Мы вышли на рассвете, как говорится, едва солнце позолотило верхушки деревьев. Я прекрасно понимал, что скорость каравана (а это был уже именно караван, отрядом растянувшуюся колонну упрямо сопящих и навьюченных как мулы людей называть неправильно) будет очень невелика, а привалы придется делать часто. Выносливость, увы, конечна, а в данной ситуации она расходуется очень быстро.
При этом я очень хотел именно сегодня, до темноты, миновать сосновый лес, было у меня нехорошее предчувствие, что ночью там куда опаснее, чем днем. В прошлый раз мы потратили несколько часов на дорогу от него до точки назначения, и по этому гиблому месту шли около полутора часов. По идее, даже с привалами мы должны сегодня успеть до него добраться и миновать.
Но это по идее. А по факту все грозило стать не столь радужным, это я понял после первого же получаса дороги. Основной проблемой были пушки. Если люди, тащившие ящики, худо-бедно деревья огибали, то с пушкой это было сделать сложнее, даже с такой небольшой и маневренной.
В результате орудия мы все-таки разобрали, на что ушел целый час. До степи, похоже, придется нести их так. Одно неплохо — части пушки для переноски были приспособлены идеально, судя по всему, конструкторы изначально предусмотрели такой вариант.
— Я так полагаю, что был прав. — Голд посмотрел на ствол орудия, лежащий на земле. — Эта пушка изготовлена для войны в горах или чего-то в этом духе.
Он притворно покряхтел, давая мне понять, что староват для подобной физкультуры.
— Не исключено, — согласился с ним я. — Давай одновременно эту штуку поднимать, а то фигня выйти может.
Мы приподняли ствол и на «три-четыре» Голда закинули его на плечи.
— Тяжелая, зараза! — пожаловался мне Голд.
— Да ты-то что прибедняешься, основной вес на меня падает! — возмутился я. — Тебе впереди все легче!
— Килограммов семьдесят, не меньше, — пропыхтел Голд. — А что на тебя давит сильнее, так это правильно. Кто у нас тут главный? Кстати, вон, Азиз, так тот вообще такую дуру в одиночку тащит.
Мало того, с пулеметом могучий зимбабвиец тоже расставаться не подумал, так что вес он пер просто запредельный, как по мне. Выглядело это все крайне эффектно: тело Азиза бугрилось мускулами, ствол лежал плечах как влитой, лысый череп блестел на солнце, пробивавшемся сквозь листву, и пара женщин смотрела на негра, открыв рты и забыв о том, что надо куда-то идти.
— Ну, чего стоим, кого ждем? — спросил я у народа, не желая признавать некоторую правоту Голда. — Пошли потихоньку!
Автобус мы обирать не стали. Пусть Рэнди нас проклянет, но надо быть реалистами, трезво оценивать свои силы. И потом, жадность — плохое чувство.
Размеренно шагая, я думал о том, что если бы не люди, которых мы приняли в свои ряды, то все было бы гораздо менее радостно. Ну вскрыли бы мы этот склад — и? Кроме автоматов и цинков с патронами, ничего бы мы унести не смогли. Ну, может, еще какие-то мелочи вроде сухпайков, амуниции и инструментов. Ладно, еще рацию. Но это, по сути, и все. Так что не так уж все плохо получилось.
Впрочем, были и минусы. В качестве нагрузки нам еще достались дети, малышня в возрасте от шести до восьми лет, и вот тут я не знал, что сказать. Проку от них большого мне не виделось, к тому же они все время жутко галдели. Как это и бывает, страх, который живет во взрослых, над ребятней не имеет никакой силы, а потому они уже вчера перестали нас бояться и как ни в чем не бывало занялись своими детскими делами. То есть бегали, шумели и совершенно не задумывались о том, что это кому-то может быть не по душе.
Не стану врать: детей я не слишком люблю. И у меня самого их не было никогда, да и у моих друзей — тоже. Дети — это большая ответственность плюс полный отказ от привычного образа существования, я в той жизни не был готов к таким жертвам. А в этой о детях можно не беспокоиться: мы все тут стерильные, как пластиковые Кены и Барби. Процесс — сколько угодно, а вот последствий в виде малышей нет и не будет.
При этом вопроса: «И что мы будем с ними делать?» — у нас не возникало. Если уж достался нам такой довесок, что уж теперь? Не совсем ведь мы сволочи, чтобы их тут бросить одних. Да и женщинам в крепости будет куда девать свой нерастраченный материнский инстинкт, хоть Аллочку с Сережкой оставят в покое.
Но сколько же от них шума! И еще они все время лезут под ноги.
— Чтоб тебе! — еле удержался я от более крепкого ругательства в адрес непоседливого щекастого малыша, который, убегая от девочки с косичками, проскочил у меня между ног. — Лиана!
— Да? — догнала меня женщина-психиатр.
— Тебе был отдан приказ: следить за этой мелюзгой, — возмутился я, причем совершенно обоснованно. — Так какого же?
— Дети. — Лиана мотнула головой. — Это дети.
— А это лес, — обвел я глазами местность, окружавшую нас. — И мы не знаем точно: кто в нем, что в нем? А если эти гаврики убегут и заплутают? Сразу предупреждаю: временной максимум, который будет выделен на: «Ау!» и «Где ты, баловник!» — десять минут. Потом мы пойдем дальше, и гибель ребятенка будет на твоей совести. Тебе был отдан приказ, и ты должна его беспрекословно и неукоснительно выполнять.
Лиана хотела что-то ответить, поймала мой взгляд и явно решила мне не перечить. Вполне разумное решение. Более того, она кивнула и громко крикнула:
— Ребята, а ну все ко мне! Быстро-быстро.
Только в ладоши не захлопала, но это было и невозможно — на спине она несла небольшой тюк, который придерживала одной рукой.
Налегке вообще никто не шел. Исключение составляли только дети, Наемник, Джебе, Тор и Настя, сменившая винтовку на автомат. Они то и дело курсировали по всей длине каравана, пытаясь объять необъятное. Меня такое положение вещей не слишком устраивало, но что поделаешь?
Впрочем, риски того, что охрана в данный момент, увы, не на высоте, понимали только те, кто пришел со мной. Остальным было не до того — они тащили груз. Нельзя сказать, чтобы люди были рады такому повороту событий, но при этом, к моему немалому удивлению, особого неприятия происходящего я не увидел.
Накануне утром, когда встало солнце, я все-таки объяснил им, кто мы такие, зачем пришли и что планируем делать. Объяснил и про то, что любой может отправиться с нами, причем не в качестве раба, а как свободный человек, но при этом он должен будет внести свой посильный вклад в этот поход. Никто не отказался. И никто сейчас не пищал, жалуясь на судьбу.
Может, эти люди уже на самом деле поняли, что здесь все будет по-другому, не так, как планировалось ими, и времени для того, чтобы качать права или жалеть себя, у них теперь просто нет? Да и смысла в этом тоже нет совершенно. Пока все шло так, как мне и хотелось. Ну не считая того, что часть добра пришлось оставить на месте.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
