Он говорил и видел, что правильно говорит. Женя вдруг вспомнила и о собственной беспамятной ущербности, и о том, что именно Глеб провел рядом с ней все последнее время, и это к нему она обращалась, когда не могла что-то вспомнить, и его одного в таких ситуациях она только и не стеснялась… И она устыдилась…
– Нам надо быть искренними, это правда, – продолжал развивать свой успех многоопытный Глеб. – Доверие друг к другу, тут ты права, Женька.
Растроганная, она едва не плакала.
– Прости, что я так себя повел, – сказал Глеб. – Да, это правда. Я знал одного человека…
В конце концов, он ничем сейчас не рисковал. Ему было нужно только одно – завоевать доверие Евгении. И он был близок к цели, он видел это. И почему бы в таком случае не рассказать ей про мужика. Не все, конечно. Только обозначить тему, так сказать.
– Сюда приходил человек, Жень, который тебя явно знал.
– Кто он?
Вот здесь уже можно было юлить. Он даже знал, как надо сделать, чтобы выглядеть убедительным.
– Понимаешь, он пришел, – сказал Глеб. – И оставил мне деньги. Я так понял, что это деньги не для меня, а для нас с тобой. Чтобы нам с тобой было на что жить. Он о тебе заботился, Жень.
Глеб намеренно не касался вопроса, когда именно это было. Он не хотел, чтобы Женя узнала о том, что тот мужик ее сюда привез. И уж тем более – что она Глебу не родная.
– Это тот человек? – уточнила растерянная Женя.
– Какой?
– Ты говорил, что у меня кто-нибудь должен быть. Что он старше меня.
– Да! – с готовностью подтвердил Глеб, в душе радуясь тому, как все чудесно сейчас складывается.
Кирпичик к кирпичику.
– Ты его знаешь? – спросила Женя.
– Нет. Он даже имя свое мне не назвал. Но я понял, что он как-то связан с тобой.
– Как?
– Этого я не знаю, – сказал Глеб с видом только что исповедовавшегося человека.
И теперь он имел право на ответную искренность. Он нигде не ошибся, и он все сделал правильно. Он это чувствовал.
– Он был здесь, в этой квартире, – попыталась окончательно уяснить для себя Женя.
– Да.
– А был ли такой момент, когда он оставался один?
– То есть? – не понял Глеб.
– Может быть, ты вышел из комнаты и не видел, что он делает? – предположила Женя.
– Да, – наугад сказал Глеб, внутренним чутьем уловив, что такой ответ – единственно верный.
– Все сходится, – со вздохом сказала Женя.
– Что сходится?
Глеб с трудом скрывал радость. Он снова не ошибся. Женя ушла и вернулась с книгой в руках. Тонкая зеленая обложка. Федор Михайлович Достоевский. «Преступление и наказание». Женя быстро перелистала страницы, нашла нужную, где на нижней половине страницы кто-то вписал от руки: «Женя! Отнесись к этому серьезно! Для тебя есть важная информация, которую можешь получить только ты и никто другой об этом знать не должен. Ты все узнаешь постепенно, если будешь последовательно делать шаг за шагом. Первый твой шаг: посети почтовое отделение 129344 на улице Летчика Бабушкина, дом 7 и в абонентском ящике № 24 забери предназначенный для тебя пакет. Ключ от ящика ты найдешь в металлической коробке из-под печенья. Открой верхний ящик секретера, который стоит напротив книжной полки, откуда ты только что взяла эту книгу. В ящике увидишь круглую металлическую коробку. Ключ от абонентского ящика узнаешь по желтой ленте». И приписка ниже: «Глеб не должен ничего знать. Эту страницу теперь вырви и сожги, а книгу аккуратно верни на прежнее место».
Глеб прочитал текст и поднял глаза на Женю.
– Кто это написал? – спросил он.
– Тот человек!
– Какой человек?
Глеб был так растерян, что даже не сразу понял, о ком идет речь.
– Тот человек, который сюда приходил! – убежденно сказала Женя. – Глеб! Я пошла на почту – и там был конверт! И в конверте деньги! А потом я пошла в банк – и там снова деньги! И я боюсь, Глеб! Я не понимаю, что все это значит!
* * *
– Пробили мы пальчики твоего покойника, – сказал генерал Калюжный. – Павлов Олег Николаевич. Уроженец города Чебоксары. Русский. Образование высшее. Директор офшорной компании, зарегистрированной на Кипре в одна тысяча девятьсот девяносто девятом году…
Слушавший генерала Корнышев насторожился.
– Он офицер действующего резерва, Слава, – сказал Калюжный. – Капитан.
– Получается, что я своего убил?
– Слава! Нервы у тебя крепкие, я знаю, – поморщился Калюжный. – И в истерике ты, как институтка, биться не будешь. Правильно?
– Как же так! – не мог прийти в себя Корнышев. – Он чей? Он наш?
– Он пришел тебя убить! – внушал Калюжный. – «Наш»! «Не наш»! Какая тебе разница, если ты мог бы там сейчас лежать, в доме Ведьмакиных! Он пришел тебя убивать! Ты это понимаешь?
– Я понимаю. Но в голове не укладывается.
– Они сторожа там оставили. Присматривающего.
– «Они» – это кто? – уточнил Корнышев.
– Наши предшественники, Слава. Те, на кого работал полковник Ведьмакин. Сам Ведьмакин про этого Павлова, я думаю, ни сном ни духом. Он свою часть работы выполнял… Я Ведьмакина имею в виду… А рядом были люди, у которых своя работа. Попова там оставили для того, чтобы рубить концы, если это понадобится. Чтобы в случае чего всех Ведьмакиных – в расход.
– В случае – чего?
– Если на них выйдут такие, как мы. Смотри, сам Ведьмакин мертв, его убили и кремировали. Якобы. Семья его живет на Кипре и ни о чем не знает, они не в курсе служебных дел полковника Ведьмакина. Но в случае опасности, если вдруг какое-то расследование начнется, если появится кто-то, кто будет искать эти пропавшие миллиарды, – тут запускается механизм уничтожения.
Калюжный двинул по столу стопку бумажных листков. Корнышев покосился на бумаги и узнал их – это был его собственноручно написанный сразу по возвращении с Кипра рапорт.
– Ты здесь воспроизвел свой разговор с абонентом в Цюрихе, – сказал Калюжный. – Я еще раз внимательно его изучил. Механизм уничтожения, о котором я говорил, включился в тот самый момент, Слава, когда ты в Цюрих позвонил.
– Это я понял еще на Кипре. Он сказал мне, что будет звонить в полдень. И не позвонил. Он просто к двенадцати часам прислал убийцу. Я еще когда с ним ночью разговаривал, то понял, что ему очень важно знать, что я – это я. Что звонок не случайный и что это связано именно с Ведьмакиным. Я назвал ему фамилию Ведьмакин – и это слово было как пароль, я это сразу почувствовал. Но кто бы мог подумать, что будут убивать!
Корнышев покачал головой, вновь мысленно переживая случившееся на Кипре.
– Они давали возможность Ведьмакиным жить спокойно и никак себя не проявляли, пока не получили сигнал о том, что на Ведьмакиных вышли. Вписанный от руки в путеводитель телефонный номер – это только одна из оставленных ими закладок, я думаю. Там были еще какие-то закладочки, на одну из которых непременно были должны наткнуться люди, которые ищут пропавшие миллиарды. Только эти люди, которые ищут тщательно, которые знают, что искать, где искать и как искать… И если кто-то позвонил в Цюрих и назвал фамилию Ведьмакин – это значит, что кто-то вышел на след президентских миллиардов.
– Но как же так! Ведь они против своих, получается! Своих же косят без разбора!
– «Свои» – это мы? – приподнял бровь Калюжный.
– Ну конечно!
– А откуда им знать, что это свои?
– Разобраться же можно! – убежденно сказал Корнышев. – Выяснить для начала, кто позвонил в Цюрих! Встретиться! Прощупать! Это же элементарно делается!
– И что бы они выяснили, встретившись с тобой?
– Что я такой же, как они. Что я офицер, а не бандит с большой дороги.
– А разве погоны на твоих плечах – стопроцентная гарантия того, что ты действуешь в интересах государства, а не в интересах какого-нибудь подонка? – спросил Калюжный.
Корнышев молчал, потому что ему открылась логика рассуждений генерала. И нечего было возразить.
– Они выстроили систему безопасности с большим запасом прочности, – сказал Калюжный, и в его голосе Корнышеву почудилось что-то похожее на уважение. – Вот эта история, – он похлопал ладонью по докладной записке Корнышева, – меня даже немного напугала, если честно. Потому что мы прежде недооценивали их, похоже. После того как мы вышли на Ведьмакина, дальше уже дело техники. Я, по крайней мере, так думал. Раз есть зацепка, значит, всю веревочку вытянем. А оно вдруг – раз! – и оборвалось. Все намного сложнее, оказывается. И так легко мы до этих денег не доберемся.
