Папа сразу же подошел ко мне, заслоняя от мужчин.
— Марси, ты же знаешь, я не думаю, что тебе следует здесь находиться. Этим людям нечего сказать такого, что ты должна услышать, и они не достойны услышать ни единого слова из твоих уст.
— Ты сказал, что не остановишь меня, — я напомнила ему.
Я не удивилась, что он передумал. Он все еще думал, что сможет защитить меня от зла.
Мой пристальный взгляд вновь отыскал Мэддокса. Его проницательные глаза не покидали меня ни на мгновение.
Папа проследил за моим взглядом и тихо вздохнул.
— Не подходи слишком близко. — затем он повернулся лицом к пленникам. — Если кто-нибудь из вас попытается что-нибудь сделать, я заставлю вас пожалеть об этом.
Обещание насилия в голосе папы заставило меня вздрогнуть, но я слегка улыбнулась ему, прежде чем пройти дальше.
— Пришла присоединиться к веселью? — спросил Эрл с мрачной улыбкой, открывая окровавленный рот, в котором не хватало пары зубов. Это объясняло окровавленные плоскогубцы на одном из столов. — Разделяешь кровожадность своего папочки?
Я хотела последней конфронтации, но еще не решила, смогу ли наблюдать за пытками, которые папа, Амо и Маттео, безусловно, имели в виду для байкеров.
— Твоя грязная кровь никогда не коснется меня, — просто сказала я, довольная холодностью своего голоса.
Увидев Мэддокса, привязанного к стулу, я с трудом подавила желание броситься к нему и освободить его. Он не был невинен, и мне нужно было убедиться, что я действительно могу ему доверять. Быть может, он уже пожалел о своем решении помочь мне сбежать. И все же в его глазах я видела ту же тоску, которую испытывала и отчаянно пыталась скрыть.
— Позволяешь папочке и твоему брату делать грязную работу, шлюха? — сказал Эрл, врываясь в мои мысли, явно расстраиваясь из-за отсутствия моей реакции.
Я напряглась, вспомнив уродливые слова, вытатуированные у меня на спине. Подобные слова, вероятно, быстро распространились бы по всему миру, если бы люди узнали, что я переспала с Мэддоксом. Если бы я забеременела... Я не чувствовала себя беременной и не хотела рассматривать этот вариант. Прямо сейчас я могла сосредоточиться только на одном, если бы у нас с Мэддоксом был шанс, если бы вообще имело смысл дать нам шанс.
Папа схватил Эрла за горло, выглядя менее человечным, чем я когда-либо видела его. Амо стоял рядом. От младшего брата, которого я видела в последний раз перед похищением, не осталось и следа. Эти люди напугали бы меня, если бы не были моей кровью, моими защитниками. Если бы их беззастенчивая ярость и мстительность не были эмоциями, кипевшими глубоко внутри меня.
— Нет, — твердо произнесла я, обращаясь как к Эрлу, так и к папе и Амо.
Папа не ослаблял хватки на Эрле, который медленно краснел, брызгая слюной, пытаясь отдышаться.
— Папа, не надо.
Папа посмотрел на меня, явно не понимая, чего я хочу.
— Дай нам показать ему то, чего он заслуживает. Он будет страдать больше, чем когда-либо страдал любой человек.
Он думал, что я хочу, чтобы он пощадил моего мучителя? Это последнее, о чем я думала. Мама была всепрощающей, но даже она, вероятно, заставила бы Эрла умереть мучительной смертью от рук отца, если бы он спросил ее мнение. Конечно, он никогда бы так не поступил, потому что не хотел, чтобы на ее руках была кровь.
— Позволь мне выковырять его чертовы яйца ложкой для мороженого, — прорычал Амо, указывая на ассортимент ножей, плоскогубцев и других инструментов для пыток, разложенных на маленьком деревянном столе.
Мой желудок скрутило от лужи крови под ним, и я отвела глаза. Я не такая, как папа и Амо. Я не такая, как мама. Я что-то между. Способна на определенную жестокость, если доведена до крайности, но не способна выполнить ее сама. Возможно, это слабость, но я больше не стремлюсь к совершенству.
Мерзкая улыбка промелькнула на лице Эрла при моем кратком проявлении нерешительности. Я сглотнула и расправила плечи, прежде чем направилась к столу и взяла нож. Ручка показалась мне незнакомой в ладони. Папа всегда следил за тем, чтобы я не держала в руках оружие. Моя защита задачей других. Я смирилась с этим, уверенная, что ничто не сможет тронуть меня, пока папа рядом. Но я поняла, что независимо от того, насколько сильны ваши защитники, ты должен быть способен выжить самостоятельно.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Он будет страдать, но не от твоих рук, папа, — твердо сказала я, заставляя себя улыбнуться, и повернулась к Мэддоксу.
Его взгляд переместился с блестящего лезвия на мои глаза. Как всегда, мое сердце пропустило удар, когда я встретилась с ним взглядом. Это наш момент истины, момент, который докажет его преданность или положит конец тому, чему никогда не суждено было случиться. Я не была уверена, что мое сердце переживет последнее.
Эрл кивнул мне на ухо. Еще одна отметина, которую он оставил. Иногда я задавалась вопросом, что еще он сделал бы со мной, если бы Мэддокс не сообщил папе о моем местонахождении. Эрлу Уайту нравилось мучить меня, и не только потому, что я дочь своего отца.
— Ты можешь прикрыть свое испорченное ухо дорогими украшениями, но эта татуировка...
— Скоро будет покрыта красивой татуировкой, разработанная лучшим мастером в Штатах, — перебила я его.
Я не собиралась позволять ему заставлять меня чувствовать себя ничтожеством даже на секунду.
Он хмыкнул.
— Есть вещи, которые ты никогда не сможешь скрыть. Мы оставили свой след внутри тебя. Ты будешь бояться темноты до самой смерти.
Хотела бы я, чтобы он был не прав. Быть может, прошлая ночь была исключением, но я беспокоилась, что мне потребуется некоторое время, чтобы вновь чувствовать себя комфортно в темноте, не вздрагивать, когда кто-то стучался, и не оглядываться через плечо. Но в конце концов я преодолею это.
Я шагнула ближе к нему, мрачно улыбаясь.
— В моих жилах течет тьма. Я дочь своего отца, никогда не недооценивай меня, потому что я девушка. Быть девушкой не значит, что я слабая. И поверь мне, когда я говорю, что ничто из того, что ты сделал, не оставит шрама. Твое имя и семья будут надолго забыты, в то время как моя будет править Востоком и выслеживать каждого байкера, связанного с Тартаром.
Я двинулась к Мэддоксу, следуя невидимому притяжению, которое почувствовала с самого первого момента, увидев его. Он не сводил с меня глаз. Он выглядел как человек, готовый умереть. Может, мне следует позволить ему. Моей семье полегчало бы, мне полегчало бы, если не принимать во внимание мое сердце, и, возможно, ему тоже полегчало бы, потому что я не была уверена, сможет ли он справиться с выбором, который я скоро ему предоставлю.
Я обошла его, пока не оказалась у него за спиной, и наклонилась, разрезая веревки. Папа и Амо качнулись вперед, но я покачала головой.
— Нет.
Они остановились, но я могла сказать, что оба были готовы броситься, если Мэддокс двинется не в ту сторону. Мэддокс был достаточно умен, чтобы оставить руки по бокам после того, как я освободила его от верёвок. Вернувшись к выходу, я встретилась с ним взглядом. Я видела вопросы в его голубых глазах.
Перевернув нож, я протянула ему рукоятку.
— Марси, — прорычал папа.
Я снова покачала головой. Это мой момент истины с Мэддоксом, определяющее решение в наших отношениях. Мне нужна правда, даже если она убьет меня.
— Мэддокс, — сказала я, наклоняясь к нему, несмотря на предупреждение отца. Он не мог понять связь, которую мы с Мэддоксом разделяли. — Возьми этот нож и убей своего дядю. Сделай это для меня.
Его голубые глаза не отрывались от моих, один из них был налит кровью. Его губы разбиты, а верхняя часть тела усеяна порезами и синяками, и это только начало, если я позволю.
