– Честно сказать, не ожидал таких успехов, хотя всегда считал тебя, Гай Юлий, талантливым военачальником и верил в твои необычайные способности, – признался Красс. – Однако довольно о твоих победах – о них каждый день говорит Рим. Ты просил, Гай Юлий, быть откровенным, и я буду. Мы с Помпеем уже несколько лет сидим в Риме. Это, конечно, великий город, но лучшее, что в нем можно делать – это шествовать в триумфе. Жить же долгие годы просто невыносимо: постоянная духота, зловоние из плебейских кварталов, пьяные драки, мутная вода Тибра. Хотелось бы на некоторое время по твоему примеру поменять место жительства.
– И на что ты хочешь поменять душный воздух Рима, Марк Лициний?
– Провинция Сирия, если ты не возражаешь, Гай Юлий.
– У меня нет интересов в тех краях, где от жары даже земля трескается. Однако в качестве кого ты намереваешься появиться в Сирии?
– Уж конечно, не частным лицом, путешествующим за свой счет. Проконсулом, наместником – в общем, как тебе будет угодно, но Сирию я хочу получить так же, как тебе достались обе Галлии.
– Что же молчит доблестный Помпей? – обратился Цезарь к хранившему упорное молчание зятю. – Что он желает получить для себя? Насколько я понял со слов Марка Лициния, ему также хочется променять Рим на провинцию.
– Мне хочется находиться там, где война, – Помпей выражал свои мысли более откровенно, чем Красс.
– Ты говоришь не по делу, Гней, – заметил Цезарь.
– Не по делу… Среди нас один деловой человек – Марк Красс. За тобой, Гай Юлий, я не замечал деловой хватки. Сколько я помню, ты всегда был в долгах.
– Гней, не занимайся демагогией, – попытался остановить товарища Красс.
– Я никогда не питал к ней склонности, но вы забрали самое лучшее.
– Гней, посмотри на карту римских владений, – Красс прилагал все старания, чтобы направить союзника на верный путь. – Перед тобой Испания с ее серебряными рудниками, которую ты знаешь, как свои пять пальцев.
– Марк, ты купил пол-Испании вместе с рудниками. Мне доведется лишь охранять твои владения.
– А Греция, в которой мечтает побывать хоть раз в жизни каждый мало-мальски образованный человек?
– Она давно разграблена Суллой и Марком Лукуллом.
– А провинция Африка? – продолжал Красс, пропуская мимо ушей реплики Помпея.
– Что Африка? В ней-то что хорошего?
– Не мне объяснять тебе ее достоинства, ведь ты сам получил триумф за усмирение этой провинции. Однако заметь, рядом находится Египет, который кормит пшеницей половину Рима. Египет, который так же богат золотом, как Испания – серебром.
Глаза Помпея засветились алчным блеском, и Красс решил надавить на честолюбивого военачальника:
– Вдобавок ко всему Египет чрезвычайно слаб, и если бы не противодействие моего товарища по цензорству, он уже был бы римской провинцией. Тот, кто возьмет в свои руки Египет, будет с легкостью диктовать условия римскому сенату. Ты можешь выбрать любую из римских провинций, кроме Сирии, и, я полагаю, Гай Юлий пожелает оставить за собой Галлию. Согласись, мы просим не так уж много и тебе оставляем немало.
– Не торопи Помпея Великого, Марк Лициний. У него будет больше года на размышления и достойный выбор, – подал голос Цезарь.
Его собеседники недоуменно взглянули на наместника Галлии.
– Вы смотрите так, будто я произнес что-то необычное. Ведь в провинцию направляются проконсулы и пропреторы. Следовательно, чтобы получить желаемое, нужно сначала добиться консульства или, на худой конец, преторства.
– Время летит очень быстро. Потерять еще один год жизни – для меня слишком много, – возмутился далеко уже не молодой Красс.
– Ничего не поделаешь, Марк. Иным путем заполучить Сирию невозможно. Естественно, я говорю только о законном пути – другим способом ты попросту не добьешься желаемого. Ведь речь идет, насколько я понимаю, не просто о наместничестве.
– С каких пор ты, Гай Юлий, стал заботиться о соблюдении законов? – удивился Помпей.
– Я стараюсь придерживаться их. А если и нарушаю какие-либо законы, то в интересах Рима. И один раз пошел на это ради тебя, Помпей Великий, или ты забыл, кто наделил землей твоих ветеранов?
– Должность консула отдаляет меня от Сирии, но все же она почетна и дает определенные преимущества. Но я не представляю, каким образом ее получить, – засомневался Красс. – В Риме сейчас большим уважением пользуются Клодий, Катон, Цицерон, Агенобарб. Если им придет в голову тоже добиваться этой должности, то я сильно сомневаюсь в своем успехе.
– Для вашей победы на выборах я сделаю все, что смогу: пошлю письма друзьям и клиентам, а их в Риме немало, колеблющиеся получат деньги из галльской добычи. В день выборов я отпущу побольше легионеров отдать за вас свои голоса. Вы должны пройти, или эти Катоны раздавят и уничтожат нас всех троих.
– Твой план, Гай Юлий, впечатляет и внушает надежду на успех, – задумчиво промолвил Красс.
– Что же тебя смущает? – по голосу Красса Цезарь почувствовал, что собеседника одолевают сомнения.
– Ты внимательно выслушал нас с Помпеем, с большим участием отнесся к нашим планам и даже пообещал оказать помощь в избрании консулами, – с сомнением заметил Красс. – Неужели ты ничего не хочешь для себя? Мы не услышали ни единого слова о твоих намерениях. Или ты будешь помогать нам бескорыстно?
– Услуги, о которых я попрошу, не будут слишком обременительны для вас, но если вы откажете, я погибну, а Рим потеряет Трансальпинскую Галлию, – Цезарь старался говорить как можно мягче. – Честно признаюсь, мое положение очень сложно. Галлы с легкостью дали себя завоевать, но лишь теперь осознали, что потеряли независимость, и начали проявлять недовольство. Пока что новые римские подданные ограничиваются тем, что создают разбойничьи шайки и избивают сборщиков налогов, но я чувствую: в Галлии назревает огромный мятеж. Мне нужно увеличить войско хотя бы до десяти легионов, а обязанность уплаты им жалования возложить на государственную казну. Если я не добьюсь этого от нынешних консулов и сената, то надеюсь на вашу помощь в следующем году, когда вы получите консульство.
– Это все? – недоверчиво спросил Красс.
– Еще одно. Я хочу оставить за собой Галлию еще на пять лет. За это время я надеюсь, наконец, привести галлов к покорности и образовать на их землях римскую провинцию.
– Твои требования вполне приемлемы, – согласился Красс. – Надеюсь, и ты, Гай Юлий, понимаешь, что, получив провинцию Сирия, я попытаюсь расширить римские владения на Востоке?
– Прекрасно понимаю, что ты имеешь в виду, и поддержу любые твои шаги.
– И ты не будешь препятствовать мне набирать легионы в Италии?
– Более того, я отпущу твоего сына Публия и постараюсь помочь тебе воинами, как только ты сообщишь о начале похода. Я поддержу Помпея Великого, едва он пожелает получить любую из римских провинций, кроме Сирии и Галлии, естественно.
– Гай Юлий просит умеренно, наши пожелания воспринял благосклонно – мне остается лишь согласиться с ним, – подвел итог Красс. – Меня волнует другое: желаемое я получу не ранее чем через год. Не изменятся ли планы Цезаря и Помпея за это время?
– Мы давно знаем друг друга, и до сих пор у нас не было повода для недоверия, – поспешил успокоить Красса Цезарь. – В крайнем случае, если один из нас нарушит договор, двое других найдут силы и средства поставить его на место. По-моему, никто из нас троих не отличается кровожадностью. Братоубийственной войны не хотят сенат и народ – еще свежи воспоминания о кровавом споре Мария с Суллой, который очень дорого обошелся Риму. Будет лучше, если в случае размолвки мы вновь встретимся втроем за амфорой старого хиосского вина и решим все проблемы.
– Что скажешь, Помпей Великий? – обратился Красс к союзнику.
– Мне остается лишь присоединиться к вам.
Помпей уже думал о любимой жене, поэтому его мало волновали вопросы власти и сам Рим. Даже недолгая разлука заставляла его тосковать о Юлии.
Триумвиры
Приближался день выборов консулов.
Как обычно, претендентов было много, но почти все кандидатуры были настолько незначительны, что едва ли могли рассчитывать на избрание. По Риму упорно ходили слухи, что получить консульство будут пытаться Гней Помпей и Марк Красс и что их поддерживает Гай Цезарь.
Римляне заключали пари, кто одержит победу на выборах: большинство, конечно, ставило на Помпея и Красса.
Чем ближе подходил день выборов, тем больше росло изумление граждан, и вызвано оно было упорным молчанием тех, кому уже прочили победу. Их действия породили много домыслов в народе. Неопределенность поведения первых граждан государства пугала обывателей, нарушала их спокойствие и побуждала к действию отчаянных людей, привыкших ловить рыбу в мутной воде.
Внести ясность попытался консул Гней Корнелий Лентул Марцеллин, бывший ранее в хороших отношениях с Помпеем, но в последнее время перешедший под крыло Катона. На народном собрании он прямо спросил Красса:
