Я подхватила свою командировочную сумку и не расставалась с револьвером, пока не оказалась в ноксвиллском аэропорту. Только там, зайдя в женский туалет, я переложила оружие обратно в портфель. Портфель я, как обычно, сдала в багаж, уведомив персонал о его содержимом, и, как обычно, на него наклеили флюоресцирующий оранжевый ярлык. В который раз этот цвет напомнил мне клейкую ленту из дела Эмили. Зачем Денизе Стайнер понадобилась такая лента и откуда она у нее взялась? Я не видела никакой связи между ней и тюрьмой в Аттике. Видимо, тюрьма здесь все-таки ни при чем, подумала я, подходя по взлетной полосе к маленькому винтовому самолету.
Я заняла свое место у прохода. Погруженная в раздумья, я не сразу заметила какое-то напряжение между другими пассажирами — всего на борту было человек двадцать. Потом я вдруг увидела, что в салоне находятся полицейские. Один из них переговаривался с кем-то на земле, украдкой оглядывая лица сидящих. Я тоже невольно начала присматриваться к пассажирам, зная, о чем может свидетельствовать такое поведение. Мои мысли приняли другое направление — я задавалась вопросом, кого же они ищут и что он натворил, и лихорадочно соображала, что мне делать, если преступник вдруг сорвется с места. Подставлю ему подножку или схвачу сзади, решила я.
Всего полицейских было трое, и все трое выглядели так, будто бежали сюда сломя голову. Один из них остановился рядом со мной, скосив глаза на мой ремень. Скользящим движением он уронил ладонь на рукоятку полуавтоматического пистолета в кобуре и щелкнул предохранителем. Я не пошевелилась.
— Мэм, — сказал он официальным, «полицейским» голосом, — вам придется пройти со мной.
От удивления я потеряла дар речи.
— Это ваши вещи под сиденьем?
— Да. — Кровь стучала у меня в висках. Пассажиры замерли.
Полицейский, не сводя с меня глаз, быстро наклонился и поднял сумки. Я встала, и меня вывели наружу. Единственное объяснение, которое приходило в голову, — мне подложили наркотики, причем не кто иной, как Дениза Стайнер. Идя по взлетной полосе, я как ненормальная озиралась по сторонам и вглядывалась в зеркальные стекла терминала. Где-то там должна была стоять она, наблюдая исподтишка за результатом своих очередных козней.
Сотрудник наземной службы аэропорта в красном комбинезоне указывай на меня пальцем.
— Да, это она! — возбужденно выкрикнул он. — Посмотрите у нее на поясе!
До меня вдруг дошло, в чем дело.
— Это просто телефон. — Я медленно подняла локти, и все увидели, что у меня под пиджаком. Надевая брюки, я обычно прикрепляла телефон на пояс, чтобы не лазить за ним в сумку.
Один из полицейских обессиленно закатил глаза. Сотрудник аэропорта пришел в ужас.
— Не может быть, — пролепетал он. — Мне показалось, у нее девятимиллиметровый пистолет в кобуре, прямо как у фэбээровцев.
Я молча взглянула на него.
— Мэм, — спросил полицейский, — в вашей ручной клади имеется огнестрельное оружие?
— Нет, не имеется, — покачала я головой.
— Примите наши извинения. Этот человек решил, что у вас с собой пистолет. Пилоты проверили список пассажиров и не нашли никого, кому было бы разрешено проносить на борт оружие.
— Кто-то сказал вам, что у меня пистолет? — обратилась я к сотруднику аэропорта, все еще продолжая оглядываться по сторонам. — Кто именно?
— Нет-нет, никто мне ничего не говорил. Мне так показалось, когда вы проходили мимо, — сбивчиво оправдывался он. — Меня сбил с толку черный футляр телефона. Простите.
— Все в порядке, — ответила я натянуто-вежливым тоном. — Вы просто выполняли свою работу.
— Можете вернуться в самолет, — сказал мне полицейский.
Я шла к своему месту, а ноги у меня дрожали так, что коленки едва не стукались друг о дружку. Ни на кого не глядя, я села и уткнулась в газету. У пилота достало такта сообщить по громкой связи о причинах задержки.
— Как выяснилось, пассажирка нашего самолета была вооружена девятимиллиметровым телефоном, — заключил он под всеобщий смех.
Да, в этот раз Дениза Стайнер оказалась ни при чем, но я сразу, автоматически решила, что за инцидентом стоит она. Она уже контролировала мою жизнь. Мои близкие превратились в пешек в ее игре. Она влияла на мои решения и поступки, ее тень преследовала меня повсюду. Мне стало не по себе от такого ошеломляющего открытия. Я чувствовала, будто схожу с ума, и едва не подпрыгнула, когда моего плеча мягко коснулась чья-то рука.
— Нам очень неприятно все случившееся, — негромко сказала мне стюардесса, хорошенькая блондинка с перманентом. — Позвольте предложить вам напиток за счет авиакомпании.
— Нет, спасибо, — отказалась я.
— Может быть, закуски? Хотя, боюсь, у нас только арахис.
Я отрицательно покачала головой.
— Не переживайте. Я надеюсь, вы и впредь будете так же бдительно следить за всем, что может представлять угрозу для ваших пассажиров. — Я говорила верные слова, а сама витала где-то в облаках — и вовсе не потому, что летела в самолете.
— Рада, что вы так к этому относитесь.
В Эшвилле мы приземлились на закате. Единственный конвейер в небольшом помещении багажного отделения быстро доставил мой портфель, и я снова отправилась в женскую комнату, где переложила револьвер в сумочку. Выйдя из здания аэропорта, я поймала такси. За рулем сидел пожилой мужчина в вязаной шапке, надвинутой на самые уши, и выцветшей нейлоновой куртке, истрепанной на обшлагах. Сжимая руль здоровенными красными ручищами, он еле-еле плелся по дороге и все переспрашивал, понимаю ли я, как далеко до Блэк-Маунтин. Видимо, его беспокоило, что я так спокойно отношусь к плате в целых двадцать долларов. Я закрыла глаза, начавшие слезиться — видимо, из-за печки, всей своей мощью противостоявшей уличному холоду.
Под гул мотора древнего красно-белого «доджа», мало отличавшийся от рева самолетного двигателя, мы двигались на восток, к городу, которому был нанесен незаметный, но сокрушительный удар. Его жители и представить себе не могли, что на самом деле произошло с маленькой девочкой, возвращавшейся домой с гитарой в руках. И уж тем более они не знали, что происходит с нами — теми, кого они позвали на помощь.
Нас, одного за другим, уничтожал безжалостный враг, обладавший сверхъестественным чутьем к нашим слабостям и больным местам. Марино теперь выступал в роли заложника и оруженосца этой женщины. Моя племянница, которая была мне как дочь, не погибла только каким-то чудом и сейчас лежала с разбитой головой в наркоклинике. Бесхитростному и недалекому школьному уборщику, тянувшему самогон в горной глуши, грозила расправа за ужасное преступление, которого он не совершал. Мота ждала отставка по состоянию здоровья, а Фергюсон погиб.
Зло, пуская все новые и новые побеги, разрасталось от питавшего его источника, вставая передо мной глухой стеной, застившей свет. Я уже не понимала, где его начало и где конец, и страшилась вглядеться в него внимательнее, боясь увидеть там саму себя, запутавшуюся в переплетенных сучьях. Жутко было подумать, что мои ноги уже не стоят на твердой земле.
— Мэм, вам чем-то еще помочь? — Я едва осознала, что водитель обращается ко мне.
Я открыла глаза. Мы стояли перед «С-Путником», уж не знаю, как давно.
— Ужас как не хотелось вас будить, да только в номере вам наверняка будет куда как удобнее. Ну и дешевле, конечно.
Все тот же портье с соломенными волосами радушно меня приветствовал и зарегистрировал в списке постояльцев, спросив, какую сторону мотеля я предпочитаю. Насколько я помнила, одна из них выходила на школу, в которой училась Эмили, а с другой открывалась панорама шоссе. Для меня особой разницы не было — горы, сверкавшие на солнце днем и черными силуэтами прорезавшие звездное небо ночью, были видны отовсюду.
— Разместите меня в зоне для некурящих, пожалуйста. Пит Марино все еще проживает у вас? — спросила я.
— Да, хотя появляется он здесь не часто. Вы хотели бы номер поближе к нему?
— Нет-нет, наоборот. Он заядлый курильщик, а я предпочитаю держаться подальше от табачного дыма. — Это, разумеется, не было настоящей причиной.
— Тогда я поселю вас в другое крыло.
— Спасибо. И как только прибудет Бентон Уэсли, передайте ему, пожалуйста, чтобы он сразу же зашел ко мне.
Еще я попросила портье позвонить в прокат автомобилей и заказать для меня на раннее утро что-нибудь с подушкой безопасности. Войдя в номер, я закрылась на замок, накинула цепочку и подперла дверь стулом, поставив его под дверную ручку. Я долго нежилась в горячей ванне с парой капель ароматизирующего средства, оставив, однако, револьвер рядом на туалетном столике. Благоуханное тепло, поднимавшееся от воды, ласкало меня, словно любящие руки, мягко обволакивая лицо и шею и нежно касаясь волос. Впервые за много дней я чувствовала себя умиротворенной. Время от времени я подбавляла горячей воды, и душистые островки эфирных масел кружили на поверхности маленькими облачками. Лежа в ароматной воде, я погрузилась в мир грез.