Давно вернувшаяся домой Бриджит была занята тем, что ставила в духовку яблоки, которые собиралась испечь. Она даже не стала ругать Пташку за слишком долгое отсутствие, а лишь бросила в ее сторону усталый укоризненный взгляд.
– Пойду принесу немного ангелики для заварного крема, – сказала Пташка.
Элис была в огороде. Она сидела, поджав под себя ноги, на железной скамье, окруженная кустами розмарина и лаванды, тимьяна и мяты, и держала в руке томик стихов. Когда Пташка подошла и села рядом, Элис оторвала взгляд от книжки.
– Ну, как у тебя дела, моя маленькая сестричка? Все в порядке? – спросила она и улыбнулась.
На свету ее глаза искрились, как солнечные зайчики на глади реки. Пташка кивнула и ничего не ответила. Подходящих слов подобрать не удавалось. Ухватившись за край скамейки и не глядя на Элис, она принялась болтать в воздухе ногами.
– Пташка, в чем дело? Что случилось? – Элис оторвала взгляд от книги и, протянув руку, дотронулась до локтя своей названой сестры.
Около секунды Пташка колебалась, чувствуя, как предательские слезы вновь наворачиваются на глаза. Ей хотелось призвать Элис к ответу, спросить, почему ее обходят дружбой, почему не доверяют и лгут. Но затем камень, который она теперь носила в груди, подступил к самому горлу, закупорив его, точно пробкой, и не дал вырваться ни словам, ни рыданиям. Она посмотрела через плечо и увидела, как Элис заложила пальцем страницу, на которой оборвала чтение, чтобы иметь возможность снова раскрыть книгу на том же месте, как только Пташка перестанет ей докучать.
– Так, ничего, – огрызнулась Пташка и поднялась со скамейки. Потом наклонилась, собрала пригоршню цветов ангелики и повернулась к кухонной двери. – Меня ждет Бриджит.
В воскресенье погода испортилась, сгустился туман, заморосил теплый серый дождик, тучи заволокли небо до самого горизонта, и могло показаться, что они опустились до самой земли. Все три обитательницы фермерского дома отправились на воскресную службу в приходскую церковь Святого Николая, где присоединились к остальным жителям Батгемптона. После службы, когда они возвращались домой вдоль канала, Пташка пристально наблюдала за Элис. На щеках у той проступили розовые пятна, взгляд был беспокойным, и она выглядела слишком оживленной для девушки, которая провела полтора часа в церкви, но ничто, кроме этого, ее не выдавало. Если бы Пташка не знала о тайне, ей бы и в голову не пришло, что Элис что-то скрывает, и это явилось еще одним предательством. Нынешняя Элис казалась такой непохожей на ту, другую, секреты которой скорее напоминали пузырьки от шампанского, которые безудержно рвутся наружу.
– Ты слышала, как миссис Литтлвуд назвала нас тремя курицами, живущими в курятнике? – спросила она.
– Не обращай на нее внимания, Пташка. Она просто сварливая баба, – ответила Бриджит.
– А все-таки что она имела в виду? – не отставала Пташка.
– Она хотела сказать, что у нас в доме нет мужчины. А на самом деле она нам завидует, потому что ей самой приходится иметь дело с мистером Литтлвудом, а мы-то знаем, что он за человек, – проворчала Бриджит.
Элис промолчала. Дождик продолжал накрапывать, и их волосы и одежда стали влажными. Элис выбрала время для свидания, когда Пташка и Бриджит займутся воскресным обедом и им станет не до нее. В такое время она частенько выходила из дома, чтобы прогуляться или почитать. Интересно, сколько раз вместо этого Элис встречалась с Джонатаном?
Когда они вернулись домой, Элис не стала снимать плащ и развязывать ленты на шляпке, как это сделали Бриджит и Пташка.
– Пожалуй, я лучше еще погуляю, – сказала она небрежно.
– А можно с тобой? Мне тоже нужно размять ноги после того, как я просидела всю эту нудную церковную службу, – отозвалась Пташка.
– Стыдись, церковь заслуживает большего уважения, – укорила ее Бриджит. – Священник произнес сегодня замечательную проповедь. Думай как следует, когда говоришь о вещах, связанных с Богом.
– Прости, Бриджит. Так ты возьмешь меня с собой, Элис? Ну пожалуйста!
Пташка смотрела в глаза Элис, пока та не отвела взгляда.
– Но ты же не любишь дождь, дорогая, – ответила девушка рассеянно. – Да и Бриджит не следует оставлять одну. У нее так много работы, ей надо помочь.
– Дождь уже почти закончился… и ты ведь, кажется, уходишь совсем ненадолго.
– Я думаю… – Элис замолчала, играя застежкой плаща. – Я думаю, тебе следует все-таки пожалеть Бриджит и помочь ей. Я скоро вернусь. – Она ласково улыбнулась, а затем повернулась и, не говоря больше ни слова, вышла из дома, остановившись только для того, чтобы помахать им от калитки.
– Смотри не промокни насквозь, если дождь усилится, – крикнула ей вслед Бриджит.
– А если это случится, то спрячься под каким-нибудь деревом! – добавила Пташка и с горьким удовлетворением отметила, как улыбка Элис померкла.
Элис вернулась через час – промокшая, грустная и потерянная. Подол ее платья был испачкан грязью, на лице было написано разочарование, и Пташка сразу почувствовала вину за то, что ее огорчила. У нее перед глазами стояла маленькая записка, беззаботно плывущая по течению.
– Ну что? Ты довольна прогулкой? – спросила Пташка, стараясь, чтобы ее голос прозвучал беззаботно, но он все равно был напряженным и немного дрожал.
Элис посмотрела на нее странным взглядом.
– Да, конечно. Только вот погода… пожалуй, не самая лучшая, – ответила Элис.
Бриджит вздохнула.
– Вообще-то, она была такой же, когда ты уходила, так что это не стало для тебя большой новостью, – проворчала экономка.
– Да уж, – согласилась Элис и натянуто улыбнулась.
– Ты пряталась под деревом? – спросила Пташка, и в ее голосе снова прозвучала напряженность.
Элис прошла в дальний угол комнаты и поманила Пташку, пока глаза Бриджит были прикованы к плите.
– На мокрой земле остались твои следы, дорогая, – прошептала Элис, и от осознания вины сердце Пташки бешено забилось.
– Что ты хочешь сказать? На какой земле? Я никогда… – Она замолчала под пристальным и грустным взглядом Элис.
– Джонатан не пришел. И я не увижу его много недель. Скоро он уезжает на войну и должен проводить много времени со своей ротой, – сказала она. Пташка смущенно отвела взгляд, чтобы не видеть ее голубых глаз и раненого взгляда. – Пташка, это ты взяла мою записку? – прошептала Элис. Пташка ничего не ответила, а только с виноватым видом помотала головой. Элис сделала глубокий прерывистый вдох. – Я понимаю… понимаю, отчего ты можешь на меня злиться, – продолжила она. – Я могу тебе объяснить, почему нам пришлось держать все в секрете, но только не здесь и не сейчас…
– Я… ничего не знаю о записке.
– Пташка, прошу, не нужно лгать.
Элис говорила так тихо, так задушевно, что Пташка не могла этого вынести. Ей пришло на ум, что Элис сама лгала ей множество раз – лгала умолчанием, тем, что не говорила правду. Потом вспомнились долгие годы, прошедшие с тех пор, как Джонатан вырезал инициалы на дереве. Ах, сколько свиданий они скрыли за это время! Они прятались, таили свою любовь, особенную и возвышенную, оставляя ее лишь друг для друга. Пташку терзали стыд и злость. Казалось, чувства, которые ее переполняют, вот-вот выплеснутся наружу, потому что пробка, сидящая внутри ее, перестанет их сдерживать.
– Это не я лгунья! – воскликнула она, и Элис в смятении моргнула.
Бриджит подняла голову и посмотрела на них через всю комнату.
– В чем дело? О чем это вы секретничаете? – спросила она.
Пташка яростно повернулась к ней, крутанувшись на месте так, что едва не потеряла равновесия, и почувствовала руку Элис у себя на локте.
– Пожалуйста, не говори ничего, – прошептала Элис, и глаза ее были полны страха.
Пташка вздрогнула, но она уже не могла остановиться.
– Элис тайком встречается с Джонатаном! Они любовники! А он обручен с Беатрисой Фаллонбрук! – выпалила Пташка и уголком глаза увидела, что Элис взмахнула руками и прижала их ко рту, а ее глаза расширились от ужаса. На лицо Бриджит было страшно смотреть. Та уронила деревянную ложку и уставилась на Элис. На кухне наступила мертвая тишина; и Пташке показалось, что сквозь эту тишину она слышит, как оседает земля у нее под ногами и как трескается мир вокруг.
1821
При следующем посещении дома Аллейнов Рейчел так быстро провели к Джонатану, что она даже не успела перевести дух после подъема на холм, на котором стоял Лэнсдаунский Полумесяц. Трава на склоне перед его зданиями была схвачена морозом и побелела от инея. Не было ни ветерка. Все небо заволокло серыми облаками, и определить, где находится солнце, было совершенно невозможно. Миссис Аллейн приветствовала Рейчел, стоя у подножия лестницы, пока дворецкий принимал у гостьи шляпку, перчатки и шубку, а она разглаживала руками подол платья. Они обе ощущали неловкость от ее неопределенного положения: она была не совсем гостья и не совсем прислуга. Ни одна из них не понимала, как следует себя вести, а Рейчел еще и не знала, какой прием ее ожидает в верхних комнатах. Хозяйка была попеременно то радушна, то холодна, то натянута, то проста в обхождении, то резка, то отстраненна.
