Нгубане подыскивал нужное слово на африкаансе.
— Без сознания.
Нгубане кивнул.
— Потом она назвала имя похитителя и дала его адрес и еще добавила, что он и ее изнасиловал. Она сказала, что хорошо знакома с ним и что он любит детей… понимаешь? А еще сообщила, что он наркобарон.
Гриссел кивнул и, повернувшись к Сангренегре, принялся разглядывать его. Карие глаза колумбийца горели злостью. Сангренегра был худощавого телосложения; на предплечьях проступили синие прожилки. На нем были джинсы и кроссовки. Руки были скованы наручниками за спиной.
— Дежурный известил начальника участка, а тот позвонил нам. Я как раз дежурил, принял вызов, потолковал с Яубертом и попросил опергруппу. Потом мы все приехали сюда, а опергруппа прибыла на вертолете. Здесь мы нашли пятерых мужчин, Карлоса и тех четверых, что внизу. Обнаружили наркотики в подвале, а в одной из комнат — одежду девочки. Потом нашли кровь в салоне его БМВ и на игрушечной собаке — мягкой игрушке. Но ребенка нигде не оказалось, а этот говнюк не желает говорить. Уверяет, что ничего не знает.
— Ребенок… Девочка?
— Ей три года. Всего три года, представляешь?!
Гриссела замутило.
— Где она? — спросил он у Карлоса.
— Пошел ты!
Он подскочил к Сангренегре и схватил его за волосы, запрокинул голову назад и принялся выдирать черные пряди. Потом наклонился почти вплотную к Сангренегре:
— Где она, сволочь?
— Не знаю!
Гриссел снова дернул его за волосы. Сангренегра поморщился.
— Она врет. Та шлюха, она врет. Я ничего не знаю!
— Тогда как одежда девочки оказалась в твоей комнате, говнюк? — Гриссел снова изо всех сил дернул Карлоса за волосы.
— Она сама принесла. Она была моя шлюха!
— Господи. — Гриссела передернуло; он последний раз дернул Сангренегру за волосы и отпустил. Брезгливо осмотрел засаленную ладонь и вытер ее о рубашку Сангренегры.
— Ты врешь, подонок!
— Я уже это проходил, — раздался за его спиной спокойный голос Нгубане, как если бы ничего не случилось.
— Спросите моих людей, — сказал Сангренегра.
Гриссел невесело рассмеялся.
— Откуда у тебя это?
Он ткнул пальцем в царапину на щеке колумбийца.
Тот плюнул в него. Гриссел занес руку, собираясь влепить ему пощечину.
— Он сказал, что сегодня навещал истицу, — вмешался Нгубане. — Уверяет, что она проститутка. Она, мол, сама пригласила его к себе домой. Девочки там не было. Потом она вдруг, без всякого повода, ударила его. А он дал ей сдачи.
— Так он говорит?
— Так он говорит.
— А мать?
— С ней сейчас сотрудники социальной службы. Она… травмирована.
— Что думаешь, Тим?
Гриссел понял, что задыхается. Он присел на коробку.
— Бенни, девочка была в его машине. Там кровь. И собачка. Она была, была там! Он куда-то с ней уехал. С момента нападения на истицу прошло два часа. Прошло два часа, прежде чем мы сюда приехали! Он куда-то увез ребенка. Решил, раз ее мать девушка по вызову, он может делать что хочет. Но в машине что-то случилось. Может, девочка испугалась, может, еще что… И он ее порезал. Об этом свидетельствует характер кровотечения. Пятно на подлокотнике заднего сиденья. Похоже на… — он снова задумался, вспоминая правильное выражение на африкаансе, — артериальное кровотечение. Потом он понял, что вляпался. Должно быть, он каким-то образом избавился от ребенка.
— Господи!
— Да, — кивнул Нгубане.
Гриссел посмотрел на Сангренегру. Карлос в ответ смерил его презрительным взглядом.
— По-моему, не стоит обольщаться насчет девочки. Будь она жива, этот говнюк захотел бы поторговаться.
— Можно мне кое-что попробовать? — спросил Гриссел.
— Пожалуйста. — Нгубане пожал плечами.
— Карлос, — сказал Гриссел, — ты слыхал об Артемиде?
— Пошел ты!
— Сейчас, Карлос, я кое-что тебе расскажу. Представь себе, неподалеку рыщет один здоровенный тип. У него есть большой ассегай. Знаешь, что такое ассегай, Карлос? Это такое копье. Зулусское оружие. С длинным и очень острым лезвием. Ну так вот, парень с ассегаем доставляет нам массу неприятностей, потому что он убивает людей. А знаешь, кого он убивает, Карлос? Он убивает мерзавцев, которые мучают детей. Ты уверен, что не слыхал о нем?
— Пошел ты!
— Мы пытаемся поймать того типа. Потому что он нарушает закон. Но ради тебя мы сделаем исключение. Сейчас я расскажу тебе, как я поступлю. Я намерен рассказать газетчикам и телевизионщикам, что ты похитил хорошенькую маленькую девочку, Карлос. Я дам им твой адрес. А еще мы опубликуем твою фотографию. И уж я позабочусь о том, чтобы ты не сорвался с крючка. Твоих дружков я посажу за решетку, а тебя одного — понимаешь, совершенно одного! — оставлю дома. Мы будем караулить снаружи, чтобы ты не сбежал и не вернулся к себе в Колумбию. И подождем, пока тебя найдет парень с копьем.
— Пошел ты!
— Нет, Карлос. Это не я пошел, а ты уже пришел, причем именно туда, куда меня посылаешь. Подумай хорошенько. Может статься, когда явится мститель с ассегаем, мы, как на грех, будем смотреть в другую сторону.
Сангренегра молча смотрел на Гриссела.
— Тот парень с ассегаем уже убил троих. Один удар — прямо в сердце. Таким длинным лезвием…
Никакой реакции.
— Скажи, где девочка. И возможно, я передумаю.
Карлос молча смотрел на него.
— Ты хочешь умереть, Карлос? Скажи, где девочка!
Некоторое время Сангренегра колебался. Потом вдруг визгливо закричал:
— Карлос не знает! Карлос ничего не знает, мать вашу!
33
После того как Сангренегру затолкали в кузов полицейского фургона и захлопнули за ним дверцу, Нгубане сказал:
— Бенни, я должен извиниться перед тобой.
— За что?
— За сегодняшнее утро.
Гриссел вдруг понял, что уже забыл об утреннем происшествии; день выдался длинным.
— Наверное, — продолжал Нгубане, — мы все страдаем паранойей — в легкой форме. Ты ведь знаешь, многие белые полицейские… считают нас, чернокожих, дерьмом.
Гриссел предпочел промолчать.
— Я навещал в больнице Клиффи Мкетсу. Он сказал, что ты не такой.
Грисселу захотелось подтвердить: да, он не такой. Его проблема в другом: лично он считает дерьмом всех, а не только чернокожих.
— Как дела у Клиффи?
— Неплохо. Еще он сказал, что у тебя больше опыта, чем у всех нас, вместе взятых. Поэтому вот что я хочу у тебя спросить. Что еще мне можно здесь сделать? Как мне найти ребенка?
Гриссел оглядел Нгубане с ног до головы. Настоящий щеголь — аккуратный костюм, белая рубашка и красный галстук; в таком наряде он, видимо, чувствовал себя удобно. В голове у него забрезжил лучик света.
— Тим, у него есть другие дома или квартиры? У этих наркодельцов всегда имеются запасные аэродромы. Они предусматривают все возможные обстоятельства.
— Правильно.
— Потолкуй с Бёкесом. Им должно быть что-то известно о Сангренегре. Если у него имеется другая недвижимость, они в курсе.
— Верно.
— Эксперты осмотрели квартиру матери?
Нгубане кивнул:
— Там есть его отпечатки. И еще они взяли у матери анализ крови на ДНК, чтобы сравнить ее с кровью, обнаруженной в машине. Они говорят: так они смогут определить, принадлежит ли кровь из машины ее ребенку.
— Тим, по-моему, вряд ли девочка жива.
— Знаю.
Некоторое время оба помолчали.
— Можно мне повидать мать?
— Конечно. Так ты будешь использовать парня в качестве наживки?
— Он идеально подходит. Но мне нужно побеседовать с матерью. А потом, раз уж проводить операцию будет наш отдел, нам придется переговорить с руководством. Заранее могу сказать, начальству наш план не понравится.
— Да пошли они!
Гриссел усмехнулся:
— Я и сам так подумал.
Когда он ехал по городу, направляясь к Тамбурс-Клофу, мысли его разрывались между Быком Бёкесом, Тимоти Нгубане и детьми, которых он видел на Лонг-стрит. Несмотря на поздний вечер — было половина двенадцатого, — дети были всюду, куда ни посмотри. Завтра вторник, учебный день, но подростки толпятся у клубов, ресторанов и кафе. Они стояли на тротуарах с бокалами и сигаретами в руках, кучковались возле припаркованных машин. Интересно, подумал Гриссел, где их родители? Известно ли им, где сейчас их дети? Он понял, что сам не знает, где сейчас находятся его собственные дети. Но Анна-то, конечно, в курсе. Если только она дома.
Бёкес. Он работал вместе с ним в прежние времена. Был его собутыльником. Тогда его дети были маленькими, а сам он еще не распался на куски. Что же случилось, черт побери? Как он превратился из веселого, компанейского парня, который иногда выпивает с приятелями, в настоящего алкоголика?
Он начал пить еще в те дни, когда отдел убийств и ограблений располагался в Южном Бельвиле. Тогда их излюбленным местом водопоя был бар в Пэроу, который они прозвали «Командир» — не потому, что бар был местом встреч начальства, но потому, что в любое время дня и ночи, когда бы ты туда ни заглянул, там можно было найти полицейского, подпирающего длинную стойку красного дерева. А еще они ходили в другую забегаловку в Стикленде, где готовили замечательную пиццу. Как он назывался — «Глокенберг»? Господи, как давно это было! «Глокенбург»! Теперь в том доме семейный ресторан сети «Шпора», но прежде там был потрясающий кабак. Однажды ночью, когда он здорово напился, он влез на сцену и велел оркестру прекратить лабать всякую дрянь. Пусть сыграют настоящий рок-н-ролл и дадут ему бас-гитару. Вы знаете «Черные замшевые туфли»? Его сослуживцы, сидевшие за большим столом, вопили, топали ногами, хлопали. Оркестрик состоял из четырех человек — молодых африканеров с бородками и длинными волосами; обычно они исполняли репертуар группы «Смоуки». Музыканты боязливо сказали: да, они знают эту композицию. Гриссел повесил на шею бас-гитару, вышел к микрофону, спел первую строчку, и музыканты расслабились — поняли, что он не безнадежен. Публика была в восторге. Они наяривали вовсю; исполняли одну песню за другой. В зал выходили повара из кухни, набились люди с улицы. А Бенни Гриссел знай терзал бас-гитару; пальцы его без устали бегали по струнам. Когда они доиграли, все стали требовать: «Еще, еще, еще!» Ну он и оторвался! Пародировал Элвиса, прыгал, скакал, играл и пел, пел, пел. И Анна тогда пришла на него посмотреть. Он заметил ее у входа. Сначала она злилась; стояла скрестив руки на груди. Мол, где это мой муженек — в такой-то час! Но музыка смягчила и ее; она расслабилась, начала раскачиваться, хлопать и кричать вместе со всеми: «Давай, Бенни, давай!» — потому что на сцене стоял ее Бенни, ее муж.
