Повод опротестовать выборы президента тоже один: недопуск к выборам оппозиционных кандидатов в президенты. Осознал это только Лимонов, который заблаговременно объявил о своем выдвижении. Само собой, что в условиях полицейского государства рассчитывать на регистрацию было невозможно. Но нужен был конфликт!
Буржуазные лидеры, их у нас пруд пруди, заняли выжидательную позицию, если не сказать замешкались. Ни Касьянов, ни Каспаров, ни Рыжков – никто не горел желанием участвовать в выборах. Боялись. Хвалился лишь Немцов, который уговаривал избираться вначале Навального, а потом музыканта Юру Шевчука.
Лимонов в довесок ко всему использовал свое выдвижение для того, чтобы скомпоновать и озвучить свои идеи по преобразованию в стране. По величию и масштабам программа напоминала курс Петра I, только с ориентиром не на Запад, а на Восток.
Центральная мысль: перенос столицы в Южную Сибирь в район Омска, чтобы сбалансировать географический, экономический, инфраструктурный и политический перекос России к Западу. Нужны были новые рабочие места, а также заселение Сибири, включая Дальневосточную, чтобы остановить экспансию Китая. Помимо этого, Лимонов предложил программу массового строительства дешевого жилья и чрезвычайные меры по развитию сельского хозяйства.
Что касается политической части, то речь шла о немедленном возвращении страны в демократический режим. Он хотел сменить состав Верховного и Конституционного суда, отменить пресловутую 282-ю статью за экстремизм, упростить унизительную по форме регистрацию политических партий.
В качестве президентской кампании Лимонов планировал поездку по всей стране в плацкартном вагоне, как Солженицын.
Этим планам не суждено было сбыться. На следующий день после санкционированного митинга на Болотной, где силы правопорядка вели себя предельно вежливо и корректно, было запланировано собрание инициативной группы по выдвижению в президенты Эдуарда Лимонова. То есть первый этап регистрации.
Когда участники стали подходить к гостинице «Измайлово», оказалось, что все здание захвачено ОМОНом и полицией. Не попасть. Организаторы были к этому готовы, и регистрация происходила в небольшом, специально пригнанном фургоне. По этой причине им позже и отказал ЦИК, у которого, впрочем, было великое множество вариантов для маневра.
10
Второе предательство либералы уже совершили по инерции, без кулуарных сговоров, вискаря и совместных попоек с чиновниками. Тон был уже задан: сотрудничество с властью в любых возможных формах. А лидерами стали те, кто этот диалог обеспечивал.
После рейдерского захвата протестного движения горсткой героев буржуазии наверх как грибы после дождя стали вылезать самые ничтожные комические персонажи. Артем Троицкий в костюме гондона, авторы второсортной дерьмовой беллетристики, ведущие телешоу. Весь этот сброд, исполняющий затянувшуюся пошлую оперетту, внушал отвращение. Люди с плохим вкусом – это премерзкое зрелище.
Самопровозглашенные ушлепки вопили со сцены:
– Мы не хотим революций! Мы не хотим революций!
Им нравилось купаться во внимании толпы, они хотели, чтобы их бенефис продолжался вечно. К тому же администрация президента, эти искусные многоопытные шулера, принялись водить их за нос. Они предложили им создать рабочую группу по проведению политической реформы. Человеку даже с небольшим политическим опытом известно, что для того, чтобы похоронить любое дело, лучше всего создать рабочую группу или комиссию. Все гарантированно накроется, будет кирдык.
Ситуация после выборов президента в аккурат напоминала картину декабря 2011-го. Это было, мать его, дежавю. Стася Удальцова совместно с другими учредителями подали заявку на Лубянскую площадь в день после выборов – 5 марта. Место было выбрано крайне удачно. Дело в том, что Центризбирком на Большом Черкасском переулке находится от Лубянки буквально в двух шагах. Соответственно разумно собраться на площади и двинуться прямо туда, чтобы требовать переноса выборов с участием всех кандидатов от оппозиции. Отказали ведь не только Лимонову, но и Явлинскому.
Но власть вновь нагнула либералов, используя проверенные и зарекомендовавшие себя кадры. Митинг в срочном порядке перенесли подальше, с глаз долой, на Пушкинскую площадь. Это вроде бы и центр, но от Кремля, Думы и ЦИКа много дальше, ближе к линии Садового кольца.
Вот как власть объясняет свое решение устами новоявленного мастера слива протеста Пархоменко: «Кончайте паниковать. Приходите все. Места на Пушкинской – не на половине Пушкинской, как обычно, а на целой, да еще и с перекрытой Тверской, – хватит. А с бульварами – тем более». «С бульварами тем более»! Гляньте, какой мудак! Паниковать как раз было самое время.
За несколько дней до этого на каком-то мероприятии Бретёр подошел к Ксюше Собчак и прямо в лоб спросил ее:
– Вы пойдете на следующий митинг оппозиции?
– Конечно! – Светская львица улыбнулась.
– А на несанкционированный пойдете?
– Нет, только на санкционированный; а что, будет еще несанкционированный?
– Да. Туда придут нацболы… Лимонов…
Слово «нацболы» подействовало, как если бы Бретёр неожиданно достал электрошокер и ударил бы ее током. Светская львица отшатнулась в ужасе.
После срыва митинга на площади Революции буржуазная оппозиция успела провести еще один митинг на проспекте Сахарова и шествие. Массовость впечатляла, да. Но честными выборами даже и не пахло. Власть стала проводить свои контрмитинги на Поклонной горе, основным организатором которых был политтехнолог, бывший режиссер театра Левандовского господин Кургинян – во время своих выступлений обильно источал слюну. Были там и Проханов, и давно отмежевавшийся от нацболов философ Дугин. Последнему очень хотелось стать еще одной подпоркой действующему режиму. Но режим справлялся и без него, подпорки были не нужны.
Их митинги были еще более массовыми, и удивляться тут нечему. Чтобы нагнать народ, у власти было несопоставимо больше ресурсов.
11
Бретёр прекрасно понимал, что на Лубянке будет поражение, но он должен был выполнить свой гражданский долг. Кто-то, пусть немного, несколько сотен человек, должен был нести знамя протеста.
Чтобы разведать обстановку, он пришел за полчаса. Из торгового центра вся площадь как на ладони, везде стоят металлические заграждения, в несколько рядов полиция в касках. Площадь оккупирована.
На выходе он встретил несколько нацболов и лимоновских охранников, которые пришли пораньше, как он, на разведку. Самый здоровый – Коля Медведев, боксер и участник боев без правил. Рядом Илья, чемпион по борьбе, судя по угрожающему выражению лица и охвату плеч, родом с Кавказа.
Бретёр:
– Ну что, брать будут?
Коля:
– Конечно, куда денутся!
Лимонов появился ровно в назначенные девятнадцать часов, он всегда был точен и ненавидел, когда кто-нибудь опаздывал. В окружении еще двадцати нацболов. Бретёр и другие присоединяются и идут за ними. Лимонов выходит на площадь и движется прямиком к Центризбиркому на Большом Черкасском. Он окружен журналистами, мелькают фотовспышки.
– Мы пришли сюда ради того, чтобы прийти. Если бы все те, что стоят сейчас на Пушкинской, были бы сейчас здесь, было бы все в порядке.
На площади суматоха, кто-то выкрикивает лозунги и вывешивает растяжки. Идет дым. Жуткая давка.
На ходу у него берут интервью:
– Что принесет Путин для России?
– Будет все то же самое…
– Вот он, вот он! Забирай!..
Десять здоровенных омоновцев хватают вождя и уволакивают в автозак, один из них его душит. Потом начинают брать остальных участников, гражданских активистов и журналистов. На площади остаются только самые отпетые, самые несгибаемые радикалы всех идеологий. Звучат лозунги:
Остановим диктатуру!Остановим диктатуру!Наиболее злые, взобравшись на гранитный поребрик на выходе из метро, вопят:
Мы вас ненавидим!Мы вас ненавидим!Через полчаса площадь полностью зачищена от протестующих. Товарищи отбивают Бретёра, он уходит с площади и решает двигаться на Пушкинскую. Они курят по дороге и быстро идут к митингу соглашателей. На всех улицах стоят колонны полицейских.
В это время с трибуны Пушкинской радостно кричали:
– Нас собралось здесь более двадцати тысяч человек!
Гордиться нечем. Это уже гораздо меньше, чем сто тысяч на Болотной и Сахарова.
Вдруг на сцене зазвучал взволнованный высокий голос:
– Кто здесь власть?
Народ:
– Мы!!!
– Кто здесь власть?
Истерика протестантского проповедника Навального была постановочной и выглядела как первая стадия белой горячки. Предводителя хомячков было не заткнуть.
