В наступившей тишине он затормозил, остановил машину. Они с Тимом перекрестились двумя пальцами влево, и лица их были при этом суровыми, сосредоточенными.
– С Богом! – в два голоса сказали братья, правда, по-русски.
Всеволод, подумав, тоже осенил себя православным крестом, чтобы не выделяться из коллектива. Бабка по матери тайком окрестила его на Украине, и Михаил Иванович узнал об этом лишь через много лет, когда тёща уже умерла.
Все трое взглянули друг на друга, молча обнялись – ведь могли больше не встретиться. Потом оставили «Волгу» в кустах и пошли по тропинке в лес. Возглавлял колонну Готтхильф, за ним следовал Грачёв, замыкал Крафт. Они двигались молча, с интервалом в полметра, перешагивая через корни деревьев и канавы. Потом вывернули к заборам и дачным домикам. Посёлок был то ли пустой, то ли погружённый в глубокий сон. Жаркая, сухая, почти южная ночь напомнила Грачёву родные места, и он постарался поскорее сбросить с себя наваждение. Чтобы не шуршать песком, они шли по траве.
Видимо, так же поступили и дозорные, которые выплыли из мрака неожиданно, едва не столкнувшись с противниками. Но Готтхильф всё успел сделать знак своим, и они моментально замерли. Похоже, он среагировал вовремя, потому что часовые ничего не заметили. Они приближались к тому самому кусту, за которым притаилась их смерть.
Обер кивнул Всеволоду. Тот, перехватив финку пальцами за холодное гранёное лезвие, прищурился и метнул её прямо в шею часового. Дебют прошёл удачно, потому что бандит, который шёл вторым, рухнул на тропинку, обливаясь кровью. Филипп восхищённо посмотрел на Всеволода и показал пальцем на первого дозорного.
Грачёв кошкой прыгнул на тропинку, втащил финку из горла уже мёртвого бандита, и ею же ударил второго сзади, под лопатку, точно рассчитанным беспощадным ударом. Он чувствовал себя точно так же, как зимой в Шувалово, сразу после гибели брата. Тело было таким же невесомым, а все чувства – обострёнными до предела. Правда, второй бандит успел протяжно, глухо застонать, но это уже не имело значения. Изо рта его хлынула тёмная, вязкая кровь, глаза ушли под лоб. Когда Грачёв отступил в тень старой берёзы и выпустил убитого, он свалился в канаву. Выдернув пучок сухой травы, Всеволод тщательно вытер лезвие и рукоятку финки.
– Вот это класс! – Тим хлопнул его по плечу. – Каюсь – не ожидал! Я такого и в Казахстане не видел.
– Память предков, гауптман. Нам так не метнуть, – признался Готтхильф, пихая тела ногой подальше от тропинки. – Потом за ними вернёмся, здесь оставлять нельзя. Начало удачное, но расслабляться рано. Пошли!
– Не сглазить бы! – Всеволод постучал по берёзе костяшками пальцев. Как и в прошлый раз, он опьянел от крови и чувствовал себя всесильным.
Раздвинув ветки кустарника, троица выбралась на поляну, Отсюда был виден дом, выкрашенный в светло-салатный цвет. Из печной трубы в чёрное небо, прямо под мерцающие звёзды, поднимался серый смолистый дымок.
– Стой! – Обер вынул пистолет с глушителем. Его спутники послушно замерли.
На крыльцо вышел рыжий парень в кожаной куртке, потянулся, с удовольствием разминая члены. Он хрустнул суставами, сплюнул на увядшую цветочную клумбу. Филипп, не спеша, прицелился и выстрелил, и лицо его перекосилось в страшной, какой-то волчьей усмешке. Рыжий качнулся, взмахнул руками, выронил зажигалку с пачкой сигарет, а потом рухнул с крыльца на ту же самую клумбу.
– Всё, вперёд! Тим, до встречи! – шепнул брату Филипп.
Перекинув автомат на грудь, он бросился к входу в дом, уже не оглядываясь на следующего по пятам Грачёва…
Глава 7
Нора Келль взяла со столика ключи и ушла в другую комнату. Там стоял громоздкий сейф с множеством отделений, который занимал половину тесной клетушки. Женщина присела на корточки, открыла один замок. Потом набрала шифр, и изнутри выскочил ящичек. Достав из него металлическую коробку с ампулами, Нора так же тщательно закрыла замки. Она выглядела утомлённой, и под глазами залегли болезненные тени. Кроме того, её тошнило, и легко кружилась голова. Макияж Норы заметно поблек, а губы под стёршейся помадой оказались бледными.
Нора вспомнила, как действовал препарат Г-50, когда ей удалось попробовать его на трёх «брёвнах», содержавшихся в другом месте. Все трое скончались в страшных судорогах, перед этим полностью потеряв способность контролировать своё поведение.
Сведения о поражающей пациентов хорее были чисто теоретическими, потому что до сих пор не удалось это доказать. Элеонора вообще была недовольна тем человеческим материалом, который поступал в её распоряжение. Все эти наркоманы, алкаши, деграданты, насквозь прогнившие, истасканные подонки совершенно не годились для ответственных экспериментов.
Семён Ильич сообщил племяннице, что тот, кому будет сделана инъекция, окаменеет в сильнейшем ступоре, как при столбняке. Контроль над эмоциями и мыслями полностью пропадёт, а в таком состоянии человек может выдать своё самое сокровенное…
Элеонора размышляла над тем, как бы уговорить Али не кончать сейчас Озирского. Она хотела забрать мента в свою лабораторию, чтобы вычислить тот предел, за которым он сломается. Её блокнот пополнился сегодня ценнейшими данными о реакции человека, обладающего сильной волей и высочайшим болевым порогом, на обычные механические и термические раздражители. Оказывается, при таких воздействиях некоторые люди без труда держат себя в руках, подавляя страх и боль.
Теперь же Нора даже позабыла об агентах криминальной милиции, имена которых они с Али так и не узнали. В ней властно заговорил экспериментатор, и теперь нужно было проверить на этом супермене препарат Г-50. Хорошо, что он не раскололся раньше, а то Мамедов запретил бы расходовать драгоценное снадобье. Элеонора зажгла спиртовку, взяла на щипцы пробирку с желтоватым, похожим на фурацилин раствором. Предварительно вытащив пробку, она стала нагревать пробирку в верхушке пламени, как и полагалось по инструкции.
Али Мамедов сидел рядом с кроватью и наблюдал за Андреем. Ему хотелось поскорее вырвать эти два имени, а потом запросить инструкции у Уссера. С обречённым пленником нужно было что-то делать. Свобода теперь не означала для него ровным счётом ничего – пришлось бы лишь дольше промучиться.
Мамедов склонялся к первому варианту, то есть собирался просто прикончить мента, а тело бросить в болото. Но он знал, что Нора обязательно закинет удочку насчёт своей лаборатории. Ни Бен, ни Лиза, ни Чолин её не интересовали. Таких было навалом, и потому Мамедову позволили их по-быстрому прикончить. Здесь же всё может обернуться куда хуже…
Ожог от чугунного утюга выглядел, конечно, устрашающе – обугленная кожа, красное мясо, залитое прозрачной липкой жидкостью. Кое-где даже виднелись рёбра, потому что Рафхат нарочно сорвал утюг вместе с плотью, тем самым увеличив страдание жертвы. Но, к удивлению, у Андрея сохранялся частый пульс хорошего наполнения, нормальная температура. Давление же повысилось лишь слегка. Шока, как и предполагала Нора, удалось избежать. Озирский чувствовал боль, всё понимал, но ничего не говорил своим мучителям. А время неумолимо текло, и Уссер на «третьей квартире» ждал результатов.
На полу, около кровати, валялись битые ампулы. Вены на локтевых сгибах рук Озирского вздулись, стали лиловыми и лоснящимися от многочисленных уколов. Больше всего узник страдал от жажды и многочасовой вынужденной неподвижности, невозможности переменить положение тела и вытереть пот.
Сейчас он думал о том, что делать дальше, когда отключат сознание. Вот здесь стало по-настоящему страшно, потому что бороться с изощрёнными препаратами, синтезированными в подпольных лабораториях, он не мог.
Али снова заговорил. И Андрею опять показалось, что рядом сидит Сашка Минц.
– Всё то, что с тобой уже было, покажется детским лепетом. От этого можно вылечиться. А вот от того укола, что сейчас сделает Элеонора, ты не оправишься уже никогда. Если сейчас назовёшь агентов, у меня будет шанс вырвать тебя из рук очень страшных людей. Ты ещё можешь остаться здоровым, так воспользуйся им. Если решишь молчать, пеняй на себя. Тебе придётся потом молить о смерти, как о высшей милости. Ты, наверное, даже не знаешь, какая лаборатория существует в области. Нам удалось пока скрывать её от ментовки. К тому же, оттуда не возвращаются. А, значит, шанс заслать агента равен нулю. Знаешь, что там делают? На живых людях проверяют препараты, которые синтезируют в секретных лабораториях. Чтобы подобрать оптимальный состав, нужно постоянно проверять их в действии. Эля уже положила глаз на тебя, я вижу. Кем бы ты ни был, но человеческий облик и рано или поздно потеряешь. Уж там этого добьются, будь покоен. Я не хочу делать из тебя «бревно» для «кухни Дьявола». Сейчас туда люди попадают пачками, и никто их не ищет. Время такое, понимаешь ли. Ты гибели не боишься. Но то, что тебя ожидает, куда страшнее. Ты ведь всё равно расколешься, но уже будет поздно.
