А набор был и впрямь что надо.
Кроме пары обычных рентгеновских лазеров, на борту «Януса» были установлены подвесные рэки с восьмью увесистыми ракетами класса анти-М, боеголовки которых были начинены сверхплотным антивеществом – позитронами с исправленным, спараллеленным спином, — удерживаемым мощными электромагнитными полями. При попадании такого «сюрприза» в корабль происходила трехфотонная аннигиляция позитронов с ближайшими электронами, и любая цель превращалась в искореженный огрызок, фонящий гамма-квантами, словно эпицентр миниатюрного ядерного взрыва. Оружие страшное, но запрещенное всемирной конвенцией к применению на низких планетарных орбитах и возле массивных космических объектов по причине нестабильности процесса чистой трехфотонной аннигиляции – бахни такую штуковину в атмосфере, и не исключено, что начнется мощная цепная реакция. На всех ракетах класса анти-М стояли системы самоликвидации, которые срабатывали при пуске в любой среде, кроме глубокого вакуума. Антивещество в этом случае «сжигалось» направленным в центр заряда гравитонным потоком. Опасность состояла в том, что при выходе истребителя из строя удерживающие поля могли исчезнуть, и позитронный заряд детонировал прямо под задницей у пилота, превращая его вместе с машиной в кучку свободных g-квантов. Посему корабли с установленными на них ракетами класса анти-М автоматически превращались в летающие гробы. Зато крупные суда их боялись, как прокаженных. Ведь протарань такой камикадзе борт крейсера, и гигантская летающая крепость с пятидесятипроцентной вероятностью исчезнет в яркой вспышке раньше, чем командир поймет, что произошло. Чистая трехфотонная аннигиляция – это не игрушечки.
Но на этом не заканчивался перечень смертоносных побрякушек, установленных на «Янусах». В носовой части истребителей находился аппарат, генерирующий мощнейший направленный ЭМ-импульс, которым можно было при точном попадании на сравнительно небольшом расстоянии выводить из строя электронику малых машин противника. Какие неудобства может доставить электромагнитный импульс, Стас уже познал на себе во время судьбоносного «рождения» Точки. И мог утверждать со всей ответственностью: приятного в этом крайне мало.
А еще под небольшими треугольными крыльями висели две пушки необычной формы, расширенные концы которых направлены были почему-то не строго вперед, а под небольшим углом к носу корабля. Об их назначении никто из пилотов не знал. В технической инструкции и всех паспортных данных на «Янусы» неизвестные орудия обозначались как «калибрующие излучатели для пространственной ориентации истребителя». Сам Тюльпин не понимал, каково истинное назначение странных штуковин, потому как даже любому курсанту-первокурснику при взгляде на диковинные тубусы становилось ясно, что никакие это не элементы навигационной системы, а самые настоящие высокоэнергетические устройства или генераторы. А вот что они генерировали – оставалось для всего личного состава эскадрильи открытым вопросом. Все многочисленные схемы электрической и силовой проводки «Януса» на этих местах белели пустыми местами. А инженеры лишь разводили руками: мол, что делать – подписывали санкции о неразглашении информации.
Также «дерьмовозы» комплектовались различными системами защиты.
Тут были и целые ряды кассет с физическими и энергетическими ложными целями, и тепловые пушки для создания мнимых пройденных траекторий, и установщики помех на разных волновых диапазонах, и комплексы упреждения лазерных ударов, и нехилый арсенал отвлекающих световых ракет.
Но самым удивительным и… нерациональным во всем боевом оснащении «дерьмовозов» оказалось даже не это.
В бомболюках на каждой машине были установлены атмосферные вакуумные мины. Если что-то ненужное и могло иметься на борту пространственных истребителей – так это оружие для ведения боевых действий в плотной атмосфере. Дело в том, что, как и любая серьезная военная техника, «Янусы» хоть и считались самыми маневренными единицами российского флота, но все равно оставались узкопрофильными машинами, пригодными лишь для выполнения строго обозначенного ряда задач: орбитальный барраж, сопровождение крупных крейсеров и фрегатов, эскортирование особо важных дипломатических кораблей и защита авианесущего крейсера от истребительных соединений противника. Но уж никак они не были рассчитаны на атмосферные полеты. И посему – оставалось загадкой: на кой хрен в бомболюках навинтили вакуумные мины, которые использовались для поражения наземных целей… Может, командование разработало новую тактику: подобраться к вражескому флагману поближе, влететь в открытый шлюз и забросать экипаж взрывчаткой?…
Стас улыбнулся собственным домыслам, повернул ключ и вдавил красный рычаг разблокировки входного кессона. Заработали сервомеханизмы, пшикнула под ногами струя холодного пара, замерцал зеленый огонек стабилизации давления, и люк отошел в сторону.
За ним виднелась полупрозрачная перламутровая пелена.
В первый момент Нужный решил, что это обман зрения. Ибо не могло здесь быть никакой пелены! Он неоднократно забирался внутрь «Януса» на учебных миссиях и прекрасно знал, что должен увидеть за внешним люком: обмотки силовых кабелей по краям, запорные механизмы, толстый шланг, выходящий из гидравлического контроллера герметичности, сенсорную панель и наглухо задраенный внутренний шлюз.
Но никакой зыбкой пелены здесь быть просто-напросто не могло! Глюки, что ль? Не приведи вакуум, если у него так проявляются симптомы нервного истощения…
Стас крепко зажмурился и дождался, пока перед глазами не поплывут радужные пятна.
Спокойно. Все нормально. Просто организм переутомился за минувшую неделю, а мозг слишком много инфы через нейроны пропустил. Сейчас он разожмет веки и увидит самый обыкновенный шлюз, вделанный во внутреннюю обшивку.
Нужный открыл глаза и невольно отшатнулся.
Перламутровая пелена продолжала бессовестно дрожать в полуметре от него.
— Йопть, — не выдержал Стас через пять секунд. — Это что за…
— Силовое поле, — отозвался в наушниках невидимый Тюльпин, будто только и ждал, когда же мазут ругнется в эфир. — Истребители класса «Янус» имеют высокоэнергетический протекционный щит.
— Но… — Стас нахмурился. — Но почему нам ничего не сказали раньше? Ведь это совершенно новая технология, и пилоты обязаны быть в курсе, какое воздействие на…
— Заткнись, — оборвал его каптри. — Вот я тебе сейчас сказал. Теперь ты счастлив?
— Пока не знаю, — пробурчал Нужный. Он осторожно поднес руку в перчатке скафа к подрагивающей пелене. Мгновенно почувствовал, как кончики пальцев закололо, а суставы заболели, будто вместо суставной жидкости в них засыпали песка. Резко отдернул руку. — И как мне попасть внутрь? Эта фигня ведь как-то отключается, правда?
— Все вопросы к диспам, — отрезал Тюльпин.
— Шато, слышишь меня?
«Да, Стас. — В голосе у Ильи присутствовали легкие нотки растерянности, словно он сам только что узнал о поле. — Отключить протекционный щит снаружи… э-э… невозможно».
Нужный промолчал, не одарив диспетчера такой роскошью, как вопрос. В наушниках раздалось невнятное бормотание, потом Шато резко прикрикнул на кого-то и прокашлялся.
«Просто проникай внутрь фюзеляжа…» – сказал он наконец.
— Слушай, почему-то мне кажется, что слово «просто» здесь лишнее.
«Крестись, когда кажется… Протекционное поле управляется только изнутри корабля, — сердито ответил Шато. — Оно настраивается единожды на ДНК конкретного пилота и, по умолчанию, функционирует до тех пор, пока этот пилот управляет истребителем. После окончания рейса, когда космонавт покидает борт, генератор поля самоуничтожается. Система дурацкая и материально затратная, но исключает возможность доступа посторонних лиц во внутренний объем „Януса“ во время выполнения боевого задания».
— Не понял, — продолжая наблюдать за перламутровыми разводами, нахмурился Стас. — Посторонние лица прямо из космоса могут пожаловать? В обшивку постучать, что ль? Или на абордаж меня взять, подтянув крюками?
В наушниках кто-то фыркнул. Кажется, это был Геннадий.
«Ты не ерничай, пилот», — сухо сказал Илья.
— Держи масть, дисп, — тут же огрызнулся Нужный. — Будь здоров, не кашляй!
«Процесс пересечения границы протекционного щита болезненный даже для того человека, на ДНК которого он настроен. Съел?»
— Отставить неуставные разговоры, мазутня! — вмешался Тюльпин. — Забирайся в машину, ведомый один.
— И насколько этот процесс… болезненный? — с нехорошим предчувствием спросил Нужный, обращаясь к Шато.
«Я точно не знаю, но, видимо, будет очень больно, — ответил тот. — Синаптические связи нарушаются на короткое время, давление жидкости в суставных сумках и во внутренних органах слегка измениться может, капилляры кое-где полопаются…»
