– Ну, и, разумеется, – Роберт поднял указательный палец, тускло блеснуло на нем дорогое кольцо, – сканируйте настроения в высших эшелонах региональной власти. Вспомните американскую историю: вожди индейских племен за нитку бус и кремневое ружье отдавали свою землю… И как раз в Саратове эти самые вожди первыми в России начали распродажу земель.
– Бусами здесь не обойдется.
– Неважно. Все, что имеет настоящую цену, в России продается за доллары. Себестоимость же одной купюры всего 17 центов, так что это хороший бизнес! Ведь печатный станок в наших руках…
– В наших? – зачем-то уточнил Карел.
– В руках резервной федеральной системы, – тут же поправился Роберт, из чего Бредли заключил, что куратор, вероятно, записывает их разговор. Бюрократия везде одинакова, и Роберту надо отчитаться за произведенные траты: в Саратов Карел Бредли и его дочь Гертруда отправлялись за счет американских налогоплательщиков.
Теперь все принципиальные вопросы были решены. Осталось уладить ряд технических моментов. Поскольку оба были профессионалами, это не заняло много времени. В конце беседы они перешли на английский. Споласкивая руки розовой водой, Роберт посмотрел на свой «Роллекс», и вдруг застенчиво попросил:
– Наш московский резидент очень мне хвалил московские часы фирмы «Полет». По качеству не уступают швейцарским, а в дизайне есть что-то особое – сглаженный стиль «милитари», ностальгические имперские нотки. Если не сложно, возьмите мне их хронограф – такими в свое время пользовались советские штурманы…
«Что же, у каждого есть свои маленькие слабости», – подумал тогда Карел, позволив себе чуть обозначить улыбку. И тут же получил за эту вольность по полной схеме:
– И себе купите такие же, то ваша золотая игрушка опаздывает на целых три минуты!
Когда Бредли попытался защитить честь своих «Константин Вашерон», вышло еще хуже:
– Если часы ходят точно, то почему же вы опоздали ко мне на встречу? – резко сказал Роберт, но тут же по американской привычке оскалился во все тридцать два зуба: – Ладно, ладно, не оправдывайтесь. Лучше поспешите, ведь у вас еще одна встреча сегодня вечером, не правда ли?
Карел побагровел: чертов куратор был прав. Его ждала встреча с Асланбеком Чилаевым.
И эта вторая перед поездкой в Россию встреча прошла, как надо – мирно, дружески, без срывов. Под конец Бредли не удержался, спросил Чилаева, откуда он знает Роберта, и не будет ли Роберт помехой их маленькому – на парочку миллионов в год – бизнесу в России?
Асланбек – у Роберта, что ли, научился – улыбнулся белозубо и заверил, что, напротив, все под контролем. В завершение чеченец передал ему дискету в золотистом футляре…
Хлопок шампанского за соседним столиком вернул Карела Бредли к действительности. А именно в поволжский город, казавшийся с Манхэттена далеким и загадочным. Футляр с дискетой был на месте. Сегодня вечером, если Матка Боска Ченстоховска не отвернется от Карела, он благополучно ее передаст, и – все! Все…
Бредли оглянулся, отыскивая глазами дочь. Гертруда, кажется, держала слово не доставлять отцу хлопот. Чинная и важная, в мужской рубашке с галстуком, она сидела рядом с хлыщом из областного правительства, благосклонно внимая его речам.
Убедившись, что с этой стороны его не ожидают неприятности, Бредли переключился на соседа по столу, хотевшего продавать дистанционно управляемый самолетик для разведки наземных целей. Роберта это могло бы отчасти заинтересовать. Но продавец самолетов-разведчиков в настоящий момент сам находился на автопилоте, внезапно закосев от последнего фужера. Что было неудивительно, ибо отчаянный этот человек пил фужерами водку.
Теперь ничто не мешало Бредли насладиться разворачивавшимся на подиуме действом. Конкурс «Мисс бюст» вступал в решающую фазу. В финале должны были встретиться две участницы под псевдонимами Бантик и Сорвиголова.
Первой вышла вот эта последняя. С такими формами голова ей вовсе была ни к чему. Тем более, что присутствовала она на красивых покатых плечах чисто номинально. По размашистым движениям и не вполне уверенной походке самодеятельной стриптизерши легко определялась легкая степень алкогольного опьянения.
Со второй попытки Сорвиголова освободилась от темно-синего пиджачка, вслед за которым незамедлительно последовал и бюстгальтер внушительных размеров. Ну а под ним…
Вытаращив глаза, Карел Бредли сумел таки пораскинуть своим рациональным европейско-американским умишком и понял, что следующему номеру под псевдонимом Бантик ловить нечего. Приз достанется Сорвиголове. Ибо трудно представить, будто матушка-природа расщедрилась еще на парочку таких украшений, по сравнению с которыми пресловутые «ведерки для угля» английских «томми», сиречь каски, окажутся жалкими наперстками.
Бредли почувствовал сухость во рту. Зал разогрелся и полноценно разделял его чувства, аплодируя каждому движению женщины, в свою очередь тоже входящей во вкус. С видимым облегчением избавившись от синей, в тон пиджачку, юбки, Сорвиголова замерла в раздумье: что снимать дальше? Мнения зала разделились. Нетерпеливые указывали на колготки, другие, относительно трезвомыслящие, к которым принадлежал и Карел Бредли, справедливо подсказывали, что предварительно надо скинуть туфли.
Женщина тряхнула кудряшками светлых волос, при этом ее милые губки произнесли одно или несколько слов, расслышать которые Бредли не сумел из-за поднявшегося гвалта. Шум еще более усилился, когда Сорвиголова большими шагами скрылась за кожаной портьерой. Но гомон мгновенно утих, едва женщина снова явилась на свет Божий, и именно в том виде, в каком была на этот свет произведена.
Кроме бриллиантовых сережек, вспыхивавших в лучах разноцветных софитов, она ничего на себе не оставила. В полной тишине она со слоновьей грацией продефилировала по краю подиума, в какой-то момент оказавшись совсем рядом со столиком Бредли.
Очнувшийся от пьяного сна коммерческий директор авиационного объединения громко прошептал:
– О, господи! Вакханка юная! Да нет, Венера! Афродита Каллипига! [38]
Но Карел Бредли с ним не согласился. Какая, к черту, Венера! На него пахнуло запахом духов и пота, а еще – первобытной исконной силой, нерастраченной дремлющей мощью. От женщины веяло не только винно-табачным перегаром, но и бесшабашной молодецкой удалью, в ее глазах сверкала пожарами темно-синяя ночь. Та ночь, когда на стенах древних русских городов, осажденных монгольскими полчищами, рядом с мужиками бились бабы в холщовых рубахах. Та ночь, когда дебелых славянок, доставшихся в качестве ясака, степные разбойники перекидывали через луку седла, увозя в полон. Та ночь, когда широкобедрые и крепкогрудые, рожали они сыновей богатырских ста́тей, расширявших пределы Российской империи от царства Сибирского до царства Польского и княжества Финляндского…
По спине Карела Бредли побежали мурашки. В образе поддатой женщины, раздевшейся на потеху пьяным же уродам, бесшабашной, не сознающей своей силы, одинаково готовой грешить и молиться, предстала Карелу сама Россия – ограбленная, униженная, обманутая смутьянами всех мастей от коммунистов до либерастов, споенная и обленивленная, но еще способная на порыв. Способная с легкостью угробить в этом порыве весь подлунный мир своими ржавыми ракетами. Или спасти его наготой, добротой, смирением и полной открытостью.
Они на все были способны – и Россия, и эта женщина, в объятиях которой гражданин США Карел Бредли почему-то не желал бы очутиться…
Неловко поклонившись, новоявленная звезда стриптиза мирно пошлепала за кожаную портьеру, сверкая уже не бриллиантами, а босыми пятками. Бедра были по-мальчишески стройными, на пояснице играли ямочки.
«Господи, – подумал Бредли, – еще и ямочки! Ну, это уже слишком!».
В своей Америке он забыл, что Россия – щедрая страна.
А Токмакову, который тоже смотрел на подиум, затаив дыхание, эта гибкая в талии женщина вдруг напомнила шпагу. Стремительную, сверкающую шпагу «Попрыгунью», закаленную кровью.
Глава шестая
Язык тела
1. Встреча старых «друзей»
С тех пор, как в его жизнь впервые вошла ОРД – оперативно-розыскная деятельность, у Токмакова выработалась привычка наблюдать жанровые сценки. Как люди знакомятся на улице, что делает женщина, сломавшая каблук, почему сантехники разрывают пачку «Беломора» не с того края, как другие курильщики?
По-английски это называется «боди лэнгвич» – язык тела. Вот и в ночном клубе с поэтическим названием «Клозет» Вадим Токмаков внимал не только всем понятному «языку тела» Людмилы Стерлиговой, являвшей щедрость души и всего остального под в псевдонимом Сорвиголова. Одновременно он поглядывал в зал, наблюдая за тщедушным субъектом в джинсах и кожаном жилете с бахромой, которому до уровня лихого парня с Дикого запада не хватало лишь «кольта» знаменитой модели 1872 года «Писмейкер».
