Рейтинговые книги
Читем онлайн Афинские убийства, или Пещера идей - Хосе Карлос Сомоса

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 51 52 53 54 55 56 57 58 59 ... 61

Хотя я не очень понимаю почему, я все больше уверен, что ответ на эти вопросы кроется в тексте. Я должен продолжать перевод.

Прошу у читателя прощения за это отступление. Снова начинаю с фразы: «В темноте какой-то голос спросил».

53

Не могу дальше переводить. Руки трясутся.

Возвращаюсь к работе после двух мучительных дней. Не знаю, буду ли я продолжать, быть может, у меня не хватит духа. Но по крайней мере я смог вернуться к столу, сесть и просмотреть бумаги. Вчера, говоря с Еленой, я и не думал, что это возможно. С Еленой, должен признаться, все вышло случайно: накануне я попросил ее составить мне компанию – я был не в силах вынести ночное одиночество моего дома – и, хотя тогда я не захотел открывать ей тайные причины моей просьбы, она, наверное, заметила что-то в моих словах, потому что сразу же согласилась. Я старался не говорить о работе. Был любезен, вежлив и робок. Мое поведение не изменилось, даже когда мы занялись любовью. Я любил ее, втайне желая, чтобы она любила меня. Я касался ее тела под простыней, вдыхал острый запах наслаждения и слушал ее нарастающие стоны, но все это мне не помогало: я хотел – думаю, что хотел, – почувствовать в ней то. что она чувствовала по отношению ко мне. Я хотел – желал, – чтобы ее руки исследовали меня, ощутили меня, били в меня, как в преграду, придали мне форму во тьме… Но нет, не форму. Я хотел почувствовать себя простым сырьем, твердым остатком чего-то, что было там, занимало пространство, ощутить себя не силуэтом, а фигурой с определенными чертами и лицом. Я не хотел, чтобы она говорила со мной, не хотел слышать слова и тем более мое имя, никаких пустых фраз обо мне. Теперь я частично понимаю, что со мной было: возможно, всему причиной усталость от перевода, это ужасное ощущение пористости, будто бы мое существование вдруг почудилось мне гораздо более хрупким, чем текст, который я перевожу и который изливается через меня в верхней части этих страниц. Я подумал, что поэтому мне необходимо усилить эти примечания, каким-то образом уравновесить Атласову тяжесть верхнего текста. «Если бы я мог писать, – подумал я, не впервые, но с большим жаром, чем когда бы то ни было, – если бы я мог сотворить нечто свое…» Мои занятия с Еленой – ее тело, твердая грудь, мягкие мышцы, ее молодость – не очень-то помогли: быть может, благодаря им я только смог узнать себя (я испытывал насущную необходимость в ее теле, в этом зеркале, где я мог, не глядя, увидеть себя), но эта краткая встреча, это узнавание самого себя – анагнорисис – лишь помогло мне заснуть, а значит, снова исчезнуть. На следующий день, когда над холмами занималась заря, стоя у окна моей спальни нагишом, слушая шорох простыней и сонный голос моей обнаженной, лежащей в постели приятельницы, я решил все ей рассказать. Я начал спокойно, не сводя глаз с растущего на горизонте зарева:

– В этой книге есть я, Елена. Не знаю, как или почему, но это я. Автор описывает меня как статую, изваянную одним из героев, называя ее «Переводчик». Он сидит за столом и переводит то же, что и я. Все совпадает: глубокие залысины на висках, проплешины, тонкие уши с тяжелыми мочками, худые руки со вздувшимися венами… Это я. Я не решился переводить дальше; я бы не смог прочитать описание моего собственного лица…

Елена возмутилась. Села на кровати. Стала расспрашивать, обиделась. Все еще раздетый, я вышел из комнаты, прошел в гостиную и вернулся с бумагами с моим прерванным переводом. Дал их ей. Смешно: оба мы были наги – она сидела, я стоял, – но снова превратились в товарищей по работе; она по-учительски морщила лоб, а ее грудь, трепещущая, розовая, вздымалась при каждом вдохе; я молча ждал у окна, и мой нелепый член сжался от холода и тоски.

– Глупо… – сказала она, закончив читать. – Совершенно глупо…

Она снова начала возмущаться. Бранить меня. Сказала, что у меня появляется навязчивая идея, что описание слишком расплывчато, что оно может подойти к любому другому человеку. И добавила:

– А на кольце у статуи выгравирован круг. Круг! А не лебедь, как на твоем!..

Это было самое ужасное. И она уже поняла это.

– По-гречески круг – «кюклос», а лебедь – «кюкнос», ты же знаешь, – спокойно возразил я. – Они отличаются только одной буквой. Если эта «л», эта «ламбда», на самом деле – «н», «ню», сомнений нет: это я. – Я посмотрел на кольцо с силуэтом лебедя на среднем пальце моей левой руки, подарок отца, с которым я никогда не расстаюсь.

Но в тексте написано «кюклос», а не…

– Монтал пишет в одном из примечаний, что это слово неразборчиво. Он думает, что это «кюклос», но отмечает, что не уверен в четвертой букве. Понимаешь, Елена! В четвертой букве. – Я говорю спокойным, почти безразличным тоном. – Только от заурядного научного мнения Монтала об одной букве зависит, сойти ли мне с ума…

– Да это абсурд! – рассердилась она. – Что тебе делать… здесь, внутри? – Она стукнула по бумагам. – Эта книга написана тысячи лет назад!.. Как же?… – Она откинула простыню, скрывавшую ее длинные ноги. Пригладила рыжие волосы. Пошла к двери босая и нагая. – Идем. Я хочу прочесть оригинал. – Голос ее изменился: теперь она говорила твердо и решительно.

Я в ужасе просил ее не делать этого.

– Мы прочитаем текст Монтала вдвоем, – стоя в дверях, перебила она. – Мне все равно, захочешь ли ты потом продолжать перевод. Я хочу, чтобы ты выкинул эту глупость из головы.

Мы пошли в гостиную – босые, нагие. Я помню, что, идя за ней, мне глупо подумалось: «Мы хотим убедиться, что мы люди, материальные тела, плоть, органы, а не только герои или читатели… Сейчас мы узнаем. Мы хотим узнать». В гостиной было холодно, но в тот момент нам было все равно. Я был не в состоянии подойти вплотную – остановился за ней, не сводя глаз с ее блестящей выгнутой спины, мягко изогнутых позвонков, упругого валика ягодиц. Тишина. Помнится, я подумал: «Она читает мое лицо». Послышался ее стон. Я закрыл глаза. Она сказала:

– Ох.

Я почувствовал, как она подошла и обняла меня. Ее нежность меня ужаснула. Она сказала:

– Ох… ох…

Спрашивать я не хотел. Не хотел ничего знать. Я с силой прижался к ее теплому телу. И тогда услышал смех: мягкий, он все нарастал, зарождаясь в животе, как радостное присутствие иной жизни.

– Ох… ох… ох… – сказала она, смеясь.

Позже, намного позже, я прочел то, что прочла она, и понял, почему она смеялась.

Я решил продолжать перевод. Возвращаюсь к тексту со слов: «Но лица статуи он еще не видел».

54

На этом месте в тексте пропуск. Монтал утверждает, что следующие пять линий неразборчивы.

55

Я только что обнаружил удивительную вещь! Если не ошибаюсь – а думаю, я не ошибаюсь, – странные загадки, связанные с этой книгой, начинают приобретать определенный смысл… хотя, уж конечно, не менее странный и вызывающий у меня гораздо больше беспокойства. Мое открытие было, как это частенько бывает, совершенно случайным: сегодня ночью я просматривал последнюю часть шестой главы, перевод которой я еще не закончил, когда заметил, что края листов с досадным упрямством слипаются между собой (раньше такое уже было, но я просто не обращал на это внимание). Я рассмотрел их получше: на вид они были обычными, но соединявшая их жидкая смесь еще не просохла. Я нахмурился, все больше нервничая. Внимательно перелистал каждую страницу шестой главы и абсолютно точно убедился, что последние из них вклеены в книгу недавно. Мозг мой обуревали гипотезы. Я вернулся к тексту и обнаружил, что «новые» куски совпадают с подробным описанием статуи Менехма. Сердце мое сильно забилось. Что означает этот бред?

Я отложил выводы на потом и закончил перевод главы. Потом, взглянув на череду яблонь в темноте сада за окном (уже ночь), я вдруг вспомнил о человеке, который, кажется, следил за мной и убежал, когда я его заметил… и то, как на следующую ночь мне показалось, что кто-то входил в мой дом. Я вскочил. Лоб мой был влажен, а в висках все быстрее стучали молотки.

Вывод, кажется, ясен: кто-то заменил страницы текста Монтала на другие, точно такие же, на моем собственном столе, и было это недавно. Должно быть, это кто-то, кто знает меня, по крайней мере знает, как я выгляжу, потому что он смог ввести в описание статуи поразительные подробности. А с другой стороны, кто мог бы вырвать страницы оригинального произведения и заменить их своим собственным текстом с единственной целью помучить переводчика?

Как бы там ни было, ясно, что теперь спать спокойно я не смогу. Да и работать спокойно тоже не смогу, потому что как мне узнать, чье произведение я перевожу? Хуже того: смогу ли я переходить от предложения к предложению, не думая о том, что, возможно, некоторые из них, а может, и все они – прямые послания таинственного незнакомца для меня? Теперь, когда во мне поселилось сомнение, как могу я быть уверенным, что другие фрагменты, из предыдущих глав, никак не связаны со мной? Литературная фантазия настолько двусмысленна, что не нужно даже нарушать правил игры: само подозрение, что кто-то их, может быть, нарушил, все ужасно меняет, все ставит с ног на голову. Будем же откровенны, читатель: нет ли у тебя иногда ошеломляющего ощущения, что текст, например, вот этот, который ты сейчас читаешь, обращается лично к тебе? И когда тебя охватывает это ощущение, разве не трясешь ты, моргая, головой и не думаешь: «Глупости какие. Лучше об этом забыть и читать дальше»? Суди же тогда, до какой степени дошел мой ужас, когда я абсолютно точно узнал, что часть этой книги касается меня, без всяких сомнений!.. Да, именно «ужас». Привык всегда смотреть на тексты со стороны… и вдруг – находишь себя в одном из них!

1 ... 51 52 53 54 55 56 57 58 59 ... 61
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Афинские убийства, или Пещера идей - Хосе Карлос Сомоса бесплатно.
Похожие на Афинские убийства, или Пещера идей - Хосе Карлос Сомоса книги

Оставить комментарий