– Ничего не успел. Вы же видели, чем закончилась моя беседа с Протопоповым.
– Бурно, что и говорить! Пожалуй, лучше бы попридержать карты, а не раскрывать сразу, как сделали вы.
– Всё равно рано или поздно этот разговор состоялся бы. По крайней мере будет теперь знать: я не из тех, кто позволяет собой помыкать.
– Все это верно, но… Впрочем, на эту тему мы ещё поговорим. А сейчас пошли, я покажу вам койку. Здесь много свободных.
– Ожидается новое пополнение?
– Чёрт его знает! Нас здесь так содержат, что и носа из казармы не высунешь. Сами сейчас увидите.
Двор казармы, куда они вышли, напоминал большой каменный колодец. Его стенами служили четыре одинаковых пятиэтажных дома, составлявших единое архитектурное сооружение. С внешним миром двор соединялся лишь высокими воротами, обшитыми железом, а теперь крепко запертыми. Наглухо была закрыта и арка со стороны улицы, расположенная на северной стороне, прямо напротив ворот. В подъезд арки выходило несколько дверей, очевидно недавно и наспех сделанных.
На асфальтированном дворе не было ни деревца, ни кустика. Лишь в центре на маленькой круглой площадке, пестрели клумбы, над которыми зонтиком раскинулся туго натянутый тент.
– Место развлечений и отдыха? – улыбнувшись, спросил Сомов.
– Парильня! – скривился Домантович. – От казармы пышет жаром, сверху припекает, сунешься сюда днём – чувствуешь себя как карась на сковородке… Вон единственное место, где можно отдохнуть душой. – Он кивнул головой в сторону подъезда.
– А что там?
– Во-первых, и самое главное – небольшой бар. А вообще целый комбинат бытового обслуживания: лавчонка, парикмахерская, чистильщик обуви, он же сапожник.
– А вы неплохой чичероне.
– А я здесь на манер квартирмейстера. Сопровождаю всех новичков.
Комната, в которую Домантович привёл Сомова, производила странное впечатление. Большая и длинная, в два света: вверху, под самым потолком, четыре узких оконца напротив двери и два обычных окна на левой стене.
– Нечто вроде модернизированного каземата, пошутил Сомов.
– Там улица, – коротко пояснил Домантович, глазами указывая на окна-бойницы, и уже иным, деловым тоном спросил: – Вы хотите поближе к окну или подальше?
– Если можно, поближе, всё-таки воздух.
– Тогда занимайте вот эту – первую от входа. Вещи можете положить в тумбочку стола, он полностью в вашем распоряжении… А теперь отдыхайте…
Козырнув, Домантович вышел.
Теперь Сомов мог внимательно осмотреть свою новую обитель. Два ряда коек, выстроившихся вдоль стен, между ними маленькие однотумбовые столики, на каждом чернильница… Бельё и одеяла приличные… Остроумно: спинка кровати в ногах приспособлена под вешалку для одежды… В глубине комнаты у стены круглый стол, верно для общего пользования. Газеты. Несколько брошюр. И все, конечно, о прелестях «свободного мира». А вот и рассказы «беглецов с востока». Здесь думают не только о плоти, но и о духовной пище. Любопытно. Придётся просмотреть всё это… Но прежде всего надо привести в порядок собственные мысли. Удачно ли произошло его «приземление» в лагере бывших власовцев?
Тот, кто назвал себя Сомовым, придирчиво обдумывал каждый свой шаг, каждый поступок. Кажется, всё правильно. Даже лучше, чем можно было ожидать. Острая стычка с Протопоповым, безусловно, сыграет роль лакмусовой бумажки – поможет распознать расстановку сил, а главное, напасть на след человека, стремящегося вернуться в Советский Союз и, возможно, уже установившего связь с комиссией по репатриации. Вместе им будет легче обезвредить Протопопова, помешать осуществлению коварных замыслов Думбрайта, Нунке и тех, кто за ними стоит.
Решив, что старт взят верно, Григорий разделся и в одних трусах лёг в постель. И только коснувшись головой подушки, понял, как безмерно устал. Несколько часов полёта, сорокакилометровое путешествие на автобусе от Мюнхена, стычка с Протопоповым, нервное напряжение, которым сопровождалось его перевоплощение в Сомова, – всё давало себя знать.
Но отдохнуть не пришлось. Не успел он задремать, как кто-то тронул его за плечо. У кровати стоял уже знакомый майор – один из партнёров Протопопова по игре в домино.
– Мистер Хейендопф приглашает вас к себе.
– Как к нему пройти?
– Мне поручено вас сопровождать.
Проходя по двору, мимо арки-подъезда, Сомов мимоходом прикоснулся рукой к щеке. Надо побриться! Как хорошо, что он не взял с собой бритвы. Теперь есть повод лишний раз выйти из казармы. Надо было расспросить Домантовича о распорядке дня, а то майор неразговорчив.
Всё же Сомов попытался завязать с ним беседу.
– Давно ваша группа находится здесь?
– Сопровождая вас, я выполняю служебное поручение, но это не означает, что между нами возможны какие-либо отношения, кроме официальных, – сердито буркнул тот. – Я просил бы это запомнить!
– Вас я, кажется, ничем не обидел… Что касается Протопопова…
– Предупреждаю: моего самого близкого друга!
– Тем хуже для вас.
– Щенок! Так разговаривать со старшим боевым офицером? Да знаете ли вы, что я пять раз ранен, что я… что Протопопов… – захлёбываясь словами, майор вплотную подступил к наглецу.
«Боевой офицер! Пять раз ранен! За кого же ты кровь проливал, мерзавец!» – хотелось крикнуть Григорию, но он холодно сказал:
– А у меня одиннадцать ранений и почти столько же наград! Что такое боевая дружба, я знаю не хуже вас! Только я никому, даже другу, не позволю навязывать мне свои взгляды и убеждения.
Ничего не ответив, майор поднялся на крыльцо у ворот и, пропуская Сомова вперёд, указал:
– Кабинет налево!
Комната, куда секретарь впустил Сомова, меньше всего походила на служебное помещение или даже частный кабинет. Ковры и картины по стенам. Множество столиков, тумбочек и полок, заставленных посудой, статуэтками, старинными часами. Прямо на полу в углу навалом книги в дорогих переплётах. Создавалось впечатление, что через несколько дней в этой комнате откроют антикварный магазин.
Хозяин кабинета, в одной майке, в форменных брюках американского офицера, сидел у старинного письменного стола и с помощью лупы рассматривал какую-то крохотную безделушку.
– Сомов? – на чистейшем немецком языке спросил он.
– Да.
– Мне не очень нравится ваш внешний вид. – Хейендопф, отложив лупу, смерил Сомова взглядом с головы до ног, словно и впрямь проверял, всё ли у того сделано по форме.
– А мне не нравится ваш вид, – спокойно заметил Сомов, зная, что это пароль.
– Семьдесят…
