…А Марс его все-таки не впечатлил. Нет, все было именно так, как и ожидалось. И громадные, величественные каньоны долины Маринера, крупнейшие в Солнечной системе, и ярко искрящаяся от инея равнина Эллада, и биологическая станция с ее уникальным зверинцем, и даже две неправильной формы местные луны, пусть крохотные, но именно две — все это было так, все было эмоционально свежо, но опять-таки… Как-то холодно, не тронуло. Может быть, потому что с годами у него притупилось восприятие, или он просто уже вышел из того возраста, когда был готов по-детски радоваться каждому новому ощущению, а может быть слишком долго мечтал об этой поездке, и ожидал от нее чего-то уж слишком романтичного, и потому действительность показалась намного прозаичнее. Даже втрое меньшая сила тяжести, дававшая возможность присутствующим здесь людям почувствовать себя этакими атлантами, ради потехи поднимавшими огромные валуны, которые для такого случая были в избытке запасены на площадке, где производился первый выход экскурсантов на поверхность красной планеты. Нет, не впечатлило.
А может быть он просто никак не мог избавиться от того сомнения, что довлело над ним последние месяцы. Правильно ли он поступил тогда, отдавая приказ на уничтожение заведомо управляемой разумным существом капсулы. И хорошо, что по крайней мере все завершилось достаточно благополучно.
Уже будучи на пенсии, он несколько раз подавал запросы в Красноярский областной медицинский центр, куда был помещен тот самый Бойо, но добиться разрешения о встрече не мог. Сначала отказывали на основании необходимости соблюдения покоя для пациента, затем последовали указания о жестком карантине и наконец уже совсем гениальная отписка по поводу необходимости социальной реабилитации. Частокол из бюрократических препонов, пробиться сквозь который просто невозможно, но у Берковского было слишком много времени, воли и желания. Чиновники сдались. И теперь у бывшего Главного диспетчера сил космической обороны появился шанс посмотреть в глаза тому, кого он приказал уничтожить, вероятно, глупо извиниться, и, возможно, даже получить прощение.
— Здравствуйте, я тот, по приказу которого вы были сбиты.
С такими словами он вошел в палату. Перед ним был довольно молодой человек лет сорока — сорока пяти, высокий, круглолицый, с короткой стрижкой и с угадывавшейся под больничным халатом спортивной фигурой.
— Привет, — ответил Бойо приятным низким голосом.
— Вот пришел извиниться…
— За что?
— В результате моих действий вы могли погибнуть… — Игорь Вячеславович вдруг с ужасом понял, что привыкший за годы работы к четким штампованным фразам докладов теперь он не может подобрать обычных человеческих слов для обычного разговора по душам.
— Так не погиб же, — вдруг лучезарно улыбнулся Бойо. — Кроме того, как я понимаю, вы же не имели права поступить иначе?
— Не имел…
— Ну и выбросьте это из головы. Бывает. Как говорится, издержки профессии.
— Но вы…
— Считаете, что я должен вас ненавидеть? На сколько я могу судить, вы поступили крайне профессионально, кстати, в отличие от меня. Это ведь не вы, а я должен был учесть все последствия того безрассудного поступка, на который решился. По крайней мере, я должен был постараться хоть как-то наладить связь. Я ведь тоже профессионал… в какой-то мере… Так что кто из нас у кого должен просить прощения — вопрос открытый.
Это было удивительно. Выглядело будто пышущий здоровьем молодой человек утешает своего отца, который в очередной раз совершил какую-то нелепицу просто по причине своего возраста. Берковский с сомнением посмотрел на собеседника. Нет, такое чистое, открытое лицо… Вряд ли он может настолько лгать. Бывший диспетчер улыбнулся. В ответ.
— Так я могу надеяться…
— Да расслабьтесь вы. Есть такой старый морской закон: все живы — значит все хорошо. А корабль, груз и прочее просто ерунда.
— Вот уж успокоили!
— Так давайте перейдем на «ты», хотя бы по причине такого близкого знакомства. Мы же с вами почти родственники.
Игоря Вячеславовича отпустило. Что ни говори, а этот парень обладал весьма недюжинным обаянием. Речь Берковского, избавившись от официоза, вдруг стала значительно более плавной. Вскоре они уже достаточно непринужденно разговаривали обо всем, правда, это больше походило на монолог бывшего Главного диспетчера, хотя бы потому, что и воспоминаний у него было гораздо больше. Отведенный час для свидания пролетел более чем незаметно.
— И как вам наш подопечный?
После окончания встречи с Бойо Игоря Вячеславовича уже ждал в коридоре Вениамин Абрамович, лечащий врач. Мягким движением руки доктор пригласил посетителя пройти вместе с ним в небольшой, но достаточно уютный скверик, располагавшийся на территории больницы. Там они заняли небольшую беседку, скрытую от посторонних глаз разросшимся со всех сторон плющом.
— Симпатичный молодой человек. Как он?
— Общее физическое состояние в норме. Могу сказать даже больше — великолепное. Психика — тоже. Но имеются значительные провалы в памяти. И, к сожалению, в этой сфере мы пока бессильны.
— Я обратил внимание, что он почти ничего не рассказывал о своей предыдущей жизни. Так он ничего не помнит?
— Как вам сказать… Не совсем. Есть отдельные воспоминания из его детства, юности, но ни к чему не привязанные. Это как слайд, открытка. Зато очень хорошо помнит все, что связано непосредственно с его специальностью. Он ведь пилот. Мы приглашали специалистов, так те утверждают, что знания потрясающе обширные. Хоть с больничной койки и прямо за штурвал любого звездолета.
— Я тоже консультировался с несколькими своими товарищами, которые имеют отношение к этому виду деятельности, так все они в один голос утверждают, что то, как Николай вошел в атмосферу Земли — верх мастерства.
— Вот видите.
Они немного посидели молча. Было видно, что Игорь Вячеславович имеет еще много вопросов, но не решается их задать. Впрочем, Вениамин Абрамович и не торопил.
— А откуда он? — наконец нарушил неловкое молчание Берковский.
— Трудно сказать. Вспоминал о какой-то экспедиции к центру Галактики, но потом как-то разом ушел в себя и теперь утверждает, что ничего не помнит.
— Разве такое возможно?
— Согласно проведенным нами исследованиям, его организм перенес состояние анабиотического сна, а мы пока еще не располагаем достаточными научными данными о всех возможных последствиях, связанных с этим. Вероятно — возможно, а вероятно — просто симулирует.
— Но он показался мне достаточно открытым и общительным человеком.
— Так оно и есть. Но если задать вопрос о его ближайшем прошлом, он замыкается.
— И что хотите делать?
— Пока просто наблюдаем. Если бы это была обычная авария — давно бы уже выписали. Но здесь случай неординарный, — доктор пристально посмотрел на своего собеседника, сделал паузу, а потом на одном дыхании, даже скороговоркой, произнес. — Проблема в том, что на самом деле никакого Николая Бойо не существует.
— Как это?! — удивленно уставился на врача Берковский.
— Нет в нашей истории пилота по имени Николай Бойо. И вообще такого человека никогда не было.
— Он что, скрывает свое настоящее имя?
— Не все так просто. Если бы имя было вымышленным или забыто — полбеды. Генетическая экспертиза установила, что подобного человека практически не может существовать в более или менее обозримой современности. Понимаете, о чем я?
А вот этого бывший Главный диспетчер понять не мог.
— Он что, не человек?!
— Человек.
— Тогда кто он?
— Точнее — откуда он? Есть множество догадок. Лично я думаю — из нашего будущего.
Глава 24
Николай неторопливо вышел из здания клиники, размеренно проследовал по главной аллее парка и также спокойно, не убыстряя шага, миновал раскрытые больничные ворота. Только уже находясь на улице он обернулся, поискал глазами видеокамеру и еле заметно кивнул в ее сторону. Он знал, за ним пока еще наблюдают, но стоит ему пройти еще несколько шагов — и вот она, настоящая свобода. Наконец-то.
Как он мечтал об этом все последние три с лишним года, безвылазно проведенных вот на этом пятачке, за кованной ажурной оградой, когда лишь изредка разрешалось совершить краткий экскурсионный выход, да и то под пристальным контролем приставленного врача и пары внушительного вида санитаров. Три с лишним года главные светила науки все никак не могли решить вопрос о возможности возвращения его в общество. И вот свершилось. Хотелось бежать и замереть одновременно. И даже нависшие над городом облака, обещавшие вот-вот пролиться дождем и прохладный сырой осенний ветер, гуляющий вдоль немноголюдных улиц, не могли нарушить того благостного состояния, которое он сейчас испытывал.
