– Неужели ты брал деньги из кассы? Какая неосторожность! – будто бы только сейчас поняв в чем дело, воскликнул граф Сигизмунд Владиславович с поддельным испугом.
– Увы! Откуда же бы я брал их на эти громадные кутежи и проигрыши…
– Сколько?
– Сорок две тысячи…
– Ого… Но разве ключи были у одного тебя?
– Нет, я оставлял иногда их кассиру…
– Это Сиротинину?
– Да, Дмитрию Павловичу.
– Поклоннику Дубянской и, кажется, счастливому… В таком случае, все в порядке и идет отлично, – заметил граф.
– Я тебя не понимаю.
– А между тем это более, чем просто. Сама судьба дает тебе в руки прекрасный случай отделаться от беды и от соперника…
– Что ты говоришь? – воскликнул, весь вспыхнув от негодования, молодой Алфимов.
– Дело, дружище, только дело.
– Но это подлость!..
– Громкое слово… Своя рубашка ближе к телу… Впрочем, если ты из идеалистов – принимай позор на свою голову… Не надо было допускать до ревизии и сказать отцу, прося его пополнить из твоего капитала…
– Он проклял бы меня, и на меня бы еще обрушилось проклятие матери.
– В таком случае, надо выбираться из воды… Тут нечего думать, что потонет другой…
– Боже мой, Боже мой… – ломал себе руки Иван Корнильевич.
– С чего же это надумалось Корнилию Потаповичу производить ревизию?
– Он целое лето не занимался делами и захотел проверить.
– А-а… Так как же ты?
– Что?
– Мой дружеский совет не подставлять свою голову… Вспомни, какими глазами посмотрит на тебя Елизавета Петровна, когда все обнаружится… Ведь папенька твой, выгнав тебя из дому, не поцеремонится прокричать о твоих проделках по всему Петербургу.
– Не говори… Он не пощадит, это я знаю.
– То-то же… А тут очень просто, настаивай на том, что ничего не знаешь, и все падет на него. Нужно только уметь владеть собою…
Он не договорил, так как в кабинет вошел сам Корнилий Потапович.
Он был мрачнее тучи и резко швырнул Ивану Корнильевичу какой-то листок.
– Вот! – прохрипел он. – У нас в конторе есть мошенники.
– Что? Не сходятся книги? – спросил Иван Корнильевич, уже, видимо, хорошо владея собою под ободряющим взглядом графа Стоцкого.
– Все сходится чудесно, кроме кассы!..
– А вы никого не подозреваете? – спросил граф Сигизмунд Владиславович.
– Кого я могу подозревать, все они с виду люди честные.
– Я посоветовал бы вам не вмешиваться в это дело самим. Лучше всего передать его хорошему человеку сыскной полиции. Через час вы будете знать, в чем дело… Мы сейчас это устроим, идем, Иван Корнильевич!
Молодой человек схватился за мысль хоть на некоторое время уйти из конторы, быстро взял шляпу и вышел вместе с графом Сигизмундом Владиславовичем.
Последний уже окончательно овладел умом и волею Ивана Корнильевича.
Как автомат сделал Алфимов официальное заявление и вернулся в контору уже с полицейским чиновником и агентом сыскного отделения.
Началось составление акта, во время которого агент разговаривал с графом Стоцким и молодым Алфимовым.
– Не знаю положительно, как это могло случиться?.. Кого винить? – разводил руками Корнилий Потапович.
– Конечно, кассира, – решил агент.
– Сиротинина… Нет, не может быть! – с убеждением воскликнул старик. – Он с такою тщательностью и аккуратностью исполнял все мои поручения… Он – честный человек и притом прекрасный сын!.. Он боготворит свою мать…
– Все это очень может быть, но это все-таки мало противоречит моему мнению, – возразил агент. – Ваш сын признает, что он сам несколько раз отдавал Сиротинину ключ от кассы. А что всего важнее, это то, что после первого же получения ключа он купил себе дачу в Лесном на имя своей матери… Откуда у него деньги?
– У него могли быть сбережения…
– А сколько он получает жалованья?
– Четыре тысячи…
– Какие же могут быть от этого жалованья сбережения при дороговизне столичной жизни?
– Он живет скромно, – продолжал защищать своего любимца Корнилий Потапович.
– Все они скромны с виду.
– Дело совершенно ясное, – вставил свое слово граф Стоцкий.
– Если это его дело, то он сам в нем признается… – в раздумье произнес старик Алфимов и позвонил.
– Позовите Дмитрия Павловича, – приказал он появившемуся служащему.
Через минуту в кабинете появился Сиротинин. Он был печален, но спокоен.
– Знаете ли вы, зачем я вас позвал сюда? – спросил Корнилий Потапович.
– Вероятно, по поводу недочета.
– Знаете вы, кто это сделал?
– Не имею ни малейшего подозрения…
– Ну, так я вам скажу, что это ваша работа! – вдруг воскликнул старик, которому, наклонившись, на ухо что-то шепнул граф Стоцкий.
– Я? – широко открыл глаза Дмитрий Павлович.
– Раскайтесь вы, я бы простил… А вы вот как…
– Умоляю вас, остановитесь! – перебил его Сиротинин, бледнея. – Это страшная, ужасная ошибка, и вы пожалеете…
Иван Корнильевич стоял смущенный, то краснея, то бледнея.
– Посмотри на этого несчастного! – крикнул ему отец. – И он еще отпирается… Какая наглость!
– Но скажите, ради Бога, на каком основании…
– А! Вам нужно основание! Извольте! Разве не давал вам Иван ключ от кассы? Говори, Иван, давал?
– Давал! – нетвердо ответил тот.
– О, моя мама!.. Бедная мама!.. – зарыдал Дмитрий Павлович и пошатнулся.
Агент ему подставил стул. Он тяжело опустился на него, уронил на руки голову, продолжая оглушать рыданьями кабинет.
У Ивана Корнильевича сердце кровью обливалось от жалости, но слова графа Стоцкого и мысль об Елизавете Петровне пересилили эту жалость.
– Отец, сжалься над ним… – мог только выговорить он.
– Довольно! – крикнул Корнилий Потапович, который не мог выносить слез.
– Вы меня обманули, но я заслуги помню, – судить вас не будут, но и служить вы у меня не останетесь. Подпишите обязательство в том, что вы обеспечиваете меня всем вашим имуществом и уходите.
При этих словах Дмитрий Павлович вскочил со стула.
– Что?.. – крикнул он надорванным голосом. – Не судить, как же не судить, а просто подписать свой позорный приговор?.. Нет, пусть судят…
– Вы рассчитываете разжалобить присяжных, как разжалобили почтенного хозяина? – заметил агент.
Сиротинин смерил его гордым взглядом.
– Я рассчитываю на свою невиновность… – заметил он.
– Как же прикажете? – спросил полицейский чиновник, уже оканчивавший составление акта.
– Если он не хочет милости, так пусть с ним поступят по закону.
Сиротинин, шатаясь, отправился было к двери.
– Постойте, постойте! – крикнул ему вдогонку агент. – Вы останетесь здесь и отправитесь с нами… Вы арестованы…
– О, мама, моя бедная мама! – прошептал он, снова возвращаясь к стулу и грузно опускаясь на него.
Акт был составлен и подписан.
– Вы позволите, – обратился Дмитрий Павлович к полицейскому чиновнику, – написать несколько строк моей матери и послать с посыльным?
– Только с тем, чтобы вы дали мне прочесть написанное.
– Извольте, тут нет секрета, – отвечал Сиротинин.
– Секрета не может быть для правосудия, – важно заметил чиновник.
Дмитрий Павлович взял лист бумаги и написал:
«Дорогая мама!
Я арестован по обвинению в растрате. Нужно ли говорить тебе, что я невинен.
Твой сын Дмитрий».
Дав прочесть эти строки полицейскому чиновнику, он запечатал в конверт и попросил отправить с посыльным.
Просьба его была исполнена.
– Теперь едем, – заявил агент.
Оба чиновника и бывший кассир конторы удалились из кабинета.
– Какая закоснелость! – воскликнул с неподдельным негодованием граф Сигизмунд Владиславович. – Не правда ли, Иван Корнильевич?
– Да, – через силу протянул он.
– Если бы вы не шепнули мне внимательно вглядеться в его лицо, я бы и не заметил, что он смущен, – сказал Корнилий Потапович.
– Я сразу увидал, что это его дело. Мне достаточно было взглянуть на выражение его лица, – авторитетно произнес граф Стоцкий.
– Но почему же он не пожелал выдать обязательство?.. Если он виноват?.. – с некоторым сомнением спросил старик Алфимов.
– У этих мошенников при настоящем состоянии правосудия всегда есть надежда выйти из суда оправданным двенадцатью добрыми людьми, – заметил Сигизмунд Владиславович.
– Ужасное время мы переживаем… Никому нельзя оказать никакого доверия… Впрочем, и ты, Иван, виноват… Зачем тебе надо было давать ему ключ. Это все из-за того, что ты пропадаешь по ночам и не можешь вставать рано. Виноват и очень виноват… Не клади плохо, не вводи вора в грех. Знаешь, чай, пословицу… Следовало бы отнести эту растрату на твой счет.
– Я готов принять на себя, – почти обрадовался Иван Корнильевич.
– Погоди, что скажет следствие и суд, быть может, он не успел растратить и мы потеряли только часть, тогда мы разделим убыток пополам, – заметил Корнилий Потапович. – А теперь потрудись сам идти в кассу… Будем продолжать проверку.
