Нельзя сказать, чтоб совсем уж не успели. Лагерь горел не весь, а только часть, но где горело — хорошо горело, от души. А в оставшейся части шёл бой, в который мы и вступили сходу, едва только нас впустили в ворота. Я опасался яростной схватки и больших потерь, но оказалось легче — карпетаны эту часть лагеря штурмовали явно ради чистой мародёрки и уменьшения числа осаждающих и особо геройствовать как-то не сильно и стремились. Увидев нашу конную лаву, они задали стрекача врассыпную между палатками, и кого мы нагнали, тех порубили на хрен, а кто сбёг — тот сбёг. Преследовать бегущих до самых ворот Толетума, рискуя подставиться под плотный обстрел с его стен, приказа не было, а по собственной инициативе этого делать никто не собирался.
А вот в огонь — в буквальном смысле, то бишь в горящую часть самого лагеря и осадных палисадов — сунуться пришлось. Тут римский проконсул скомандовать не забыл, да ещё и орал как наскипидаренный, и вскоре мы въехали, в чём тут дело — горела добрая половина с таким трудом доставленных Нобилиором под Толетум осадных машин. Часть римского артиллерийского парка была ещё цела, и её отчаянно защищала орудийная прислуга и легковооружённые испанские ауксиларии, а карпетаны не менее отчаянно стремились ликвидировать грозящую их городу опасность, как раз в этих машинах в основном и заключающуюся. Тут они стояли насмерть, и хрен бы с ними по большому счёту — ведь справились же римляне в реальной истории и без нас, верно? Пожалуй, я наплевал бы даже и на то, что испанский отряд здорово смахивал на турдетан Бетики, без которых не обходилась ни одна римская армия наместников Дальней Испании — то уже римские турдетаны, а мне дороже наши. Своих ради этих класть и самому рисковать не хотелось совершенно, и я бы нашёл абсолютно уважительную причину, по которой нам атаковать было ну никак невозможно — например, лошади наши огня перебздели, потому как ни разу к нему не приучены — кто проверит, так это на самом деле или звиздёж? Мы ж варвары, и войску нашему от роду всего ничего, так что нам и не такое ещё простительно. Так бы я, скорее всего, и продинамил слишком уж рьяное исполнение союзнического долга, если бы не увидел вдруг знакомый шлем и знакомый плащ…
Серёга выпал в осадок, когда я неожиданно для него вдруг скомандовал атаку. Мы стоптали и вырубили почти половину наседавших на наших союзных соплеменников, но от знакомого плаща со шлемом, рубившегося с пятью бойцами против почти десятка карпетан, нас отделял завал из двух не догоревших ещё римских баллист и трёх онагров с положенными им прибамбасами, а в обход мы не успевали, и лучников с нами не было. У Серёги отвисла челюсть, когда я оглянулся вокруг, заценил шум боя, вопли, лязг клинков, треск горящего дерева и дым, а затем достал из-под плаща револьвер и методично, взводя курок, разрядил его барабан в шестерых противников знакомого турдетана. В одного из них, правда, промазал, а двоих только ранил, но троих уложил точно. Перезаряжаться было, конечно, некогда, и я просто быстренько сунул пушку обратно в подмышечную кобуру, а на Серёгу шикнул, чтоб не вздумал свой доставать — там теперь и так справятся, а нам нехрен лишнее внимание привлекать. Дабы замаскировать меня, Бенат и ещё пара моих бодигардов метнули туда же свинцовые «жёлуди» из пращей, стараясь не столько в противника попасть, сколько своих не задеть, но одного карпетана свалить таки сумели, так что с оставшимися знакомый и его люди без особого труда справились и сами.
— Я твой должник, Максим! — сказал мне кордубец Трай, префект турдетанской когорты ауксилариев, — Если бы не твои пращники…
— Пустое, Трай! Какие могут быть счёты между союзниками? — ухмыльнулся я, — Одно дело делаем…
— Он, кажется, был в Кордубе среди гостей на пиру у Ремда? — припомнил его и Серёга, — Кто он тебе, чтобы ради него рисковать засветить пушку? Ведь не сват же и не брат, а ты, насколько я тебя знаю, не очень-то похож на бескорыстного альтруиста. Сам же на высокомерие его ворчал, когда он узнал, каким путём ты римское гражданство себе выправил. И из-за какого-то чванливого надутого индюка…
— Этот — не «какой-то», Серёга. Это — Трай. Не ручаюсь, что именно ТОТ — тут нам, боюсь, и Юлька разобраться не помогла бы, их ведь целое семейство, но если и не ТОТ, так достаточно близкий родственник ТОГО. Разве помешает нашим потомкам дружба с ТАКИМ родом?
— С каким это «таким»?
— Юльку потом спросишь, она тебя просветит…
— Да ты мне чего, возвращения в Карфаген ждать предлагаешь? Задолбал ты темнить! Колись уж, чего это за род-то такой?
— Ну, пока-что он ещё ничем особо не знаменит — так, идейные проримские коллаборационисты из числа турдетанской знати. Их даже и прихвостнями-то римскими не назовёшь — служат новым хозяевам не за страх, а за совесть.
— Так кто они такие?
— Ну, всего-навсего предки императора Траяна…
12
Толетум
— Эх, бога-душу-мать! Промазал! — схохмил я, ради пущего прикола даже по ляжке ладонью себя хлопнув, когда глиняное ядро из баллисты звездануло ниже, чем метили — не в деревянный парапет, а в саму глинобитную стену, сделав в ней заметную выбоину, но более ощутимого вреда не причинив — не тот калибр, — Прицел на два пальца выше! — не факт, что это из-за ошибки прицеливания, тут и ядра-то одинаковыми можно считать лишь весьма условно, и разброс у них соответствующий, но всё-же…
Володя и Васькин лишь ухмыльнулись от хохмы, а Серёга расхохотался, как хохотал и тогда, когда я рассказывал им этот анекдот. Не слыхали? И чему вас только в школе, млять, учили? Тогда — развесьте ухи и слухайте сюды. Режутся в бильярд весь из себя правильный и благочестивый священник и пьяный раздолбай-бомжара. Бомжара облажался и орёт: «Эх, бога-душу-мать! Промазал!» Священник ему: «Не богохульствуй, сын мой, это страшный грех!» Бомжара опять лажается: «Эх, бога-душу-мать! Промазал!» Священник: «Сын мой, побойся гнева божьего!» Тому похрен — в третий раз лажается и снова: «Эх, бога-душу-мать! Промазал!» Тут разверзаются небеса, и ударяет молния в лысину… священнику. Естественно, испепеляет его на хрен. И громовой голос с небес: «Эх, бога-душу-мать! Промазал!»
После той лихой вылазки карпетан, когда они подло и вероломно напали на мирно бомбардирующую Толетум римскую камнемётную артиллерию, сожжёнными оказались почти две трети римских осадных машин. Ну, железные-то части механизмов сгореть не могли, а лесами Испания пока-что ещё не оскудела, в том числе и дубовыми. Расплодившиеся в нашем современном мире ниспровергатели исторических мифов обожают доказывать лживость сведений о древней камнемётной артиллерии, ссылаясь на любительские эксперименты с воспроизведением античной осадной техники, у этих любителей окончившиеся полной неудачей. А чем ещё они могли у них окончиться, если строились машины из самых ОБЫЧНЫХ для нашего мира пиломатериалов — в лучшем случае из обыкновенной сосны, если не вообще из ели. А хрен ли это за материал для конструкции, работающей на удар? Они бы ещё из тополя те камнемёты соорудили, гы-гы! Тут ведь дело всё в правильной древесине, у нас либо малодоступной, либо недоступной вообще. Даже дуб, если его наш обычный взять, тут хреновенько будет работать, а нужен в идеале — ну, из доступных для античных механиков — так называемый каменный, не зря именно так названный, а вполне по заслугам — его древесина ещё твёрже и тяжелее, чем у нашего обычного — даже сухая в воде тонет. В лесах нашей Средней полосы его хрен отыщешь, не выдерживает он наших зим, а вот в средиземноморских субтропиках его хватает. Я уже как-то упоминал, кажется, что есть тут такие дубы, по листьям которых хрен догадаешься, что и это тоже дуб, если желудей его не увидишь? Вот и этот каменный — как раз из таких. Но нам насрать на его неправильные листья, нам важна его правильная древесина. Если по уму, так её ещё и просушить хорошенько следовало бы, но на это, увы и ах, не было времени, так что сделали новые деревянные части из сырой — на одну осаду, будем надеяться, их хватит и таких. Тем более, что говна не жалко, а я уже надоумил Сапрония после взятия города попробовать выцыганить у Нобилиора несколько штук. Тут, конечно, не эти конкретные экземпляры важны, а важен сам факт получения тем самым санкции римского наместника на оснащение турдетанской армии осадной камнемётной артиллерией. Она у нас, конечно, и так есть, карфагенского производства, Сапроний ведь не с бухты-барахты для осады Олисипо её просил, но есть явочным порядком, без согласования с Римом, и засвечивать её поэтому нежелательно. Если официальную санкцию, пускай даже и не от сената, а от наместника Дальней Испании, на неё получим — это тогда уже совсем другое дело будет.
Так или иначе, осадный артиллерийский парк худо-бедно восстановлен, а вот с персоналом обученным — беда. Немалая его часть погибла в той схватке с карпетанами, защищая свои орудия, даже на уцелевшие машины оставшихся не хватало, и возникла реальная угроза взять город лишь к осени, как раз перед уходом на зимние квартиры. А оно нам сильно надо, спрашивается? А по веттонским землям нам тогда уже только на следующий год прогуляться предлагается, когда они от разгрома очухаются и снова с силами соберутся? На хрен, на хрен! Тут мы и подсуетились, предложив и сожжённые машины восстановить, и помощников уцелевшим римским механикам дать, дабы можно было перераспределить квалифицированных артиллеристов во все орудийные расчёты. А инициатива в армии наказуема чем? Правильно, исполнением. Сам предложил — сам и делай. Римляне, надо думать, на полном серьёзе рассчитывали посмотреть и посмеяться над бестолковыми варварами, взявшимися сдуру за непосильную для их тупых варварских мозгов задачу. А мы сделали просто — разобрали полусгоревшие, для работы один хрен непригодные, но с исправными отдельными деталями, которые и скопировали в нужном числе — примерно так, как сами римляне в Первую Пуническую копировали и размножали выброшенную на берег бурей карфагенскую квинкерему.
