Когда он опустил руку под ее белые хлопковые трусики, она от всей души пожалела, что это не роскошное в кружевах белье от Кетьюрн Браун. И опять она ощутила себя ранимой и беззащитной, и вновь волна поцелуев покрыла все ее тело. Потом она уже не чувствовала ничего, кроме безграничного наслаждения, и его губ, прильнувших к ее плоти так, будто бы он пил из нее.
Абдулла опять привел Пэйган на грань оргазма и впился губами в ее губы. Потом, взобравшись на нее, стал проникать миллиметр за миллиметром в ее вибрирующую плоть. Эта намеренная, обстоятельная медлительность будто перенесла Пэйган в чудесный сон. Когда они впервые встретились, Пэйган пыталась себе представить, что это такое – заниматься любовью с Абдуллой. После того решительного отказа, когда она была еще девочкой, Пэйган никогда не позволяла себе сожалеть об утраченном и даже не допускала мысли, что есть о чем сожалеть. Но она никогда не могла себе представить ничего подобного.
– Открой глаза, Пэйган, – выдохнул он. Она взглянула на него, ощутила, что он весь уже пропитан ее запахом, в этот момент он сделал решительное движение, и она буквально взлетела вверх на огромной морской волне. Она тихо вскрикнула. Это был пик наслаждения. Абдулла еще крепче прижал ее к себе.
Она уже не вскрикивала, а спокойно лежала у него на руках, безмолвно подставляя поцелуям свои тонкие губы. Абдулла подумал, что мог бы еще раз вызвать у нее оргазм, но потом решил подождать, пока лучше узнает это изящное длинное тело. Покрывая ее лицо нежными поцелуями, он отдался собственному наслаждению. Он прекрасно понимал, что с легкостью мог бы закрепить свою сексуальную власть над робкой Пэйган, но он хотел, чтобы она полюбила его и шла к нему с доверием. Позже он покажет ей, как надо его ласкать, обучив Пэйган, как когда-то учили его, искусству любви.
Позже они лежали в зеленом безмолвии бильярдной – два тела рядом, ее светлое и его смуглое. Снизу из бара чуть слышно доносились взрывы смеха – там епископ со своими друзьями распивали шампанское из серебряных кубков.
Зарывшись лицом в ее каштановые волосы, разметавшиеся по зеленому сукну, Абдулла прошептал:
– Когда мы впервые встретились, я все время пытался вообразить тебя обнаженной и не мог. И наверное, как только я это понял, то понял также и то, что ты отличаешься от других женщин. Ведь я же не имел над тобой той власти, что над ними. Я даже не мог раздеть тебя в своем воображении.
Пэйган притянула его к себе и почувствовала, как комната и вообще все вокруг плывет куда-то вместе с ее робостью, страхом, неуверенностью в собственных силах.
Потом взорвалась бомба.
Взрыв сотряс все здание и тот стол, на котором они лежали, тоже.
Затем была минута полнейшей тишины, и казалось, что она продолжается вечно. Потом, подобно струям водопада, из окон стали сыпаться стекла.
Абдулла схватил Пэйган и вместе с ней соскользнул под стол.
– Пожалуй, нам лучше одеться, – спокойно заметил он: по коридору приближались голоса.
Позвонивший в «Дейли мейл» неизвестный заявил, что в «Черный клуб» подложена бомба и что, как они надеются, министр обороны ужинает в последний раз.
Когда спецотряд, выехавший на место происшествия, обнаружил короля Абдуллу, играющего в бильярд с леди Свонн, стало ясно, что дело гораздо серьезнее. Правда, на этот раз, к счастью, обошлось без жертв, только швейцара ранило осколком в ключицу. И пока его везли в госпиталь, он все сокрушался о том, во что превратился мир, если в Лондоне ирландцы убивают женщин и детей, в Иране экстремисты держат американских заложников в американском же посольстве, сирийцы угоняют самолеты, а в Нигерии похищают собственных дипломатов и превращают их в предмет экспорта. Уж лучше опять оказаться в окопах: там ты хотя бы знаешь, кто твой враг.
Абдулла обернулся к Пэйган, забившейся в угол «роллс-ройса».
– В следующий раз найдем местечко потише, – улыбнулся он.
– Абди, тише, шофер услышит.
– Нет, не услышит. Нас разделяет глухое, пуленепробиваемое стекло. – Он весь внутренне просиял при мысли о том, что она вновь, как в юности, зовет его Абди.
– Ты согласишься провести со мной уик-энд? Мы можем поехать куда-нибудь, где тебя никто не знает. – Рука спокойно и уверенно опустилась ей на бедро.
Пэйган вздохнула:
– Я не могу сделать этого. Пойдут разговоры. Всего пять месяцев, как умер Кристофер, а я очень любила его, ты же знаешь.
– Именно поэтому тебе необходимо на несколько дней вырваться из обычного распорядка жизни. Предлагаю уик-энд в Венеции. И мы вернемся обратно, прежде чем кто-нибудь заметит твое отсутствие.
Пэйган заколебалась.
– Что ты называешь уик-эндом?
Она почувствовала, как его рука крепче сжимает ее бедро, и пожалела, что на ней надеты теплые панталоны. Она бы хотела, чтобы на ногах у нее сейчас были черные шелковые чулки со множеством кружев. Пожалуй, перед поездкой в Венецию нелишне будет заглянуть в бутик Браун.
Пэйган медленно поднималась по лестнице. Кажется, она добиралась до своей спальни целую вечность. Ящик комода не открывался. «И куда только я задевала свой купальник?» Наконец ящик был выдвинут, и она стала почти машинально перебирать его содержимое. Неожиданно в руках ее оказалось что-то тяжелое. Несколько мгновений она не моргая смотрела на этот предмет, пытаясь понять, что у нее в руках. Это был старый собачий ошейник, и с тыльной стороны на нем еще виднелись волоски Бастера.
И тут тело любимого пса, распростертое на дороге, предстало перед ее мысленным взором. Потом в мозгу возникла другая картина: госпиталь и она сама, склонившаяся над бездыханным телом мужа. Она почувствовала, как рот ее застывает в беззвучном крике. И наконец, после стольких месяцев, на глазах показались слезы.
– Кристофер! – простонала она и тут же подумала: «Почему я плачу? Нельзя плакать! Кристофер умер несколько месяцев назад. Это смешно, наконец! Мне необходимо остановиться!»
Она вспомнила одну из военных фотографий Марка Скотта: разрушенный дом, обнаживший миру все свои внутренности: со стен свисали клочки обоев, обрывки картин, на горе обломков мебели виднелись почему-то уцелевшие стул и телевизор. На вешалке в вестибюле все еще висели пальто, но самого вестибюля уже не было. Пэйган ощущала, что и ее жизнь стала такой же бессмысленной и трагичной, как жизнь этого дома. Еще совсем недавно все было в целости, и вот теперь одни руины.
Пэйган смогла наконец осознать, что та жизнь, к которой она привыкла, осталась в прошлом. Что теперь ей придется одной прокладывать себе дорогу в этом мире.
Та жизнь уже не повторится, со всеми ее радостями и бедами. Но будет другая. Ведь жизнь не может остановиться на полдороге.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
