быть, теперь тебе очевидно, что не стоило с ним трахаться! О, Богиня, я не требовал от тебя многого, только немного верности!
— Ты говоришь мне о верности? — угрожающе прошипела Зоя. — Ну что ж, я готова к ней. И потому ты больше меня не коснешься.
Она хотела было пройти мимо него в гостиную, но Карл с воем обхватил ее колени, прижался лбом к ногам, и так застыл. Так это было неправильно, что Зоя смягчилась, даже несмотря на только что произошедшую между ними сцену. Карл все-таки был всем ее миром, ее гейсом, частью ее судьбы — и если роман с человеком стал ее бунтом против того, то теперь изгнанник возвращался в то место, что стало для него важнее Сияющей страны — в сердце своей Виды.
Зоя тяжело задышала, вдруг осознав, что это не нужно ей, чтобы успокоиться. Как и рядом с Габриэлем, с Карлом она острее чувствовала свою неестественную природу, нежели привыкла за последние полгода. Зоя наклонилась и подняла своего принца с колен, обняла, одновременно извиняясь и мысленно моля о возвращении прежних дней. Девушку как-то остро вдруг ударило осознание того, что за окном осень, и отчего-то эта мысль ее расстроила. В гостиной послышались шорохи, но Зоя их не услышала: она прижалась к Карлу, купаясь не столько в тепле его тела или излучаемой магии, сколько в воспоминаниях о былом, вдруг начавших накатывать на нее с яркостью и стремительностью гораздо большей, чем когда-либо во снах.
А тем временем Карл видел, что Айкен за ними наблюдает и не смог сдержать торжествующей улыбки, только спрятал ее в зоиных волосах, зарываясь в них носом. Они обнимались не как чужие, внезапно почувствовавшие тягу друг к другу, с болью подумал Айкен, напротив, они выглядели как родные, давно знакомые, даже ни разу не расстававшиеся возлюбленные… Как будто не было веков разлуки, никакого Айкена, никакого Эдмунда — только они двое и их любовь. Экс-полицейский не хотел смотреть на это, и все же отвернулся с большим трудом.
— Он все-таки ее король, — сказал за его спиной Хэвен, словно бы ни к кому конкретно не обращаясь. Когда Айкен обернулся, мужчину уже больше интересовала раскладушка, чем Карл и Зоя.
Королева Медб прибыла во дворец Габриэля с — на первый взгляд — ежемесячным визитом вежливости. Но на самом деле, сегодняшнее ее посещение было гораздо мучительней, чем большинство предыдущих. Если до того Габриэль просто пытался затянуть правительницу Благих к себе в дом, безуспешно соблазняя век за веком, то теперь Медб ощущала, что обязана быть с королем рядом, даже пусть вопреки своей воле. Он задумал недоброе.
По коже молодой женщины пробегали мурашки, которые бывают только от страха, не от холода. Почти забытое ощущение — последний раз она чувствовала нечто подобное в своем последнем земном бою, когда сложила голову. Страх смерти больше не возвращался к ней никогда, даже во время битв между темными и светлыми сидами, когда после изгнания Натаниэля разгорелась кровопролитная война за трон Благого Двора.
Коридоры Дворца были темны, только возле движущейся — мягко, будто плывя в своих юбках — Медб загорались свечи в канделябрах, крепящихся к стенам. Голубое пламя вспыхивало на несколько мгновений, а потом гасло за спиной Благой леди. Изящная, изысканная магия, но сейчас мысли королевы были тревожны, и свечи нерешительно мигали. В воздухе пахло грозой, надвигающейся и прошедшей одновременно, странное, раздражающее ощущение, особенно оттого, что в холмах не бывает дождя. Именно поэтому сиды его не любят. Этот запах значит только одно… Кто-то взывал к запретным силам. Либо слишком древним, либо к свежим, выдуманным людьми (не оружию и не технике, нет, но смертные сейчас рождают не меньше богов, чем в древности, однако теперь они хитрей и, как правило, злее). Медб не могла бы сказать точно — к счастью, она взошла на трон уже после того, как к ним в последний раз наведывался Кронос.
Впрочем, это его имя было только эвфемизмом. Смертные древности или сиды, и те, и другие в равной степени верили, что безопаснее не называть лихо по его настоящему имени.
Королева надеялась, что ошиблась, но, когда распахнула двери покоев Габриэля, поняла, что, к сожалению, все обстояло самым худшим образом. Правитель Неблагого Двора взывал к Кроносу.
В первую секунду Медб показалось, что у ног короля сидит та самая девка, которая недавно оскверняла праздник своим присутствием, приволокла смертного, угрожала ей, королеве… Но нет. Вида у ног Габриэля была похожа на ту, рыжую, но и выглядела, и на магическом уровне ощущалась иначе. Ее душа была совершенно иная — молодая, почти детская. Медб даже передернуло. Конечно, владыка Неблагих был способен на многое и в былое время, но теперь он перешел черту. Повторно решиться на страшнейшее преступление, караемое смертью? Да еще и использовать для своего черного колдовства чистое существо, обрекая его на вечное скитание в искусственной оболочке? Ужасно. Но не неожиданно.
— Не бойся, — король опустил руку на голову девушке, та блеснула единственным глазом из-под черной челки. — Она не кусается. В отличие от той, первой, отступницы.
— Я так не думаю, — пробормотала Медб, почти физически ощущая неприязнь куклы. — И на кого же ты намерен свалить это преступление? На меня?
Она рассмеялась коротко и хрипло. Хотела придать и хохотку, и голосу интонацию презрения, но не смогла скрыть страх.
— Зачем же? Кто может спросить с меня? Теперь я король!
— В таком случае тебе не следовало будить лихо, Габриэль, — королева больше не называла его «дорогой», Габриэль стал ей омерзителен. Медб даже подозревала, что король лишился рассудка. И, возможно, довольно давно, просто она, в беспечном ослеплении его подарками, не хотела ничего замечать. — ты в неурочный час призвал того, кто спросит за камни. И я намерена остаться в стороне, если смогу. Пусть этот шторм, что вызвала не я, пройдет мимо.
Медб развернулась, шелестя юбками, и направилась прочь.
Вслед ей посмеивался Габриэль, голубой глаз новой Виды сверкал во тьме.
— Никто не останется в стороне, королева, кто касался меня. Никто.
Потихоньку атмосфера в квартире Айкена, казалось бы, начала выравниваться. Прошли сутки, состоящие целиком из суматохи, обсуждения планов и построения догадок относительно тактики Габриэля. Хэвен, Айкен и Зоя сидели в гостиной, склонившись над столом, что-то чертили на листах А4, графики, руны — все вперемешку. И только Карл не был включен в эту общность. Он хотел бы воображать, что отрезан от группы исключительно потому, что он принц, но даже
