— Замечательно смотрю. Яиц побольше и ветчины тоже.
— А это не вредно столько яиц есть? — спросила она. — Может быть, это неполезно для печени?
— Не вредно, особенно, сейчас.
— А я хочу еще курицу поставить варить…
— Ужас, как хочу куриного супчика с лапшой.
— А что у нас на десерт?
— Как всегда, две маленьких ложки меда и две больших…
— А какая у нас программа на сегодня? — он не отпускал ее, крепко держа за талию.
— Та же, что была утром и днем.
— И будет ночью, — добавил он.
— И завтра утром тоже, — добавила она.
Он всё еще держал ее крепко за талию.
— Раз уж мы разобрались с меню, — пойду похозяйничаю на кухне, сказала Лариса, с трудом выскальзывая из его объятий.
Женщина дошла до кухни, и, закрыв глаза, прислонилась головой к дверному косяку.
«Невероятно, как я всё это выдержала, — она, наконец, глубоко вздохнула. — Я могла в любой момент сорваться». Это ж надо такому случиться, чтобы Мишель возник, и так неожиданно, на четвертом дне ее супружеской жизни.
Она вздохнула: «Москва, Москва — огромный мегаполис, а всё равно — большая деревня. Все трое пересеклись в одном месте, в один день, в лютый мороз, когда добрый хозяин и собаку на улицу не выгонит».
Когда Лариса вышла, Аристарх сел на постели, осмысливая произошедшее.
(«Ну, сорвался. Ну, не выдержал, — подумал он, словно, оправдываясь перед собой. — Понимаешь, что ты чуть не натворил? У нее слезы блестели в глазах. Это так на руках ты ее носишь? Как же я ненавижу этого опереточного красавца! Я из-за него девочку мою так довел, что она захотела курить, хотя эти дни даже не вспоминала об этом. Ну, ты всё понял? Опасен он, опасен. Ты это теперь знаешь. Но о нем даже не смей при ней заикаться. Больше — никогда. Тем более, что ты — счастливый обладатель, а не он, как сказала твоя любимая девочка. И что ты тут расселся? Иди же скорей к ней»).
Аристарх подскочил и направился в кухню.
— Что же не отдыхаешь? — спросила Лариса, когда он неожиданно возник перед нею.
— А я соскучился. Не могу вынести между нами расстояние, длиною даже в коридор, — и он обнял ее.
— Я курицу поставила варить на медленном огне. А омлет вот только собираюсь готовить.
— А во мне такой большой огонь пылает, что я не мог один оставаться в спальне. К тому же, я еще не проголодался. Ты так сытно накормила меня обедом, — и он подхватил ее на руки и понес в комнату, — пушинка моя.
— Арис…
— Так люблю, что сразу соскучился по моей девочке.
— Мы, ведь, никуда не пойдем, правда? У нас еще три дня.
— Никуда не пойдем. А насчет трех дней не согласен, у нас еще очень много дней и лет… Обними меня. Так только ты умеешь обнимать.
— Арис, ты так всё хорошо объясняешь. И даже то, что я сама не могола понять в себе, когда тебя избегала. Или про наши покровы, которые пока не скинешь, не поймешь, сколько на нас наносных покровов цивилизации. Ты — мой воин и защитник. Скажи, почему меня так к тебе тянет?
— Просто мы две половинки одного… Одного целого. Поэтому нас всегда будет тянуть друг к другу.
— А-а-а, ты так всё понятно объясняешь. Мне так спокойно и хорошо с тобой, Арис. Обними меня крепче…
Всё тайное становится явным
Лариса влетела в кабинет, как всегда опаздывая.
— Привет, девчонки!
Она поставила пакет с тортом и двумя коробками шоколадных конфет на свой рабочий стол. Повесила на вешалку шубку. И со словами «меня никто не спрашивал?» выскочила из кабинета.
— Наша больная такая цветущая, — ехидно заметила Ольга, — а мы тут пашем. Что ли, себе взять отпуск на недельку без содержания?
— А ты заметила у нее кольцо на руке? — округлила глаза Людмила, — и постучала себя по безымянному пальцу правой руки.
— Да ты что? Тебе не показалось?
— Нет, не показалось. Кольцо тонкое, но — обручальное.
— Да ну!
Людмила подошла к столу коллеги и заглянула в пакет.
— Обедать можно не ходить, сегодня будем гулять.
Вскоре появилась Лариса.
— Девчонки, а мой муж сюда не заходил, пока меня не было?
— А мы, что ли, знаем, кто твой муж? — огрызнулась Людмила.
— Знаете, конечно, знаете, — и с этими интригующими словами Лариса опять вышла из кабинета.
Женщины переглянулись.
— Белые розы помнишь? — сказала Людмила, — я ж тогда еще подумала, что это кто-то из наших, тассовских…
— Нет, Людка, ну, как такое возможно, скажи? Мы ж с ней рядом сидели и — ни слухом, ни духом, — недоуменно сказала Ольга.
Дверь отворилась, и на пороге показались Лариса с Аристархом, который вносил большую коробку с провизией и бутылки с горячительными напитками.
— Привет, милые дамы, — сказал Аристарх, обращаясь к коллегам жены.
— Какие люди к нам пожаловали, — просияла Людмила, — самый красивый тассовский мужчина. Орёл. — Значит, служебный роман? У нас под самым носом?
— Так в этом же вся интрига, — сказала Лариса.
— Поздравляем, поздравляем молодоженов, — сказала Ольга, — может, вам еще горько покричать?
— Можно и покричать, — улыбнулся Аристарх, слегка обняв Ларису за талию.
— Ой, Аристарх, а у тебя братика старшего случайно нет? — улыбнулась Людмила.
— Есть, но, увы, он уже занят, — добродушно развел руками спортивный обозреватель.
Дверь в кабинет отворилась.
— Ребятки, заносите сюда, — на пороге появился Николай Михайлович и двое молодых людей с большой коробкой.
— Что могли, то наскребли, — обратился он к молодоженам.
— Мы из дому с собой привезли, не волнуйтесь, — сказала Лариса.
— Зайдите ко мне, — кивнул начальник Аристарху и Ларисе.
И они вышли втроем.
— А Николай Михайлович тут с какого боку? — спросила Ольга.
— Так он же партийный секретарь, а Аристарх — комсомольский. Думаю, как-то так…
— А-а-а, — сказала Ольга, — какого мужичка умыкнула наша стервочка. — Притом, что старше его на два года, заметь. А за ним молоденькие блондиночки так увивались, так увивались…
— Ты даже такие подробности знаешь, — удивилась Людмила и направилась к одной из коробок, которая не давала ей покоя.
Она приоткрыла ее и стала перебирать содержимое.
— Ой, салями сырокопченая — три палки… Ветчина, сыр швейцарский с «дырками», две баночки красной икры, рыбный и мясной балык, горбуша в собственном соку… Я уже забыла о том, что такие продукты существуют в природе. Чего сидишь? Чайник включай, — обратилась она к Ольге, — видишь, какая халява подвалила, — и она с обмиранием понюхала батончик салями. Сейчас бутерброды с сырокопченкой будем есть. Это тебе не пирожки с ливером, от которых, к тому же, толстеют…
* * *
*Молодожены зашли вместе с Николаем Михайловичем в его кабинет.
— Ну, ребятки, поздравляю от души. Садитесь, садитесь. Давайте наш комсомольско-молодежный фуршет ближе к обеденному перерыву оформим. Там и объявим наш сюрприз, — он усмехнулся, — особенно, для некоторых…
Николай Михайлович закурил и вздохнул.
— А я вам даже завидую. В первый раз за кордон в Данию поехал, когда мне так же, как и тебе, Аристарх, было двадцать восемь. Мы с женой так счастливы были. Из Дании с прибавлением — Антохой вернулись. Во Франции потом еще Светланка родилась.
— Намек понят, — улыбнулся Аристарх.
— А чего, — сказал начальник, — рожать надо в хороших роддомах. — Мы ездили еще, когда в стране была хоть какая-то стабильность развитого социализма. А сейчас, — и он махнул рукой.
— А кто у вас жена по профессии, если не секрет? — поинтересовалась журналистка.
— Есть такая профессия — «мужняя жена» называется, — усмехнулся Николай Михайлович.
— Представляю, как ей повезло с таким мужем, — умышленно комплиментарно ответила Лариса.
— Не волнуйтесь, Ларочка, там не переработаетесь. Никакой гонки, никакой спешки. Всё спокойно и стабильно. К тому же, вы — оба журналисты. Ну, понятно, будут за вами постоянно приглядывать их службы, особенно, в первое время. Но вы чисты, как белый лист бумаги. Хорошие у вас резюме. Очень вы нам подходите.
Николай Михайлович сделал глубокую затяжку.
— Вы, Ларочка, на часок зайдите сейчас в бухгалтерию, посмотрите там необходимые формуляры. Главный бухгалтер вас подучит. Ничего сложного. А вылет у вас, ребятки — уже послезавтра…
Журналисты вышли из кабинета немаленького тассовского начальника.
Аристарху нужно было в свой отдел, Ларисе — в свой.
— Девчонки, — обратилась с просьбой журналистка к Ольге и Людмиле, возвратившись в свой рабочий кабинет, — помогите бутерброды сделать и столы оформить. А то мне еще нужно кое-какие дела завершить.
— Уже оформляем, разве не видишь? — сказала коллега, показывая на бутерброд с сырокопченой колбасой. — Я просто пьянею от запаха и вкуса.
