Сорвиголова, она же сотрудник Департамента коротношений Стена-банка Людмила Стерлигова, получила за участие в конкурсе поощрительный приз, выдержанный в духе заведения – миниатюрный унитаз с золотой крышкой.
Вадим Токмаков протиснулся сквозь толпу желающих поздравить со знаменательным событием:
– У меня тоже есть для вас подарок.
Людмила сразу узнала его:
– А это, случайно, не бланк налоговой декларации? Заранее заявляю, что награды за победы в спортивных соревнованиях налогами не облагаются. А чем был этот конкурс, как не разновидностью бодибилдинга?
– Вы плохо обо мне думаете.
– А как я еще должна думать о финансовой разведке?
При упоминании о налоговой декларации толпа поклонников Сорвиголовы поредела. Оставшиеся физические лица старались держаться от Вадима подальше, что сейчас было ему только на руку: он вплотную приблизился к новоявленной звезде стриптиза.
– Вот видите, – сказала она, с усмешкой тряхнув головой. Сверкнули глаза и камни в серьгах. Глаза были в тон синему костюму из мелкого вельвета и смотрели трезво. Трезво и безумно устало.
На мгновение Токмаков устыдился задуманного. Но быстро одолел недостойное опера чувство, постаравшись сообщить лицу выражение максимального благородства:
– Может быть, отойдем, где потише?
– Кроме «нумеров» в этом бардаке везде шумно.
«Так ты, голубушка, и про нумера знаешь?» – с непонятным ожесточением подумал Токмаков и уже без колебаний приступил к осуществлению плана номер два. Он был прост как гвоздь: рассказав Стерлиговой о скрытой видеосъемке, вручить ей кассету без всяких условий. Проявить душевное благородство. Продемонстрировать спецслужбу с человеческим лицом. Или просто человеческое лицо.
В конце концов, это был честный мужской поступок. Неужели Людочка не отзовется на него со всей щедростью своей души?
И она отозвалась! Повертев кассету в длинных сильных пальцах, отыскала взглядом столик, за которым сидели ковбой с поникшими плечами и шеф-редактор Педулаев в пиджаке цвета «персик»:
– У, гнида! А мне он предлагал бесплатно раздеться в прямом эфире во имя чистых идей «фрайкёрперкультур».
– С чистых идей все революции как раз и начинаются, – подхватил Токмаков.
– Да. «Фрайкерперкультур» – культура свободного тела, с этого лозунга в 1903 году начиналось нудистское движение в Германии…
– Звучит лучше, чем «пролетарии всех стран, объединяйтесь». Но все же странно, что первыми начали разоблачаться немцы, – удивился Токмаков. – Самая дисциплинированная нация, верноподданные…
– Ничего странного! Наоборот, закономерно. Чем больше гнет, тем сильнее тяга освободиться, сбросить все – одежду, условности, мещанские правила приличия! У нас в России женщина всегда была задавлена – дети, свекровь, муж-пьяница. А в СССР еще и на работу погнали – шпалы мостить, кирпичи класть. А женщина – это… Короче, я всех своих подруг привела на дикий пляж! Только он не дикий, а наоборот – культурный! Дикари те, кто жмутся и глазеют на нас в бинокли… Надеюсь, вы не из таких?
Внимая страстному монологу Людмилы Стерлиговой, Вадим порадовался, что сейчас не лето и таким образом не придется держать испытание нудистким пляжем. Внутренний голос сразу предупредил о возможном провале теста из-за нормальной реакции организма на обнаженных женщин.
Но вслух об этом говорить не стал:
– Вы так убедительно излагаете, что просто тянет присоединиться к вашему движению. Этот, который в персиковом пиджаке, не зря вас заманивал в свою передачу.
Стерлигова наградила шеф-редактора еще парочкой лестных эпитетов:
– Педрила, жмот несчастный! Но это бы еще ничего, для пропаганды нашего движения я бы и без денег выступила, но…
– Муж ревнивый? – спросил Вадим с надеждой, заполняя возникшую паузу. Надежда была слабой, но, чем черт не шутит, пока Бог спит. Если Вадим угадал, то ценность видеокассеты и одновременно благородного поступка оперуполномоченного, эту кассету передавшего, возросли бы немерено.
– Нет, я мать-одиночка, – усмехнувшись, обрушила хрупкий за́мок его надежд Людмила Стерлигова. И тут же засобиралась: – Мне пора, приятно было встретиться в неофициальной обстановке.
– Взаимно.
– А за кассету вам спасибо. Надо же, козлы какие!.. – идейная нудистка опять выдерживала паузу, только на этот раз Вадим ей не пришел на помощь, и она сказала то, что он ждал:
– Получается, будто я перед вами в долгу? У нас на Волге так не принято…
Всем своим видом Токмаков выражал смирение.
– Если не ошибаюсь, вы хотели осмотреть бункер Сталина?
Токмаков сдержанно кивнул, мысленно с воодушевлением потирая руки. Коготок увязнет – всей птичке пропасть. План номер два начинал осуществляться.
– Тогда… завтра в десять у драмтеатра, – сказала «птичка», ничего не знавшая о плане номер два.
– Утра или вечера? – уточнил Вадим.
– Конечно, утра! За кого вы меня, собственно…
– Я принимаю вас за милую интеллигентную женщину, с которой будет приятно сходить на экскурсию… Не потеряйте кассету.
– Ни в коем случае.
– До встречи, которой я жду с нетерпением.
– До встречи. Я постараюсь, чтобы она вас не разочаровала.
Приятно говорить такие слова, если они идут от чистой души.
Приятно слышать такие слова, даже если не особенно им веришь.
3. «Сладкие» парочки
Людмила Стерлигова вернулась за столик, где ее ждали двое сотрудников службы безопасности Стена-банка. Старший был с седым ежиком, младший, осуществлявший слежку за персоналом вне стен банка, маскировался под плейбоя, имея лошадиный хвостик и сережку в ухе:
– О чем это вы так нежно бакланили? – с металлом в голосе спросил он, когда Людмила подошла. – Почему ты его сразу к себе не пригласила? Ну!
– Что я, шлюха, по-твоему? – второй раз за две минуты попыталась определить свой статус Людмилы Стерлигова, но уже более агрессивно: – Лучше сопли подбери, чмо болотное!
– Спокойнее, молодежь! Нам вместе работать, зачем пылить без толку? – сказал седой с ежиком, бывший не кем иным, как начальником службы безопасности Петром Трофимовичем Костомаровым. Он сильно сдавил запястье молодому: – А ты вот молчи, молчи пока не спросят. Первое слово за госпожой Стерлиговой, любезно согласившейся…
– Не будем уточнять, – поспешно перебила его женщина.
– Одно маленькое уточнение я все же хотел бы получить… Если позволите…
Людмила кивнула.
– Как по-вашему, рыбка не сорвется с крючка?
Стерлигова пожала плечами. Но это движение, короткое, энергичное, и вместе с тем удивительно женственное дало понять Костомарову, что девяностокилограммовая «рыбка» из петербургского управления финансовой разведки, чьи прямые плечи раздвигали сейчас бухую толпу, никуда не денется. Крепко заглотила крючок с наживкой.
В мужчинах, с которыми разговаривала Людмила Стерлигова, Иван Гайворонский без труда определил сотрудников службы безопасности Стена-банка. В другой ситуации он бы обратил на это внимание. Но не сейчас.
Другая парочка, случайно оказавшись в поле зрения, сразу приковала внимание бывшего опера из УНОНа [40] . Он срисовал их влет, сомнений не было – Ноздря и Чуй, наркодельцы из сопредельного государства.
В бывшей братской республике, а ныне суверенном государстве, где плантации конопли, эфедры и мака занимают миллион гектаров, имена этих бравых ребят были хорошо известны. Ещё во времена Советского Союза каждый из них контролировал по солидному участку в Чуйской долине, куда устремлялись за добычей наркокурьеры из других республик… И теперь шести тысяч тонн чуйской конопли хватает на всех заготовителей СНГ. Тем более, войсковые операции с привлечением вертолетов, как в былые времена, против них теперь не проводятся.
Ноздря и Чуй (первый был русским, второй казахом) поднялись и разжирели. Сами они больше на чуйских «планах» не отсвечивали, переключившись на международные проекты, но по-прежнему работали парой. Последний раз мелькнули в Саратове весной этого года, закупив полсотни тонн разной химии, причем кредит брали в Стена-банке.
Иван Гайворонский, запоздало узнав об этом, посоветовал председателю правления банка сразу считать кредит невозвратным…
Быстро прокрутившись в голове Ивана Гайворонского, эта информация заставила его встряхнуться, забыв о косичках Бантика, бюсте Сорвиголовы и ароматной шведской водке «Аква вита» на столе. Образом его жизни – и выживания – была тотальная недоверчивость, способом существование – проникновение в чужие секреты. Решительность, подвешенный язык и располагающая внешность позволяли добиваться цели.
Плюс соответственное техническое оснащение. Гайворонский давно обзавелся необходимым арсеналом «рыцаря плаща и кинжала». В его небольшом кожаном кейсе всегда наличествовал широкополосный сканер, позволявший прослушивать эфир в диапазоне от служебных радиостанций до радиотелефонов, набор микрофонов – «закладок», несколько оптических приборов. На неотложный случай был комплект моментального реагирования «Спутник».
