В середине февраля, подгоняемые предчувствием, что мешкать нельзя, мы добрались до Нью-Йорка самолетом. Я пошла к Роберту одна. Удивилась тишине. Сообразила: его ужасного кашля больше не слышно. Постояла у его пустого инвалидного кресла. На стене доминировал айсберг Линн Дэвис[142] — нависал над зрителем, похожий на человеческий торс, который стихия перевернула вверх тормашками. У Роберта жили белый кот и белая змея, а на белом столе, изготовленном по его эскизу, лежал рекламный буклет белых стереосистем. Я обратила внимание, что черный фон своей фотографии спящего Купидона Роберт дополнил одной деталью — белым квадратом.
В лофте никого не было, кроме сиделки, да и она оставила нас наедине. Я подошла к кровати, взяла его за руку. Так мы оставались долгое время, не говоря друг другу ни слова. Внезапно он поднял глаза и спросил:
— Патти, это ведь искусство нас сгубило?
Я отвела взгляд: мне не очень-то хотелось об этом думать.
— Не знаю, Роберт. Не знаю.
Возможно, он был прав, но разве на такое жалуются? Только дурак будет сокрушаться из-за того, что искусство положило его на обе лопатки. Либо дурак, либо святой. Роберт поманил меня — мол, помоги встать, — но тут же почувствовал слабость. — Патти, — сказал он, — я умираю. Это так больно.
И посмотрел на меня своим любящим и укоряющим взглядом. Моя любовь уже не могла спасти его. И его собственная любовь к жизни не могла. Тогда я впервые по-настоящему осознала, что он умрет. Он испытывал физические муки, которых никому не пожелаешь. Смотрел на меня с такой мольбой о прощении, что я невольно разрыдалась. Он отчитал меня за слезы, но обнял. Я пыталась смотреть веселей, но было уже поздно. Я ничего уже не могла ему дать, кроме любви. Я помогла ему добраться до кушетки. К счастью, он не кашлял. Он заснул, положив голову мне на плечо.
В окна лился свет, падая на его фотографии и на стихотворение, которым сделались мы в наш последний раз вместе. Роберт умирал — творил молчание. Я занималась тем, чем мне суждено, — жила, напряженно вслушивалась в молчание, которое можно выразить, только прожив целую жизнь.
Милый Роберт!
Часто я ворочаюсь без сна и гадаю: и ты сейчас тоже лежишь без сна? Тебе не больно? Тебе не одиноко? Ты вывел меня из самого беспросветного периода моей молодости, поделился со мной священной тайной того, что значит быть художником. Я научилась смотреть на мир сквозь тебя, и какую бы строку я ни сочиняла, какую бы линию ни рисовала, их исток — знания, приобретенные за драгоценное время нашей совместной жизни. Твое творчество, как ручей, вытекающий из родника, берет начало из твоей юности — нагой песни. Тогда ты говорил, что надо ходить за руку с Богом. Помни: что бы ни случалось с тобой, ты всегда держался за Его руку, так уцепись за нее крепче, Роберт, и не отпускай.
В тот день, когда ты заснул у меня на плече, я тоже задремала. Но прежде, когда я смотрела на все твои вещи и работы и мысленно перебирала твои работы за много лет, пришла мысль: все-таки из всех твоих произведений самое прекрасное — ты сам. Самое прекрасное.
Патти
Он станет душным плащом, бархатным лепестком. Ему была неприятна не сама эта идея, а форма этой идеи. Она вселялась в него, точно страшный демон, и заставляла его сердце колотиться так сильно и неровно, что кожа дрожала, ему чудилось, что лицо скрыто аляповатой пестрой маской, соблазнительной, но мешающей дышать.
Я думала, что буду с ним в момент смерти, но вышло иначе. Я была свидетельницей стадий его ухода почти до одиннадцати вечера, когда услышала его в последний раз — его дыхание, такое шумное, что в телефонной трубке заглушало голос его брата. Отчего-то этот звук вселил в меня непонятную радость, когда я шла наверх, чтобы лечь спать. Еще жив, думала я. Еще жив.
* * *
Роберт умер 9 марта 1989 года. Когда утром его брат позвонил мне, я была спокойна: я знала, что это случится, с точностью до часа. Сидела с раскрытой книгой на коленях и слушала арию Тоски. И вдруг обнаружила, что вся дрожу. По телу растеклось чувство радостного волнения, время ускорилось: казалось, благодаря моим близким отношениям с Робертом я буду посвящена в тайну его нового приключения, в чудо его смерти.
Это безумное ощущение не отпускало меня несколько дней. Я была уверена, что со стороны оно незаметно. Но, пожалуй, моя скорбь была очевиднее, чем я думала: мой муж собрал нас всех в дорогу, и мы поехали на юг. Нашли какой-то приморский мотель, где и обосновались на время пасхальных каникул. Я ходила в черной ветровке взад-вперед по безлюдному пляжу. Завернувшись в асимметричные складки просторной куртки, чувствовала себя то ли принцессой, то ли монахом. Я знаю, Роберт оценил бы эту картину: белое небо, серое море и немыслимая черная куртка.
Наконец, у моря, где Бог разлит везде, я постепенно успокоилась. Стояла и смотрела на небо. Облака рафаэлевских оттенков. Цвет раненой розы. Меня осенило, что эти облака — кисти Рафаэля собственной персоной. Ты его увидишь. Ты его узнаешь. По почерку ты узнаешь его. Когда ко мне пришли эти слова, я поняла, что однажды увижу небо, нарисованное рукой Роберта.
Пришли слова, а за ними и мелодия. Я сбросила мокасины, взяла в руки, побродила босиком по мелководью. Переплавила мутные составляющие своей скорби и отпустила по ветру полотнищем блестящей парчи в песне памяти Роберта.
Изумрудный птенец, как тебя удержать,Как оставить здесь — в кулаке зажать?Изумрудное сердце стучит в горсти.Неужели пора говорить "прости"?[143]
Издали меня окликнули — голоса моих детей. Дети бежали ко мне. На этом отрезке вневременья я замешкалась. Внезапно увидела его, его зеленые глаза, темные кудри. Услышала его голос поверх криков чаек, детского смеха и рева прибоя.
Улыбнись мне, Патти, как я улыбаюсь тебе.
* * *
После смерти Роберта я переживала за судьбу его вещей, некоторые из которых когда-то были нашей общей собственностью. Мечтала заполучить его шлепанцы. Он носил их на закате жизни — черные бельгийские шлепанцы с его инициалами, вышитыми золотой нитью. У меня душа болела за его письменный стол и кресло, выставленные на аукцион в "Кристис" вместе с другими его ценными вещами. Ночами не смыкала глаз и думала об этих вещах, так зациклилась, что захворала. Я могла бы участвовать в аукционе, но не захотела: это было бы слишком больно. Его стол и кресло попали к чужим людям. Вспомнилось, как Роберт говорил, когда ему безумно хотелось приобрести что-то недостижимое: — Я мерзкий эгоист. Если я не могу что-то заполучить, мечтаю, чтобы оно вообще никому не досталось.
Почему я не в силах написать слова, которые разбудят мертвых? Это желание снедает меня изнутри. Я оправилась от утраты его стола и кресла, но не от мечты нанизать слова, которые будут дороже изумрудов Кортеса. Как бы то ни было, у меня есть прядь его волос, горсть его пепла, стопка его писем, тамбурин из козьей шкуры. А в складках выцветшей лиловой бумаги — ожерелье, две лиловые пластины с арабской вязью, соединенные черными с серебром шнурками: подарок мальчика, любившего Микеланджело.
Мы распрощались, и я вышла из его комнаты. Но что-то поманило меня обратно. Он забылся неглубоким сном. Я стояла и смотрела на него. Какая умиротворенность, словно у дряхлого младенца. Он открыл глаза и улыбнулся. — Так быстро вернулась? — и снова заснул. Первое впечатление и последнее совпали. Спящий юноша, одетый светом, открыл глаза и улыбнулся, узнав ту, что никогда не была для него незнакомкой.
Благодарности
Перед смертью Роберта я обещала ему, что когда-нибудь напишу нашу историю. Мне хотелось бы выразить глубокую признательность Бетси Лернер и всем, кто поощрял меня и помогал мне сдержать обещание.
Ленни Кей Розмари Кэрролл Дэниэл Хелперн Эдвард Мэпплторп Шэрон Делано Джуди Линн Энди Остров Оливер Рэй Нэнси М. Руни Дженет Хэмилл Дэвид Кроленд Эбигейл Холстейн Линн Дэвис Стивен Сибринг Линда Смит Бьянкуччи Рено Доннедье де Вабр и Джесс Пэрис Смит
Источники иллюстраций
Архив Патти Смит: 26, 59.
Снимки из фотоавтоматов: 269, 367.
Полароидный снимок Роберта Мэпплторпа: 353.
© Patti Smith: 137, 275, 301, 304.
Архив Эдварда Мэпплторпа: 27.
Все работы Роберта Мэпплторпа
© Robert Mapplethorpe Foundation, Inc. Воспроизводится с разрешения правообладателя: 177, 258, 296, 330, 336, 340, 348.
Галерея Роберта Миллера: 105, 335.
© Lloyd Ziff. Воспроизводится с разрешения правообладателя: 65, 75.
© Linda Smith Bianucci. Воспроизводится с разрешения правообладателя: 112.
© Judy Linn. Воспроизводится с разрешения правообладателя: 185, 192,196,197,198, 312, 363.
© Gerard Malanga. Воспроизводится с разрешения правообладателя: 268.
