Ахамот, огорченная злом, которое выпало на долю человеческую несмотря на ее покровительство, просит свою небесную мать Софию — свой антитип — чтобы та убедила непознаваемую ГЛУБЬ послать на землю Христоса (сына и эманацию «Небесной Девы») в помощь гибнущему человечеству. Ильда-Баоф и его шестеро сыновей от материи не допускают божественный свет к человечеству. Человечество должно быть спасено. Ильда-Баоф уже послал своего собственного агента, Иоанна Крестителя из племени Сета, кому он покровительствует, — в качестве пророка к своему народу; но только малая часть прислушивается к нему — назареи, противники евреев, вследствие их почитания Иурбо-Адуная.[183] Ахамот уверила своего сына, Ильда-Баофа, что царствование Христоса будет только временным, и таким образом побудила его послать предвестника или предтечу. Кроме того, она заставила его вызвать рождение человека Иисуса от Девы Марии, собственной ее представительницы на земле,
«так как сотворение материального персонажа могло быть осуществлено только путем работы Демиурга и не входило в круг деяний высшей силы. Как только Иисус родился, Христос, совершенный, соединившись с Софией (мудростью и духовностью), спустился через семь планетных областей, принимая в каждой из них аналогичную форму, скрывая истинную свою сущность от их гениев, и в то же время он привлекал к себе искры божественного света, который они удерживали в своей сущности. Так Христос вошел в человека Иисуса в момент его крещения в Иордане. С этого времени Иисус начал творить чудеса; до этого он ничего не знал о своей миссии» [410, с. 31].
Ильда-Баоф, обнаружив, что Христос готовит конец его царству материи, возмутил против него евреев, и Иисус был казнен.[184] Когда он находился на Кресте, Христос и София оставили Его тело и вернулись в свою сферу. Материальное тело человека Иисуса было предано земле, но ему дали другое тело, сотканное из эфира (астральная душа). «С тех пор он состоял только из души и духа, что послужило причиной, почему ученики не узнали его сразу после воскресения. В этом духовном состоянии подобия [simulacrum] Иисус оставался на земле в течение восемнадцати месяцев после того, как воскрес. В течение этой последней стадии пребывания «он получил от Софии то совершенное знание, тот истинный Гнозис, который он сообщил той малой части апостолов, которые были способны воспринять это».
«Отсюда, поднявшись в среднее пространство, сидит он по правую руку от Ильда-Баофа, но последний его присутствия не осознает, и собирает около себя все души, которые очистились знанием Христа. Когда им будет собран весь духовный свет, какой существует в материи, из царства Ильда-Баофа, тогда спасение будет завершено, и мир будет уничтожен. Таково значение обратного поглощения всего духовного света в плерому или в полноту, откуда он в начале спустился».
Вышеизложенное взято из описания, данного Теодоретом и использованного Кингом в его «Гностиках» вместе с добавлениями от Епифания и Иринея. Но первый дает очень несовершенную версию, составленную частично из описаний Иринея, и частично по своему собственному знанию позднейших офитов, которые к концу третьего века уже слились с некоторыми другими сектами. Ириней также часто их путает, и действительной теогонии офитов никто из них правильно не изложил. За исключением изменений в именах, вышеприведенная теогония является общей для всех гностиков и также для назареев. Офит есть ни что иное, как преемник египетского Кнуфиса, Добрый Змий со львиной лучистой головой, и со дней отдаленнейшей древности считался эмблемой мудрости или, Тота [Thauth], наставника и Спасителя человечества, «Сына Бога».
«О, люди, живите рассудительно… заслуживайте себе бессмертие!» — восклицает Гермес, трижды великий Трисмегист. — «Наставник и водитель человечества, я поведу вас к спасению».
Таким образом, древнейшие сектанты рассматривали Офита, агафодемона, как тождественного Христосу, — змий является эмблемой небесной мудрости и вечности, и в данном случае антитипом египетского Кнуфиса-змия. Эти гностики, самые ранние в нашей христианской эре, считали:
«Что верховный эон эманировал из себя других эонов; один из них, женского пола, Прунникос (похотливость, страстное желание) спустилась в хаос, откуда выбраться уже не могла; она повисла в среднем пространстве, так как была слишком зелеплена материей, чтобы вернуться выше; она также не могла упасть ниже, ибо там не было ничего родственного ее натуре. Тогда она родила своего сына Ильда-Баофа, Бога евреев, который, в свою очередь, произвел семь эонов или ангелов,[185] которые создали семь небес».
В это множество небес христиане верили с самого начала, так как мы находим, что Павел учит о их существовании и говорит о человеке, «восхищенном до третьего неба» [2 Коринф., XIII]. «От этих семи ангелов Ильда-Баоф закрыл все, что было выше его, чтобы они не узнали о чем-то выше, чем он сам.[186] Они затем создали человека по образу своего Отца,[187] но лежащего ничком и ползающего по земле, как червь. Но небесная матерь, Прунникос, желая лишить Ильда-Баофа силы, которой она неумышленно наделила его, вдохнула в человека небесную искру — дух. Немедленно человек встал на ноги, вознесся умственно за пределы семи сфер и прославлял Верховного Отца, Того, который выше Ильда-Баофа. Вследствие этого последний, полный зависти, обратил свои взоры на самый низший слой материи и зачал силу в форме змеи, которую они (офиты) называют его сыном. Ева, послушавшись его, как сына Бога, была уговорена вкусить от плода Древа Познания.[188]
Это самоочевидный факт, что змий «Книги Бытия», который появляется вдруг и безо всякого предварительного введения, должен быть анти-типом арх-дэва, чья голова есть Аш-Мог, «двуногий змий лжи». Если бы библейский змий был лишен своих конечностей до того, как он искушал женщину, вводя ее в грех, то зачем было Богу накладывать на него такое наказание, как «ползать на своем брюхе»? Никто же не станет думать, что он до этого ходил на кончике хвоста.
Этот спор о верховенстве Иеговы между пресвитерами и отцами с одной стороны и гностиками, назареями и всеми сектами, объявленными еретическими, как последнее средство, с другой стороны, — длился до дней Константина и еще дальше. Что те своеобразные идеи гностиков о генеалогии Иеговы или о надлежащем месте, какое следует отвести Богу евреев в христианско-гностическом пантеоне, сначала не считались ни кощунственными, ни еретическими, видно из того расхождения во мнениях, каких придерживались по этому вопросу, например, Климент Александрийский и Тертуллиан. Первый, кто, как кажется, знал о Василиде больше, чем кто-либо другой, не усмотрел ничего еретического или порицаемого в мистических и трансцедентальных взглядах нового Реформатора.
«В его взглядах», — говорит автор «Гностиков», имея в виду Климента, — «Василид не был еретиком, т. е. новатором в отношении доктрин христианской церкви, а только теософским философом, который стремился выразить древние истины, в новых формах и, возможно, соединить их с новой верой, истинность которой он мог допустить без нужды отказа от старой, в точности так, как теперь обстоит дело у ученых индусов в наши дни» [410, с. 78].
Не так было у Иринея и Тертуллиана.[189] Главные труды последнего против еретиков были написаны после его отделения от католической церкви, когда он встал в ряды ярых последователей Монтана, и эти труды кишат нечестивостью и фанатичными предрассудками.[190] Он преувеличивал каждое гностическое мнение, доводя его до чудовищной нелепости, и его аргументы не обоснованы на принудительном рассуждении, а только на слепом упрямстве фанатика-приверженца. Обсуждая Василида, «благочестивого, богоподобного теософского философа», каким его считал Климент Александрийский, Тертуллиан восклицает:
«После этого Василид, этот еретик, сорвался с цепи.[191] Он утверждал, что существует Верховный Бог по имени Абраксас, которым был создан Разум, называемый греками Ноус. Из нее эманировало Слово; из Слова — Провидение; из Провидения — Сила и Мудрость; из этих двух опять — Силы, Господства[192] и Власти произошли; отсюда бесконечные творения и эмиссии ангелов. Среди самых низших ангелов, действительно, и тех, кто строили этот мир, он помещает последним из всех бога евреев, в котором он не признает самого Бога, утверждая, что это только один из ангелов» [484].
