— У тебя есть выбор. Ты можешь поехать в Москву, как задумала. А можешь поехать со мной. С нами.
Сергей нахмурился. Ему казалось, что он сможет изложить все складно, но получалось коряво и как-то однобоко. Он не умел рассказать ей, что чувствует. Вот он думал, что вместе с его Ирочкой ушла жизнь, что теперь он никого не захочет видеть рядом с собой. А получилось так, что эта девушка его совсем не раздражает, даже наоборот. Теперь он уже понял, что не сумеет обходиться без нее. Но не может же он так и заявить ей: мне будет трудно без тебя, поехали со мной. Даже звучит эгоистично.
Он покусывал нижнюю губу и смотрел на воду.
— А я… ты действительно этого хочешь? — нерешительно спросила Ирина. — Или тебе просто неудобно теперь прогнать меня?
Сергей развернулся и пристально посмотрел на нее. Он больше не хмурился.
— Я действительно этого хочу. Очень хочу.
— Тогда я согласна.
Сергей взял ее за пальцы, и теперь они сидели у воды, держась за руки, как школьники. Потом вдруг Сергей вскочил, заорал что-то нечленораздельное, подпрыгнул и прямо в одежде кинулся в воду.
— Сумасшедший!
— Мы моряки, и дух наш молод! — проорал Сергей, вынырнув посередине озера. Утки обиженно выползли на берег.
На ближайшем к озеру огороде стояла женщина с тяпкой и из-под руки смотрела в их сторону.
— Плыви ко мне! — орал Сергей с середины озера.
— Я не умею плавать! — смеялась она.
— Я тебя научу! Жена моряка обязана уметь плавать!
Вероятно, Калерии, от природы активной и общительной, был необходим мощный толчок, случай, который заставил бы ее забыть о себе и переключиться на других. И такой случай не замедлил произойти.
В один из осенних тоскливых дней, когда она, по своему обыкновению, слушала заунывное завывание ветра, к ней в дверь постучали. Поскольку в городке не принято запирать двери на ключ, когда хозяева дома, то в прихожую вошли без приглашения, зажгли свет, и Калерия увидела своих соратниц по женсовету, продавщицу Людмилу и учительницу Наталью Павловну.
— Калерия Петровна, вы неважно себя чувствуете? А мы… Мы вот не знаем, что делать, — с порога затараторила Людмила. А по скорбному выражению лица учительницы Калерия догадалась, что событие не из радостных.
— Что-то случилось? — предположила она, садясь на диване и шаря рукой в поисках расчески.
— Даже не знаю, как и сказать. — Людмила обернулась на Наталью Павловну.
— Ну чего уж там, — вздохнула учительница. — Тамара-то Абрашина… отравилась.
— Как?! — Калерия почувствовала, как кровь прилила к голове. В висках застучало. — Когда?
— Да сегодня, — охотно пояснила Наталья Павловна. — Выпила, дурочка, уксус.
— Боже мой!
— Ну! — подхватила Людмила. — Додумалась! Ну, в госпиталь увезли…
— В госпиталь, — повторила Калерия, механически разыскивая ногой тапочки под диваном. — Сильно гортань обожжена? А кто там сегодня дежурит? А что Абрашин?
Все эти вопросы она задавала, уже роясь в шкафу, натягивая платье и доставая с полки чулки.
— Мне бы машину, — сказала она, ни к кому не обращаясь.
— Мы на машине! — дуэтом ответили женщины. — Замполит выделил!
Калерия собралась было надеть плащ, но женщины объяснили ей, что на улице холодно и сыро. С тех пор как она последний раз выходила из дома, многое изменилось. В первую очередь — погода.
На замполитовской «Волге» их доставили в госпиталь. Калерия стремительным шагом, от которого уже успела отвыкнуть, пересекла коридор и вошла в палату, женщины — за ней.
Абрашина находилась здесь одна. Глаза ее были открыты, запекшийся рот — тоже. Она как рыба ловила ртом воздух, словно пытаясь что-то сказать. Взгляд ее стремился куда-то мимо всего, в точку на стене. И рука поднималась, пытаясь присутствующим что-то показать в этой точке.
Наталья Павловна зажала рот рукой и вышла. Людмила заплакала.
Вошел дежурный врач Абрамян. Калерия отвела его в сторону.
— Как состояние?
— Сильно обожжен пищевод. По крайней мере в условиях нашего госпиталя операцию делать бессмысленно.
— Нужно везти во Владивосток.
— Да нет смысла, — устало отмахнулся Абрамян. Вероятно, в течение дня он не раз слышал эти слова. Но Калерия, сама врач, должна понимать… — Мы не довезем ее, Калерия Петровна, — объяснил он. — Она нетранспортабельна.
— Нужно что-то делать. Кураев видел ее?
— Видел. Он с утра здесь.
— Ну нельзя же вот так оставить умирать молодую женщину?!
— Мы сделали все, что могли, — сухо ответил коллега и вышел.
Женщины остались возле Тамары. Она была в полузабытьи и являла собой страшное зрелище — куда-то рвалась, широко открыв глаза и тряся рукой впереди себя. Из гортани ее доносились сиплые звуки, словно она все еще силилась что-то сказать.
Калерия подошла и взяла ее за руку.
— Что, Тамара, что ты хочешь?
Людмила тихо скулила за спиной Калерии.
— Люда! — вдруг осенило Калерию. — Там, в коридоре, кажется, Абрашин был, я не ошиблась? Ты его видела?
— Да, видела. Он там, ходит как тень. Вы думаете…
— Позови его.
Вошел Абрашин. На него было жалко смотреть. Перекошенный рот дрожал, скулы ходуном ходили.
Калерии показалось, что она понимает все, что чувствует сейчас Тамара. Абрашин подошел и сел рядом с женой на табуретку. Женщина перестала рваться, но продолжала что-то мычать. Из левого глаза скатилась слеза.
— Зачем же ты, Тома, — только и смог выговорить Абрашин и уронил голову на руки.
— Тамара хотела видеть вас, — сказала Калерия, наблюдая за изменениями в лице Тамары. — Она… думаю, она хочет проститься с вами. Сказать, что прощает вас.
— Откуда вы знаете?
— Я врач. Я многое видела, — напомнила Калерия. И добавила: — И еще я женщина.
Абрашин с надеждой взглянул на жену. Тамара после этих слов глубоко вздохнула. Словно выпуская из легких весь накопившийся воздух, вытянулась, словно собиралась встать, и затихла.
— Что? Что она? — закричал Абрашин и уронил табуретку.
— Не шумите, — сухо оборвала Калерия. — Она умерла.
Так уж получилось, что организацию похорон Тамары Абрашиной пришлось взять на себя Калерии. Все обращались к ней. Женсовет командовал в опустевшей квартире Абрашиных. Со всех семей собрали деньги. Покупали венки и все необходимое, посылали телеграммы близким, организовывали процессию и поминки.
Все три дня Калерия была на ногах — распоряжалась, заказывала, устраивала, успокаивала, кормила.
А когда хлопоты закончились, наступило воскресенье. И капитан Дробышев не пошел на службу, а рано утром разбудил жену и объявил, что они едут на рыбалку.
