковник Скворцов.
– Да все суставы вывернули напрочь! Два дня назад подозреваемый чуть кисть всю не сломал, потом преступник при силовом захвате чуть горло мне, гортань, не раздавил. А тут вот на тебе еще! Все бока, буквально все! Вздохнуть нет сил!
– А вы, когда вздыхаете, глаза прикрывайте – так йоги рекомендуют, легче.
– Да на кой черт их прикрывать: я как пытаюсь вздохнуть, так в глазах – от ребер-то вверх – и сразу темнеет в глазах – закрывай не закрывай!
– Ну, потерпите, дорогой Владислав Львович – осталось километра два, не больше, почти приехали. А в Шорохше-то мигом водочкой…
– Да что она – поможет, что ль! Водка? Натирать суставы плечевые?
– А можно и совсем не натирать! По-другому тоже можно испробовать.
– Что ж тогда – примачивать, что ли?
– Конечно! Примочим обязательно. В Шорохше. Примочим в меру, не усердствуя. Грамм по семьсот – семьсот так пятьдесят.
* * *
В кабинете начальника сельской администрации Шорохши подполковник Скворцов немедля подошел к окну и стукнул кулаком по подоконнику:
– Ну, говори, Сергей, рассказывай, как тут московского художника избили на свадьбе у Морозовых? Избили его, или мы что-то путаем? Что там была за драка? Я слышал – общий мордобой? Чуть дело до топоров не дошло, а? Давай, выкладывай про драку. Все рассказывай – как на духу!
Бывший председатель сельсовета, шестидесятипятилетний, поди, «Сергей» мгновенно сориентировался:
– Какая драка, Михаил? Ты что?! Побойся бога! Я был на свадьбе! Никаких драк у Морозовых не было!
– Товарищ вот, из Генпрокуратуры, – кивнул Скворцов на Власова. – Специально из первопрестольной прилетел. Что там за драка приключилась – им ведь известно!
– Еще раз тебе повторяю, Михайло Иваныч – драк у нас с пятьдесят третьего года не было. Да ты и сам это знаешь. Мы народ смирный. Вон тогда, в пятьдесят третьем – тут да. – «Сергей» повернулся к Власову и пояснил: – Амнистия-то, Сталин умер. Тогда была драка. Тут я не спорю. Серьезная драка тогда приключилась. Девять человек Шорохша схоронила – что было, то было. Потом в восемьдесят пятом, правда, когда Горбач-Лигач сухой закон-то учудили, ну, мужики нанюхались сульфадифокля – прям на сенокосе забили Клавку Жукову – обед им принесла туда. Они обед-то съели с аппетитом, а потом и забили, мать ее, Клавку-то. Случайно. От сульфадифокля каша им, видишь ли, недосоленной показалась. Ногами Клавку! Часа два впятером метелили. Не пережила старушка-то… Было ей-то уж восемьдесят четыре, слабая была, кашляла все. Преставилась! Не вынесла побоев. Тоже было такое – я врать разве стану? Но вот на свадьбе, у Морозовых? Какая драка? Никакой! Никто даже с утра, с похмелья-то – и то не дрался!
– Давай-ка «жениха» сюда, к ногтю!
– Пришлите быстро Витю мне, Морозова! – скомандовал Сережа, бывший председатель сельсовета.
* * *
– Ну, признавайся как на духу – ты избил художника на свадьбе?!
– Я?! – удивился Виктор. – Я – его?! Смеетесь вы что ли, Михаил Степанович! Да это же он меня ударил1 Сюда вот – сердце самое… Его на свадьбу с другом пригласили, как уважаемого человека: приходи… А он, скотина…
– Ты не отвлекайся! – одернул его бывший предсе» датель. – Начальству некогда. Ты только дело говори.
– Скажите прямо – вы его ударили или нет? – спросил спокойно Власов.
– Нет! – поспешно вставил бывший председатель.
– Я спросил не вас! – одернул его Власов. – Ну?
– Нет, – спокойно ответил Виктор. – Я его всего лишь… – он слегка замялся. – Предупредил! – нашел он точный термин.
– И только?
– Ну, – кивнул Морозов. – Ежели б я его ударил бы… – Морозов прикрыл глаза и замолчал, задумавшись.
– То – что? – быстро спросил Власов. – Что было бы?
– Убил бы, – удивляясь непонятливости московского гостя, искренне ответил Виктор.
– Вчера он тут быка остановил, – вмешался бывший председатель. – Сорвался бык, понесся по селу. Крик, вой! Детишки-то идут из школы. Ну, врассыпную! Один парнишка в колодец даже от страха головою вниз сиганул. Слава богу, голова крепкая, а вода глыбкая… Однако ужас, что говорить! А тут вот он, Морозов Виктор, шел, тащил поломатый прицеп от «Белоруся»…
– Да, – оживился Виктор. – Я быка ударил! Вчера. Это было. Так за дело ж! Не бодай пацанят!
– И все. И нет быка! – закончил бывший председатель. – Убил. Один раз всего вмазал кулаком по лбу.
