– Не зайдете ли вы ко мне ненадолго, когда закончите с чтением? – спросила миссис Аллейн, когда они стали подниматься по лестнице.
– Буду очень рада, – ответила Рейчел. «И это будет удобный момент спросить об оплате, а то мой мистер Уикс беспокоится, почему я этого не сделала».
– Я надеялась, что Джонатан сегодня к нам спустится, но… – протянула миссис Аллейн извиняющимся тоном.
– Мужчины строптивы и всегда стремятся к тому, чтобы все было так, как они хотят.
Рейчел улыбнулась, чтобы собеседница не подумала, что она кого-то осуждает, но лицо миссис Аллейн помрачнело.
– Вы совершенно правы, миссис Уикс, – пробормотала она.
Джонатан Аллейн не встал, когда она вошла в его комнату. Впрочем, он и раньше этого не делал, но теперь это пренебрежение правилами хорошего тона вызвало у нее раздражение. Она еще не встречала джентльмена, который при появлении дамы не поднялся бы с места. Рейчел не могла определить: то ли он не вполне джентльмен, то ли она для него не дама. Джонатан распахнул ставни и приоткрыл окно, чтобы через него проникал холодный утренний воздух. На нем были синие бриджи и белая льняная рубашка с закатанными рукавами. Огонь в камине погас, и в комнате было холодно. С поля перед Полумесяцем донесся запах листьев и сырой травы. Рейчел расправила плечи и подошла к нему. Его обнаженные запястья были покрыты мурашками, но лицо слегка блестело от пота – во всяком случае там, где его не покрывала многодневная щетина. На полу рядом с ним стояли бутылка из-под вина и грязный бокал. От хозяина шел тяжелый запах давно не мытого тела.
– Мистер Аллейн… – Рейчел замолчала, когда он резко повернулся и посмотрел на нее. Видимо, ему не сразу удалось сфокусировать на ней взгляд. – Вы не здоровы? Похоже, у вас лихорадка… Здесь так холодно. Позвольте позвать слуг, чтобы они затопили камин…
– Нет, не нужно. У меня такой жар… что, думаю, лишь благодаря этому холоду я еще жив, – произнес он хриплым голосом.
– Но если у вас лихорадка, нужно позвать врача, чтобы…
– Пустить мне кровь? Мне уже достаточно пускали кровь, миссис Уикс. Пожалуйста, садитесь, и хватит об этом. Со мной все в порядке.
Слегка поежившись, Рейчел повиновалась. Глаза Джонатана следили за каждым ее движением. На его мрачном, окаменевшем лице только они оставались живыми.
– На этот раз я принесла книгу из дома. Это сборник новых поэм Китса… Подарок на свадьбу от мужа, – пояснила она. – Причем совершенно бескорыстный, так как, похоже, поэзия его ни капельки не занимает, – добавила она более мягко. «Возможно, мужу понравился бы Байрон».
– А с чего бы она его занимала, миссис Уикс?
– Прошу прощения, сэр?
– С чего Ричарда Уикса должна занимать поэзия? Ведь, несмотря на его смазливое лицо, он неграмотный болван и алчный дурак. Во всяком случае он таким был, когда я в последний раз его видел.
Джонатан сделал глубокий вдох и сел прямее в кресле. Он оперся локтями на подлокотники и сложил домиком свои длинные пальцы. Его ногти были обкусаны, с неровными краями.
– Что ж, я… я полагаю, люди могут меняться и становиться лучше, – пробормотала Рейчел.
Всего несколько недель назад она бы безоглядно ринулась защищать Ричарда. Теперь же ей казалось проявлением лояльности сказать о нем как можно меньше.
– Могут. Однако мой опыт говорит, что такие изменения обычно бывают очень поверхностными и не затрагивают сути. Скажите, как вышло, что вы стали его женой?
– А вы как думаете, сэр? – спросила Рейчел довольно резко. – Мы встретились в доме, где я прежде жила. Я работала гувернанткой в семье сэра Артура Тревельяна. Они обитают в Хартфорд-Холле. Я повстречалась с мистером Уиксом, когда он привез образцы вин сэру Артуру…
Она вспомнила тот момент, когда Ричарда охватила любовь к ней наподобие атакующей армии. От этой мысли у нее екнуло сердце, и она почувствовала что-то вроде ностальгии или, может быть, сожаления.
– И он показался вам завидной партией? Вам, получившей хорошее образование и воспитанной в семье джентльмена…
– Да, сэр. Он показался мне хорошей партией. Я не согласилась бы выйти за него замуж, если бы дело обстояло иначе.
– Мне просто интересно знать, вот и все. Мне бы хотелось лучше понять, что думают женщины. Почему они поступают так, а не иначе. – Он улыбнулся ей слабой, безрадостной улыбкой.
– Не все женщины поступают одинаково, – осторожно вставила Рейчел.
– Нет, конечно, хотя их поступки имеют одну общую черту: они все для меня непонятны.
– Что в данной ситуации вам трудно понять, мистер Аллейн? – спросила Рейчел напряженным тоном.
– Вы не можете его любить. Вот мне и любопытно, что заставляет вас считать его хорошей партией. Несмотря на то что этот человек… тот, кто он есть… а вы во всем похожи на настоящую леди. Неужели все дело в его смазливости?
– Я не ребенок, мистер Аллейн, чтобы настолько прельститься его приятной наружностью. И вообще, прошло много лет с той поры, как вы… перестали бывать в обществе. Возможно, за это время там многое изменилось. И он меня любит.
– Вот как? Вы уверены? – спросил Джонатан с внезапной горячностью и резко наклонился вперед в своем кресле.
– Да! – ответила она.
Ей вспомнились гневливость Ричарда, то, как зло он иногда с ней разговаривал, его неприятные прикосновения, отвращение, вызванное ими; и она забеспокоилась, не отразились ли все эти мысли у нее на лице.
– А вы его любите?
Вопрос повис в воздухе, и Рейчел ощутила, как ее лицо заливается краской. Ей предстояло выбрать между правдой и лояльностью по отношению к мужу, между честностью и чувством приличия, и она не знала, какой ответ предпочесть.
– Вы не должны спрашивать о подобных вещах, – тихо проговорила она наконец.
На губах Джонатана снова появилась мимолетная улыбка, холодная, как кристаллы инея на стекле.
– Ваша скрытность служит достаточно красноречивым ответом, – сказал он. – Но все-таки я в недоумении, потому что, с одной стороны, не могу понять вашей любви к такому человеку, а с другой стороны, не одобряю вашего решения выйти за того, кто во всех отношениях ниже вас, если вы его не любите…
Рейчел увидела в этих словах желание ее унизить и рассердилась.
– Почему меня должно заботить, одобряете вы меня или нет, мистер Аллейн? – спросила она сухо. – Когда мы впервые встретились, вы сказали, что все женщины шлюхи, продающиеся либо за деньги, либо за положение в обществе, либо за безопасность.
– Неужели я до такой степени разоткровенничался? – Джонатан откинулся на спинку кресла и смущенно отвел взгляд. – Нет, не могу этого припомнить.
– Но вы ведь от этих слов, кажется, не отказываетесь? В таком случае спросите себя, сэр, какой есть у женщины выбор, кроме как устроить свою судьбу одним из этих трех способов?
– И какой из них выбрали вы, миссис Уикс?
– Это вас не касается. Ваша мать платит мне за чтение, и я должна заниматься именно этим.
– Вне зависимости от того, желаю я этого или нет?
– Вы хотите, чтобы я ушла?
– Я далек от того, чтобы сорвать очередной великий план моей матери. – И, сделав рукой широкий жест, он снова откинулся назад.
– Вы очень добры, сэр, – невольно вырвалось у сильно уязвленной Рейчел.
Джонатан пару секунд пристально смотрел на нее прищуренными глазами. Затем он моргнул, и его взгляд стал мягче.
– Простите меня, – сказал он сдержанно.
Последовало неловкое молчание. Наконец тишину нарушил звук детского смеха, донесшийся с улицы через открытое окно. Прочистив горло, Рейчел начала читать. Как это часто случалось, скоро она увлеклась красотой и силой образов, уйдя с головой в мир слов; время летело быстро и незаметно. Рейчел ощущала полное спокойствие, словно покинув свою телесную оболочку и весь окружающий мир. Ее сердце билось ровно и неспешно. Наконец, когда она дошла да середины «La Belle Dame Sans Merci»[65], Джонатан ее остановил.
– Довольно. Хватит. Прочтите что-то другое, – сказал он хриплым голосом.
Рейчел вздрогнула и вновь очутилась в холодной мрачной комнате, перед ней сидел худой человек с блуждающим взглядом.
– Вам не понравилась эта баллада?
– В ней говорится о вещах, о которых я не хочу ничего слышать. О девушке, которая завлекла рыцаря, а потом его предала…
– Подождите, я дочитаю до конца, и вы увидите, что…
– Но разве он не одинок и разве любовь не сводит его с ума?
– В общем-то… так и есть, – согласилась Рейчел.
– Ну так и хватит об этом. Такое несчастье не нуждается в сострадании. Муки вымышленного персонажа не облегчают моих собственных.
– А чего вы хотите, сэр? – спросила Рейчел.
Джонатан уставился на нее, словно сбитый с толку вопросом.
– Я желаю невозможного. Мне бы хотелось опять вернуться в то время, когда я не видел то, что видел, и не делал то, что делал на войне…
– Но вы, разумеется, знаете, что это невозможно. Так что придется найти какой-то другой способ.
