Акцент звучал резко, непривычно для слуха Давида…
Грянул взрыв, полетели во все стороны комья земли. Тела солдат словно бы взорвались и разлетелись на здоровенные кровавые куски.
Давид отшатнулся от экрана. Это был снаряд. Вдруг, так неожиданно и быстро, началась война.
Сразу стало очень шумно: кто-то кричал «ура!», кто-то ругался, слышалась стрельба из ружей-мушкетов и пистолетов. Рядовой поднял свой мушкет, поспешно выстрелил и вынул из патронташа новый патрон. Он сжал его зубами. Стала видна пуля и порох, к его губам прилипло немного черного порошка.
Хетер пробормотала:
– Говорят, порох на вкус был похож на перец.
Еще один снаряд упал рядом с колесом артиллерийского лафета. Лошадь, стоявшую рядом с пушкой, разорвало в кровавые клочья. Мужчина, шедший рядом, упал на землю и с изумлением уставился на культю, оставшуюся от его ноги.
Вокруг рядового воцарился ад: дым, пламя, изуродованные тела, множество упавших наземь людей, корчащихся в страшных муках. Но как ни странно, солдат становился все спокойнее и продолжал идти вперед.
Давид сказал:
– Не понимаю. Он находится посреди мясорубки. Разве не разумнее отступить, спрятаться?
Хетер отозвалась:
– Вероятно, он даже не понимает, из-за чего идет война. Солдаты часто этого не понимают. В данный момент он отвечает только за себя; его судьба – в его руках. Возможно, он чувствует облегчение из-за того, что этот момент настал. У него есть определенная репутация, уважение товарищей.
– Это разновидность безумия, – заметил Давид.
– Конечно…
Они не расслышали свиста мушкетной пули.
Она влетела рядовому в глаз и вылетела из затылка, унеся с собой кусок черепа размером с ладонь. Давид увидел внутри головы солдата красно-серую массу.
Рядовой еще несколько секунд простоял, не выпуская оружие из рук, но его тело начало сотрясаться, ноги дрожали. А потом он рухнул на землю ничком.
Другой солдат выронил мушкет и опустился на колени рядом с ним. Он осторожно приподнял голову рядового и, похоже, стал пытаться затолкать мозг обратно в разбитый череп…
Давид прикоснулся к клавише. Софт-скрин погас. Он снял наушники.
Несколько секунд он просидел не шевелясь, ожидая, пока из его сознания выветрятся образы и звуки жуткого сражения времен Гражданской войны, пока их место займет сдержанная научная тишина «Червятника», где слышались только негромкие голоса сотрудников.
В каждом из кабинетов-кубиков вокруг люди вглядывались в тусклые изображения, полученные с помощью червокамер. Они нажимали на клавиши управления, прислушивались к звукам стародавних голосов, делали записи на желтых отрывных листках. Большинство из этих людей получили разрешение поработать в «Червятнике», предварительно подав научные заявки.
Эти заявки были рассмотрены комиссией, созданной под руководством Давида, а потом участников отбирали путем лотереи. Другие оказались здесь по приглашению Хайрема, как Хетер и ее дочь. Здесь находились журналисты, ученые, академики, жаждавшие разгадать загадки истории и узнать больше о личностях, представлявших особый интерес.
Где-то кто-то тихо насвистывал детскую песенку. Мелодия странно противоречила кошмару, до сих пор звучавшему в ушах у Давида. И все же он сразу понял, что это означает. Один из самых въедливых энтузиастов взялся определить, какая простенькая мелодия легла в основу «Загадочных вариаций» Эдуарда Элгара[38], сочиненных им в тысяча восемьсот девяносто девятом году. На эту роль претендовало сразу несколько произведений – от негритянских спиричуэле и забытых мюзик-холльных хитов до песенки «Мерцай, мерцай, звездочка!». И вот теперь, судя по всему, искатель добрался до истины, и Дэвид без труда вспомнил слова этой милой песенки: «У Мэри был барашек».
Ученых влекло сюда потому, что «Наш мир» по-прежнему намного опережал своих конкурентов в области применения червокамеры. Глубина исторического поиска постоянно увеличивалась. Некоторым исследователям уже удалось заглянуть на три столетия назад. Но пока – хорошо это было или плохо – применение мощных хронообъективов червокамер оставалось под бдительным контролем, и заниматься этим было можно только в стенах соответствующих учреждений, где пользователей подвергали проверке, снабжали определенными уровнями допуска, где за их работой наблюдали, а результаты работы старательно редактировали и интерпретировали, прежде чем они попадали на всеобщее обозрение.
Но Давид знал, что, как бы глубоко он ни заглядывал в прошлое, свидетелем каких бы событий он ни становился, какие бы сюжеты ему ни довелось анализировать и обсуждать, эти пятнадцать минут войны Севера и Юга, только что пережитые им, останутся с ним навсегда.
Хетер прикоснулась к его руке.
– У вас не слишком крепкий желудок, да? Мы ведь только сделали, можно сказать, соскоб с поверхности этой войны, мы только начали изучать прошлое.
– Но это жуткая, жестокая мясорубка.
– Верно. Разве война не всегда такая? На самом деле Гражданская война была одной из первых по-настоящему современных войн. Больше шести тысяч погибших, почти полмиллиона раненых – и это в стране, население которой не превышало тридцати миллионов. Это все равно как если бы сегодня мы потеряли пять миллионов человек. Чисто американский триумф – чтобы в такой молодой стране вспыхнул такой серьезный конфликт.
– И все-таки эта война была справедливой, – хмыкнул Давид. Хетер работала над периодом войны Севера и Юга в рамках составляемой ею с помощью червокамеры первой правдивой биографии Авраама Линкольна. Эта работа спонсировалась ассоциацией историков. – Такой вы сделаете вывод? В конце концов, эта война привела к искоренению рабства в Соединенных Штатах.
– Но война была не из-за этого. Нам предстоит лишиться наших романтических иллюзий на этот счет и встать лицом к лицу с правдой, о которой до сих пор знали только самые храбрые их историков. Та война стала столкновением экономических интересов Севера и Юга. Рабы представляли собой экономический ресурс стоимостью в несколько миллиардов долларов. Эта кровавая бойня зародилась в классовом, неравноправном обществе. Войска из Геттисберга была посланы в Нью-Йорк, чтобы подавить вспыхнувшее там восстание противников призыва в армию. Линкольн отправил за решетку тридцать тысяч политических узников без суда и… Давид присвистнул.
– И вы думаете, репутация Линкольна не пострадает, если мы узнаем обо всем этом?
Он приготовился к новому включению червокамеры. Хетер пожала плечами.
– Линкольн остается внушительной фигурой. Хотя геем он не был.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
