дивизии и корпуса формировались в последнюю минуту, с трудом налаживалось снабжение, доукомплектовывался генеральный штаб. Прусская же армия быстро перешла границу и, имея численное преимущество, превосходство в артиллерии, хорошо организованное управление, стала одерживать одну победу за другой. В сражении под Седаном 83 тысячи французов (в их числе и император) были пленены.
Вскоре стало ясно: Парижу грозит осада.
Петра Лавровича сильно возмущала нерешительность французских радикалов. 29 августа он писал Лопатину: «Я начинаю верить, что с этими тряпками еще империя может продержаться и после поражения. Все только болтают и болтают… когда мне казалась возможность переворота совершенно наглядна…» Лавров оказался провидцем: через несколько дней, 4 сентября, во Франции была провозглашена республика.
Случилось это так. Вечером 3 сентября в Париже появилось официальное сообщение о капитуляции под Седаном. Народ был возмущен. Стихийно возникли мощные манифестации рабочих, ремесленников, солдат, национальных гвардейцев, студентов. Толпы направились к Бурбоискому дворцу и Лувру с возгласами: «Низложение! Да здравствует республика!» На другой день возбуждение усилилось. В Бурбонском дворце в 1 час 15 минут открылось заседание Законодательного корпуса. Через полчаса туда ворвался народ, занял внутренние лестницы и устремился к трибунам для публики. А над захваченной массами ратушей вознеслось красное знамя.
Однако, как это уже не раз бывало в подобных случаях, за спиной народа действовали опытные политические дельцы; они-то и сформировали временное правительство буржуазных республиканцев и монархистов, объявившее себя вечером 4 сентября «правительством национальной обороны».
«Был я, — писал Лавров Штакеншнейдер, — на place de la Concorde и на ступенях Законодательного корпуса в новый «великий день», кричал с другими «Vive la Republique!», видел, как срывали и сбрасывали орлов империи». По свежим следам событий он взялся за статью «Французские демократы и падение второй империи» (незавершенная рукопись ее сохранилась в архиве). Интересны размышления Лаврова о том, что же произошло во Франции. Существовало военное государство: «его генералы исчезли; его армии растаяли; его арсеналы пусты; его государь в плену». Существовало правительство и, вдруг, «в одно утро оно рухнуло и ни один человек не встал на его защиту». Былая слава французской империи «потоплена в крови сотен тысяч погибших солдат», в бездарных действиях ее генералов, в презрении к политике бонапартизма. Где же выход? «Если Франция спасется, спасение ее выйдет из народного вооружения, а не из механически организованной армии». Большие надежды возлагал Петр Лаврович на потенциальные возможности народа. А что получилось?
Революцию совершили рабочие, трудовые люди Парижа, а к власти пришли не они, а буржуазные республиканцы. Предстояла дальнейшая борьба, и надо было четко определить в ней свое место.
Переплетчик Луи Эжен Варлен, один из лидеров Интернационала во Франции, вводит Лаврова в Парижскую (округ Батиньоль) секцию Тэри Международного товарищества рабочих. Лавров становится членом Интернационала. Принадлежность к нему обязывала к практическим действиям.
15 января 1871 года Петр Лаврович берется за составление упомянутой выше брошюры-прокламации «За дело!» (опубликована тогда она не была).
«За дело, трудящиеся! За дело, братья по Интернационалу! За дело!
Ваше дело — это воцарение истины и справедливости.
Ваше дело — это братство всех тружеников на земле.
Ваше дело — это борьба до последнего против всех паразитов общества, против всех, эксплуатирующих чужой труд».
Лавров пишет, что все угнетенные и обездоленные должны объединиться для построения республики трудящихся. Это потребует решительных революционных действий. Они не обойдутся без насилия, без жертв, но такие жертвы, такое насилие нравственно оправданы: «Надо ли жалеть насильников и несправедливых, которые будут уничтожены? Можно ли говорить о величии утрат, когда речь идет о правах миллионов, о том, чтобы обеспечить бесчисленным поколениям возможность развивать свои способности и сохранять свое человеческое достоинств.)?»
Пожалуй, впервые появляется здесь в творчестве Лаврова новый подход к проблемам революционной этики. Раньше, в произведениях 50—60-х годов, многократно обращаясь к вопросам истории и теории нравственности, он анализировал их преимущественно в философско-теоретическом аспекте. Если он и затрагивал тему о соотношении социально-политического и духовно-нравственного развития, то она раскрывалась им преимущественно на историческом материале, при анализе опыта предшествовавших буржуазных революций в Западной Европе, причем в весьма абстрактной форме, что в немалой степени было обусловлено подцензурностью произведений. Правда, в «Исторических письмах», особенно в главе «Растущая общественная сила», Лавров выступал уже с развернутой аргументацией высоконравственного характера энергичной, непреклонной борьбы личностей и партий с отжившими общественными формами. Но только теперь, обращаясь к горячим, живым событиям современности, Лавров приступает к непосредственному рассмотрению глобальной социально-нравственной проблемы — соотношения революционного насилия и нравственности: морально ли пролитие крови в борьбе за высокие идеалы? Не понижает ли это нравственный уровень общества? Как зависит характер социально-политического переворота от нравственности революционеров, его совершающих?.. Отныне эта проблема не отпустит от себя Лаврова: новые стимулы для ее разработки в 70—80-х годах даст ему развитие революционного процесса в самой России…
А пока — в январе 1871 года — член Международного Товарищества Рабочих, русский дворянин, бывший полковник Лавров составляет в Париже проспект, озаглавленный им «Наука рабочих». В нем, как обычно у Петра Лавровича, все подробно расписано. Замышляет же он нечто масштабное: издать пятнадцать серий популярных книжек, составляющих своего рода систематический курс знаний о природе, человеческом обществе, об истории. Книги эти предполагалось распространять среди участников Интернационала. Смысл задуманного: «Когда рабочие овладеют наукой, победа их будет обеспечена, ведь они обладают уже численным превосходством и справедливой целью. Наука позволит им понять, какими средствами достигнуть этой цели, как применить свои силы». В этих словах — еще одна задушевная мысль Лаврова-теоретика: победа невозможна, если массы революционеров останутся необразованными. Игнорирование науки людьми, готовящимися к завоеванию власти, чревато для них поражением, Рабочим нужны основательные знания — это обязательное условие успеха социального переустройства.
С ноября 1870 года в осажденном Париже все сильнее давал себя чувствовать голод: кончились запасы говядины и баранины; начиная с 15 декабря паек состоял из 30 граммов конины, 300 граммов черного хлеба с примесью овса. Стало известно, что вскоре городские запасы иссякнут вовсе и есть будет нечего. Трудно приходилось Лаврову. Вспоминая эти дни, Петр Лаврович писал, что раз в два дня он ел «маленький кусочек лошади», однажды «собачью котлету». Не было дров. В своей квартире Лавров перестал топить, жил в холоде. Но для Чаплицкой нужно было находить топливо, искать дрова, добывать пищу. 28 января было заключено перемирие, и Лавров, запасшись мешком, отправился в местечко Сен-Дени: раздобыл картофель, лук, баранину…
17 февраля 1871 года Национальное собрание провозгласило Тьера главой нового правительства, большинство его членов были представителями монархических группировок, Тьер сразу взялся за выполнение своей основной задачи
