офисного стола лицом вверх.
В качестве иллюстрации своих слов она зажигает голограмму, на которой перед входом тормозит кортеж из четырёх машин. А, из пяти; последняя просто остановилась чуть дальше.
Из второй по счёту очень быстро выбирается Хадзимэ Хамасаки собственной персоной и, не оборачиваясь на сопровождающих, быстрой рысью торопится ко входу в наш блок.
— Пойду пообщаюсь.
Подобный вариант учитывался.
— Я с тобой. — Одноклассница быстро спрыгивает на пол. — Ребята в готовности, но хорошую работу чужими руками не сделаешь.
— Погнали. — Не думаю, что ей что-то угрожает в окружении тех, кто сейчас контролирует допуск в заведение.
_______
— Я к тебе. — Отец Миру, которому не дали войти даже в первую дверь, при виде выходящего меня решительно направляется навстречу.
— Догадался. Слушаю вас внимательно.
— Отойдём?
"Это якудза с ним. Не парься, наши их уже прикинули: мы не хуже. Если будет прямой замес, не бойся" — Мартинес, привалившаяся спиной к стеклянной двери и разглядывающая на свет свои ногти, выглядит абсолютно неспособной писать серьёзные вещи с таким выражением лица.
"Ты хршая актрса".
— Нам нужно очень серьёзно поговорить, — продолжает родитель одноклассницы после того, как мы удаляемся от стеклянных стен блока по широкой аллее пустынного ночью проспекта метров на тридцать.
— Говорите.
— Тебе в руки попало кое-что, что тебе не принадлежит. Я не буду спорить ни о законности, ни о правильности: раз уж я такой идиот, которого швырнула через х*й собственная жена, так тому и быть. Деловое предложение: уступи мне, лично мне, свой пакет акций. Цена вдвое выше исторического биржевого максимума, что на сегодня почти втрое больше номинала.
— Не пойдёт. Это я только приобретать имею право без спроса, если бесплатно, как этот ваш HamQualCon. А расходовать, продавать и тратить — только с разрешения Тики Хамасаки. Читайте внимательно гражданский кодекс, закон о браке и семье. По статусу я равен её ребёнку, соответственно, моим имуществом от моего имени распоряжается она.
— Я не хуже тебя знаю законы. Во всяком случае, этот момент очень тщательно посмотрел, пока ехал к тебе среди ночи. — Он делает паузу, чтобы до меня лучше дошли детали.
Явно по-прежнему считает натуралом.
— Хадзимэ, я в этом месте должен усовеститься? Вы реально принимаете меня за идиота или пытаетесь манипулировать по инерции?
Он шумно вдыхает через широко открывшиеся крылья носа:
— Как же иногда хочется тебя просто пришибить. Так, чтобы и следа не осталось, как от твоего папаши.
— Вы считаете подобную тактику оптимальной для переговоров этого рода?
* * *
— Вы считаете подобную тактику оптимальной для переговоров этого рода? — Рыжий с интересом наклонил голову к плечу.
Разумеется, она через мост с его браслетом отлично слышала каждое слово их разговора.
— Неважно, что я считаю или чувствую. Я тебя отлично раскусил: на твою мотивацию эмоции не влияют.
— Занятно слышать такие оценки от вас.
— В данном случае говорю, что думаю. Признаю: ты далеко не так прост, как старался казаться первое время. Я вдвойне глупец, что не разглядел этого изначально.
Рыжий покосился на собеседника и тоже шумно вздохнул. Его внешний вид словно говорил, что ему это крайне надоело и он вышагивает по бульвару исключительно из вежливости, переступая через себя.
Впрочем, именно так оно где-то и было.
— Тройной номинал от нынешнего, двойной от максимального. Это невозможная ни по каким параметрам сделка и катастрофически гигантская сумма денег. Если тебе так будет понятнее, я отдам всё, что заработал за последние несколько лет только для того, чтобы вернуть себе свой же HamQualCon.
— Вы сейчас что-то ещё хотели сказать, но не договорили: осеклись.
— Да. Ты чертовски проницателен для натурала, будь ты не ладен. Ты очень удачно разыграл единственную свою карту! Не попадаешь ни под какие лицензионные требования телекоммуникаций или нейробизнеса, потому что ничего не производишь и не обеспечиваешь…
— … но имею доступ ко всем бонусам концерна, включая контроль аккаунтов клиентской базы, — со скучающим видом завершил Рыжий за собеседника. — Скажите что-нибудь новенькое. Разумеется, я это всё просчитал до того, как лезть с голы… ми руками на амбразуру.
— Я готов, совместно с твоими юристами, разработать и подписать любой тип соглашения — включая гарантии тебе лично со своей стороны — чтобы остаток своей жизни ты купался в золоте и внукам досталось. Даже живи ты тысячу лет.
Хамасаки замолчал.
— Видимо, меня в этом месте должно пронять, — предположил одноклассник. — Вы нагребаете личных обязательств, от которых кроме геморроя ничего иметь не будете — а я ещё лет девяносто вполне могу протянуть естественным образом. Это же сколько геморроя на вашу голову.
— Хорошо, что ты это понимаешь.
— Хадзимэ, а зачем мне ваше предложение?
— Я ожидал, что ты можешь так ответить. Нахватался от своих латиноамериканок? О нематериальных ценностях?
— Ну почему только от них. Я знаю ещё как минимум одну японку, даже двух, которые тоже считают, что нематериальное рулит.
— Вот тебе вторая часть моего предложения, как раз для такого варианта. Ты же понимаешь, что в случае твоего необоснованного упрямства руководство концерна в моём единоличном лице может решить, что без тебя выкупать пакет на свободном рынке будет легче?
Мартинес подумала машинально, что если вместе с Рыжим не стало бы Тики, то отец Миру вообще получил бы всё почти даром и как автоматический наследник.
Вслух это сказано не было, но Виктор отлично просчитал подоплёку и сам:
— Нет человека — нет проблемы, знакомая формула. Заодно, к жене у вас тоже дальние и давние претензии. Знаете, раньше не имел возможности сказать вам, — одноклассник развернулся и направился обратно.
Хамасаки-старший последовал за ним.
— Хадзимэ, я просто не имел информации до последнего времени. — Седьков словно взвешивал каждое слово. — Не буду плодить у вас ложных надежд и дурацких ожиданий. Деньги, даже самые большие, я себе в любом случае заработаю сам: у меня есть две руки, две ноги, голова, умеющая думать. Мне шестнадцать лет и вся жизнь впереди.
— Головы и всей жизни впереди может не оказаться.
— Вы повторяетесь. Так вот. Если я возьму деньги у вас сейчас, я никогда не получу того, что этому телу, — Виктор постучал себя по животу, — больше всего хочется на самом деле.
— Да ну? И что это может быть? —