— Зачем им так поступать? Если им велели охранять документ, то лучше было не обнаруживать себя, — заметил Макс.
— Например, на тот случай, если след документа потеряется, чтобы его можно было найти через много лет.
— Да, но мы пока не знаем, что там сказано. Может, это подсказка насчет того, где надо искать документ, а может, просто шутка пьяного норвежца, который отдыхал в Афинах.
— Нам нужна точная копия надписи, — сказал Афдера.
— Как мы ее добудем? Придем ночью и унесем скульптуру?
— Попросим разрешения у мэрии.
— Ага, они позволят нам прийти в арсенал, положить на спину льва лист бумаги и зарисовать руны.
— Можно сфотографировать каждую букву по отдельности. На это разрешения не требуется.
— Вот это хорошая идея, — одобрил Макс. — А что потом?
— Найдем человека, способного прочесть надпись. Я позвоню в университет Тель-Авива и в музей Рокфеллера в Иерусалиме. Там есть люди, способные нам помочь. Могу сделать это хоть сейчас, — предложила Афдера.
— Давай. А я свяжусь со своим приятелем, который увлекается фотографией. Он может помочь напечатать снимки.
— Сколько времени ему нужно?
— Если снимем сегодня, то вечером все будет готово. Он сам проявляет пленки.
— Тогда предупреди его о том, что он нам нужен. Только пусть проявит сегодня, хоть ночью. А я пойду звонить Илану в музей Рокфеллера.
— Привет, Илан.
— Привет, красавица. Откуда звонишь?
— Из Венеции. Нужна твоя помощь.
— Для тебя — все, что угодно. В память о твоей бабушке.
— Посоветуй, к кому обратиться для перевода рунической надписи.
— Рунической? Но это мертвый язык…
— Да. Но в Венеции есть скульптура с такой надписью. Я хочу знать, о чем она говорит.
— Кроме Гудрун Стромнес из Норвегии, не могу назвать никого. Она преподает скандинавские языки в университете Ругаланд. Это в трех сотнях километров на запад от Осло. Мы познакомились на лингвистической конференции в Тель-Авиве. Гудрун обязательно поможет. Сошлись на меня и скажи, что мне очень понравился вышитый платок, который она прислала.
— Не знаю, как тебя благодарить, Илан.
— Возвращайся работать в Иерусалим. Другой благодарности мне не надо.
— Знаю. Спасибо еще раз. Крепко целую.
Сразу же после разговора с Иланом Афдера набрала номер норвежской преподавательницы.
— Профессор Стромнес?
— Да.
— Я Афдера Брукс из Венеции. Мне дал ваш номер Илан Гершон.
— Как он там?
— Все хорошо, хотя, по правде говоря, мы виделись несколько месяцев назад. Илан велел передать, что ему очень понравился ваш вышитый платок.
— Он жалуется, что не хватает денег на раскопки, да?
— Вижу, вы знаете его вдоль и поперек. Жалуется, конечно. Мол, на археологию денег нет, а на танки и самолеты есть всегда.
— Да, это Илан и это Израиль… Кстати, зови меня просто Гудрун.
— Илан сказал, что ты можешь помочь мне с переводом рунической надписи. Она сделана на спине льва.
— А лев где — в Венеции?
— Да, в арсенале. Моя сестра Ассаль выяснила, что когда-то он стоял у входа в Пирей. Надпись оставили воины-скандинавы. К нам лев попал как военный трофей, в конце семнадцатого века. Сестра утверждает, что надпись сделана древними рунами. Нам нужно понять, о чем она говорит, если это вообще не бессмыслица.
— Попробуем. Как я прочту текст?
— Мы попросили одного фотографа сделать цветные и черно-белые снимки этих рун. Они будут готовы сегодня вечером. Я могу выслать их через «Федерал экспресс».
— Записывай адрес. Сколько времени ты мне даешь?
— Сколько понадобится, но чем раньше, тем лучше. Без этого я никак не смогу продолжить свои исследования.
— Как только получу фотографии, сразу же сяду за перевод.
— Спасибо, Гудрун. Буду ждать новостей от тебя.
— Ты сама приедешь забирать перевод?
— Если нужно, могу приехать. Только предупреди заранее.
— Идет. Пока, Афдера. Привет Илану.
— Непременно. Спасибо тебе.
Вечером сотрудник «Федерал экспресс» забрал из Ка д'Оро толстый желтый конверт с норвежским адресом. Афдере оставалось только ждать.
Берн
Той же ночью какой-то мужчина, одетый в черное, бесшумно проник на территорию фонда Хельсинга, умело обойдя все посты и ловушки. При нем был черный чемоданчик, в каких держат инструменты, и длинная веревка с крюком на конце. Человек обогнул здание главного офиса и прислушался.
Все было тихо. Собачий лай уже замолк. Мясо с подмешанным в него снотворным сделало свое дело.
Человек в черном метнул крючок, зацепил им за карниз и поднялся по веревке до слухового окна. В конце длинного коридора виднелась дверь с бронзовой табличкой: «Ренар Агилар. Директор». Незнакомец осторожно вошел в кабинет, осмотрелся, но не заметил ничего особенного.
На столе лежала баночка с мятными карамельками. Непрошеный гость опустился на колени, открыл чемоданчик, вынул поддон и извлек великолепный экземпляр Oxyuranus microlepidotus, или тайпана — самой ядовитой рептилии на планете. Яд ее был в пятьдесят раз сильнее, чем у кобры, и в восемьсот раз — чем у гремучей змеи. При укусе она впрыскивала в жертву десять миллиграммов токсина. Этого было достаточно, чтобы уложить на месте роту солдат.
Тайпан дремал. Человек в черном умело взял его за голову и сжал ее, чтобы обнажились зубы. После этого он положил животное так, что его зубы оказались на краю флакона. Яд медленно потек внутрь.
Затем член братства взял со стола баночку, достал из чемоданчика маленькую кисть и принялся легонько, совсем по чуть-чуть, смазывать ядом обертки конфет. Теперь надо было затаиться в темном углу и ждать.
Часа через три по гравиевой дорожке прошуршали шины «мерседеса». Агилар, как обычно, явился в свой кабинет к пяти утра. Учитывая разницу во времени, это был лучший час для переговоров с коллекционерами, живущими за океаном.
Директор фонда положил портфель на стол и стал дозваниваться в Сеул. Ожидая соединения, он достал из банки карамельку, ловко развернул ее зубами и отправил в рот.
Эффект был немедленным. Яд моментально дошел до нервных окончаний, и Агилар стал задыхаться. Когда на всем его теле выступил обильный пот, он различил во мраке лицо отца Альварадо.
— Где книга? — спросил член братства.
— Кто вы? Что за книга? — Голос Агилара делался тише едва ли не с каждым слогом.
Альварадо вынул из кармана флакон с прозрачной жидкостью:
— Вы приняли яд тайпана, самой ядовитой в мире змеи. Не считайте меня идиотом. Если вы скажете, где книга, то получите противоядие. Если нет — умрете мучительной смертью. Я все равно узнаю то, что хочу, только чуть позже. Еще раз спрашиваю, где книга?
Агилар дрожащими пальцами сорвал с себя галстук и расстегнул синюю рубашку, мокрую от пота.
— Я не знаю, о какой книге вы говорите.
Монах склонился к его уху:
— Вам осталось жить несколько минут. Если не скажете, то умрете. Два миллиона, украденные у Ватикана, будут вам ни к чему.
На лице директора нарисовался ужас. Яд уже начал свое разрушительное действие, проникая в кровь, оказывая влияние на мускулы. Следующей стадией была почечная недостаточность. Боль сделалась почти нестерпимой, но опытный отравитель Альварадо выбрал такое количество токсина, чтобы Агилар не сразу умер и мог говорить.
— Я продал ее человеку из Гонконга. Дайте мне противоядие, прошу вас, — прохрипел мошенник.
— Нет! Кто этот человек из Гонконга?
— Делмер By. Спасите меня. Я больше ничего не знаю.
— Скажу вам кое-что, господин Агилар, — опять наклонился Альварадо к умирающему, чтобы тот лучше слышал. — После вашей смерти все, чем вы владеете, перейдет в руки других. Смерть и «Братство восьмиугольника» настолько неотвратимы, что дали вам отсрочку длиной в жизнь. Сейчас смерть уже совсем близко от вас. Если вы обманываете церковь в первый раз, то это ваша вина. Если во второй — наша. Итак, вы приговорены к смерти «Братством восьмиугольника».
— Противоядие… дайте…
Это были последние слова Агилара. Септим Альварадо убедился в том, что с ним покончено, простер правую руку, вытянул три пальца и произнес:
— Fructum pro fructo, silentium pro silentio.
Монах опустил на тело восьмиугольник и исчез в потемках так же незаметно, как явился.
Из будки, стоявшей на швейцарско-итальянской границе, Альварадо позвонил монсеньору Мэхони.
— Fructum pro fructo.
— Silentium pro silentio.
— Приговор исполнен, — доложил Альварадо.
— Книга при вас?
— Нет, но я знаю, где она и у кого. Манускрипт продан миллионеру из Гонконга Делмеру By и сейчас находится у него.
— Хорошо. Возвращайтесь в Венецию за новыми распоряжениями, — велел Мэхони.
— Надо ли мне ехать в Гонконг и добывать книгу?
— Корни терпения горьки, но зато плоды — сладки. Это лучший путь к достижению наших целей. Повторяю, в Венеции вы получите новые распоряжения. Делайте так, как вам сказано. Fructum pro fructo.
