Исабель тихо кивнула ей. Ужасно.
— Рахиль, мне очень жаль об этом говорить, но мне кажется, я видела его автомобиль, пока тебя рвало, — осторожно сказала она. — «Мерседес». Черный. Один из сотен миллионов.
Долгое время они стояли молча, и свет на небе постепенно начал блекнуть.
Что теперь?
— Вы с Йошуа не должны отдавать ему деньги, — наконец прервала молчание Исабель. — Вы не должны разрешать ему диктовать условия. Нам нужно выиграть время.
Рахиль посмотрела на Исабель так, словно та была грешницей, плюющей на все, во что она верила и что почитала.
— Выиграть время? Я не знаю, о чем ты говоришь, и даже не уверена, что хочу знать.
Рахиль взглянула на часы. Они подумали об одном и том же.
Скоро Йошуа сядет на поезд в Виборге с мешком, набитым купюрами, и в глазах Рахили это было единственно возможное развитие событий. Деньги будут переданы, и дети будут освобождены. Миллион — это много, но они как-нибудь справятся. Несмотря ни на что. И пускай Исабель не ставит палки в колеса этого механизма. Рахиль обозначила эту позицию со всей очевидностью.
Исабель вздохнула.
— Послушайте, Рахиль. Мы обе с ним встречались, и он самый жуткий человек, с которым только можно иметь дело. Подумайте о том, как он обманул нас обеих. О том, что все его слова и фразы были настолько далеки от истины, насколько только можно себе представить. — Она взяла Рахиль за руки. — Вашу веру и мою детскую очарованность он использовал как орудия. Обнаружил именно те сферы, где мы наиболее уязвимы. Обманул наши самые сокровенные чувства. А мы поверили ему. Понимаете? Мы доверились ему, а он обманывал, да? Вы не можете этого отрицать. Знаете, как сильно я хочу покончить с этим раз и навсегда?
Естественно, Рахиль знала, она не была глупой. Однако ей не нужна была катастрофа. Она не стремилась сокрушить в пыль свою слепую веру, Исабель видела это. А потому Рахили пришлось проникнуть в такие глубины, откуда вели свое происхождение все первобытные инстинкты, чтобы обрести свободный полет мысли и полностью отмести земные аргументы и понятия. Жуткое путешествие к познанию. И Исабель проделала его вместе с ней.
Когда Рахиль вновь открыла глаза, было ясно — теперь она поняла, насколько близко к пропасти стоит. Что ее детей, возможно, уже нет среди живых. Что так и обстояло дело с самого начала.
Сделав глубокий вдох, она хлопнула Исабель по рукам, выразив так свою готовность.
— Что ты придумала?
— Мы сделаем так, как он просил, — ответила Исабель. — Когда замигает стробоскоп, мы сбросим с поезда мешок, как нам и было приказано, только без денег. И когда он подберет и откроет его, то обнаружит там вещи из этого дома, что послужит доказательством нашего визита.
Она наклонилась, подняла с земли амбарный замок и фонарь и взвесила на руке.
— Мы положим в мешок два этих предмета и кое-что из его одежды, а еще записку, в которой оповестим его о том, что напали на его след. О том, что мы знаем о его убежище, что нам известно имя, под которым он действует, и мы держим это место под наблюдением. Что мы готовимся напасть на него; вопрос только в том, сколько нам понадобится времени. Мы напишем, что он получит свои деньги, однако пусть подумает над тем, как гарантировать нам получение детей взамен. До этого — никакого выкупа. Нам нужно оказать на него давление, иначе диктовать станет он.
Взгляд Рахили опустился.
— Исабель, — сказала она, — мы с тобой находимся в Северной Зеландии, держа в руках замок и ворох его одежды, ты еще не забыла? Мы не успеем к отправлению поезда из Виборга. Нас не окажется в поезде на перегоне между Оденсе и Роскиле, когда он включит свой стробоскоп. — Затем она посмотрела на Исабель в упор и буквально прокричала ей в уши все свое разочарование: — Как мы выбросим ему этот несчастный мешок? КАК?
Исабель взяла ее за руку. Рука оказалась ледяной.
— Рахиль, — спокойно сказала она. — Мы успеем. Сейчас отправимся в Оденсе и встретимся с Йошуа на перроне. У нас море времени.
В следующий момент Исабель увидела Рахиль, которую она еще не знала. Это была не мать, потерявшая детей, и не крестьянка, живущая в Доллеруп Баккер. В ней не осталось ничего провинциального, ничего заурядного. Она стала иной. И с такой Рахилью Исабель была не знакома.
— Вы не думали, почему он хочет, чтобы мы совершили пересадку именно в Оденсе? — спросила Рахиль. — Ведь существует масса других вариантов, правда? Я уверена — потому что за нами следят. Кто-то поставлен на станции в Виборге, и еще кто-то — в Оденсе. — Затем этот странный взгляд исчез. Рахиль обратила его внутрь. Она была в состоянии задавать вопросы, но не в состоянии сразу же принять ответ на них.
Исабель на мгновение задумалась.
— Нет, не думаю, что это так. Он лишь стремится ввергнуть вас в стресс. Я уверена, что он действует в одиночку.
— Почему ты так уверена? — Рахиль даже не посмотрела на нее.
— Он такой человек. Все держит под мощнейшим контролем. Он точно знает, что именно он сделает и когда. К тому же он обладает удивительным даром все просчитать. Пробыв в баре всего несколько секунд, он смог выбрать меня в качестве своей жертвы. Спустя несколько часов довел меня до оргазма в тот самый момент, когда было нужно. Готовил завтрак и произносил слова, которые западали мне в голову на целый день. Каждое движение было звеном его плана, и он осуществлял этот план виртуозно. Он не может работать с подельниками. К тому же тогда и выкуп маловат. Он не станет ни с кем делиться.
— А если ты ошибаешься?
— Вот именно — что тогда? Разве не все равно? Это ведь мы выдвигаем ультиматум сегодня вечером, а не он. Мешок просто засвидетельствует то, что мы действительно были в его укромном уголке.
Исабель оглядела полузаброшенные владения. Кто он такой, этот изворотливый человек? Почему шел на такие поступки? Ведь с таким сочетанием внешности, блестящего ума и манипуляторских способностей он мог найти себе применение где угодно.
Понять было сложно.
— Едем? — предложила Исабель. — Пока можете позвонить мужу и ввести его в курс дела. А потом подумаем, что изложить в письме, которое мы опустим в мешок.
Рахиль затрясла головой.
— Я не знаю. Я боюсь. Я вполне понимаю твои намерения, но не раздавит ли это похитителя окончательно? Не может ли он просто бросить свою затею и улизнуть? — Ее губы завибрировали. — А что тогда будет с моими детьми? Не скажется ли это каким-то образом на Магдалене и Самуэле? Возможно, он прирежет их или совершит еще что-нибудь ужасное. Ходят такие страшные слухи… — Из глаз ее потекли слезы. — А если он это сделает, что тогда сможем сделать мы, Исабель? Как мы тогда поступим, ответь мне?
28
— Черт возьми, Ассад, что стряслось в Рёдовре? Я никогда прежде не слышал, чтобы Антонсен так возмущался.
Ассад дернул стул.
— Карл, не принимай слишком близко к сердцу. Просто произошло недоразумение.
Недоразумение?! В таком случае можно сказать, что и Великая французская революция разразилась по чистому недоразумению.
— Тогда не объяснишь ли мне, каким образом это недоразумение вылилось в то, что два здоровых мужика покатились по полу датского отделения полиции, измолачивая друг друга в фарш?
— Куда?
— В фарш означает «в голову». Да ты и сам, будь неладен, в курсе, по каким именно частям тела ты колотил Самира Гази. Приди в себя, Ассад. Мне нужно членораздельное объяснение. Откуда вы друг друга знаете?
— А мы и не знакомы вовсе.
— Ай-ай, Ассад, так дело не пойдет. Абсолютно незнакомого человека никто не станет колотить ни с того ни с сего. Если тут замешана борьба за главенство в семье, или брак по принуждению, или чертовы понятия о чести, выкладывай все начистоту. Нам необходимо расставить все по местам, иначе тебе нельзя будет здесь работать. Не забывай, что Самир полицейский, а вот ты — нет.
Ассад наклонился в сторону Карла с печальным выражением лица.
— Я могу хоть сейчас уйти, если ты так хочешь.
— Я искренне надеюсь от твоего лица, что наша с Антонсеном старая дружба удержит его от мысли просить меня о таком решении. — Карл перегнулся через стол. — И все же, Ассад, когда я тебя о чем-то спрашиваю, ты должен отвечать. И, хочешь ты или не хочешь, я все равно чувствую, что здесь что-то нечисто. Возможно, настолько нечисто, что будет иметь более серьезные последствия для твоего пребывания в этой стране, чем потеря этой обалденно фантастической работы. Это, если хочешь знать, мое мнение.
— Тогда, может, установишь за мной слежку? — ответил он. Слово «обиженный» было бы чересчур мягким описанием его выражения лица.
— Тут есть какая-то связь с вашими прежними пересечениями? Например, в Сирии?
— Нет, не в Сирии. Самир — иракец.
— Значит, ты согласен с тем, что у вас с ним какие-то счеты? Но при этом вы друг с другом не знакомы?
